Семейные тайны

- Как? Уже выпустили? - изумилась Асия, готовая...

- Успокойся, он еще сидит. Но все прежние радости при нем, правда, он за решеткой, но наверняка кое-что припрятал, кейфует себе.

Асия вздохнула:

- Эх ты? Разве в этом жизнь, есть и пить? Он как человек мертв. И потомкам его долго смывать это пятно.

И еще!! Жгло и жгло Расула, долго будет жечь:

"И ты не лучше Джанибека!" Асия сгоряча сказала Расулу и жалела потом, что сказала. Было однажды: ворвалась к нему, схватила, тормошит:

"Как тебя расшевелить? Ну, сделай что-нибудь!" Притронулась, будто обняла, и растерялась.

А Расул поддался: "Ну, куда пойдем? Налево, к бывшей Трамвайной,- это вниз и вниз,- или направо, где Телебашня,- и торжественно: - По улице имени Ильдрыма?.. А главное, с чем?.."

- ДО САМОГО ДОЙДУ!..

- ПОЗДНО!

- ЧТО ПОЗДНО? ЧТО? ПОЗДНО ЧТО?!

- Расул, ты спишь? - УСЛЫШИТ ЕЩЕ СТАРУХА!.. Ни звука. НЕУЖТО ОНА НЕ ПОНЯЛА?

И Расул о том же. И старик. И даже сама старуха: он ли?..

- А ты, Ильдрым, спишь? - Имя это жутко повисло в черной тишине.

И Расул откликнется:

- Нет, не сплю!

Голосом Ильдрыма.

И копится что-то в глубинах, вздымается, рвется наружу. Вот оно, рядом. Начинается. ДА, ДА, ДЖАНИБЕК, И ГРЯЗЬ КАК ЛАВИНА ПО ПЯТАМ, НО ОТЧЕГО ТЫ МОЛЧИШЬ? И смоет, и вычистит, нет, не море, а океанские волны - грянут и смоют!.. Ты это брось, Джанибек, ТАКАЯ ВЫСОКАЯ ВОЛНА, ЧТО И НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ НЕ СПАСЕШЬСЯ, алмазные лезвия хребтов.

А в поле, тьма-тьмущая, раскрылись коробочки, успеть бы. И высыпали все, кто имеет руки, надо спасать, согнаны сюда срывать невесомые, пять граммов всего лишь, припасть и выпрямиться, и еще, и еще! азарт, энтузиазм, спины, согнутые из края в край, некогда разогнуться, ломит в пояснице, еще столько белеет впереди! успеть бы! перестоит - потеряет в весе, осыплется, загрязнится!., поднимай потом с земли, согнулся в три погибели - и хруст! пополам!..

И песни грянут! И жаркое солнце жжет почерневшие спины, иссушая, и еще! и еще!., и хватит удар!..

А прежде... Но кто слушает Асию? Расул спит меж двух стариков. А прежде, думает свою думу Асия, полив. И рыхление. И сорняки!! рвешь, а они вырастают, рви и рви!., и удобрить почву! а они вылезают, и Асия снова и снова выдирает их с корнем. Чтоб неповадно было!., из края в край торчат.

И запах нефти доносят ветры сюда, в эту степь, эту Миль и Мугань, звучащие как песня, родные земли, и ты засыпаешь, валишься с ног как убитый, чтобы опять и опять припасть и выпрямиться, с трудом разгибая поясницу, чтоб снова припасть: всего лишь пять граммов, и надо непременно успеть, и не выпрямиться, сломаю хребет.

Мечется Асия по полю и кричит, ищет Ильдрыма.

"Меня?" - ей все время попадается на глаза Расул.

"Нет-нет, Ильдрыма ищу!" - И снова кричит: "Иль-дрыыыыым!"

"Чудачка, кличет Молнию,- хохочут, откуда взяться Ильдрыму-Молнии? ни облачка, и жарит солнце!" Были ливни весенние, а потом жара. И семя задыхается, не успев проклюнуться, заживо погребенное под травой, как корка, землей, долби ее киркой что есть силы.

И снова кричит: "Нет, я не тебя! Я Ильдрыма!"

В ушах гул. Грохочет, ухает, и рукой, большие рукавицы, каска на голове, в брезентовой накидке,- взмах.

"Вот же он, Асия, твой Ильдрым!" - Но ни он не слышит их, ни они, рядом в трех шагах,- лязгают цепи, по губам лишь прочтешь: "Давай поднимай!"

И будут новую вкручивать, а потом снова и снова трубы вонзятся в пласт, пока не доберутся до нужной глубины. А там или обуздают, вогнав в послушное русло, или их отбросит темная масса в яростном гневе.

Накинули на него сеть, будто Расул - рыба или зверь какой, хочет выпутаться, где концы?! есть! не разорвать! сердце!., (а выход - вот он, в кулаке зажат, и пальцы никак не разогнуть, зигзагом искривило рот).

19

И снова, как это уже было, круговорот времен: что-то забыто, но может всплыть, что-то молоточком выбито,- мозаичное панно, и он, ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ, взирает, или кажется, что выбито, а лишь известкой закрашено, устранишь тонкий слой - и предстанет во весь свой исполинский рост, красуясь широкими плечами, хоть и карлик, до блеска начищенными сапогами, ибо хромовые," а что-то унесено в небытие, но может, как подует ветер с далеких далей, может появиться вновь, будоража во сне - видеть покойника живым к перемене погоды, а это и есть перемена, как подует, принося с собой обильные осадки и сердечные приступы, ветер то ли с Арктики, то ли с Антарктики, и чьи-то стихи, вспомнить бы! Аскера Никбина? некогда сочиненные электронной машиной по заданию Агила?

"Схватились намертво два полюса: тайм то в пользу Арктики, и тогда весенние запахи дурманят головы, то в пользу Антарктики, и тогда сосульки свисают с усов, вышедших из моды. Ни судей, ни секундантов, лишь безусые зрители".

А между тем будь иначе,- а впрочем, это уже было. Расул сказал Лейле, что, не заезжая домой ("А вдруг предчувствие обманывает меня?"), пойдет на бокс, ему достали билет на знаменитого Али-Мухаммеда, сразу два святых имени, шиит?., преследуемого на огненной родине за отказ участвовать в войне за веру.

С работы пешком до метро, и на пересадке вдруг голос: "Иди домой, и ты увидишь!" Нет, не надо. "Я даже хочу, чтоб и у Лейлы также..."; ни ревности, ни боли. Домой! Вот и улица. Шел нехотя, словно преодолевая чье-то сопротивление. "Но ты хочешь увидеть!"

Не помнит, как вошел в лифт.

Стук двери лифта.

Я ЗНАЮ ТВОЙ СТУК.

- И тут же - своим ключом, рука дрожит, но что это?! дверь отворяется трудно, а потом КТО-ТО изнутри закрывает замок, сначала не понял, кто же противится?! и обожгло: Лейла!.. ТЫ ХОТЕЛ УВИДЕТЬ! Надавил на дверь, так и есть: Лейла! в ТАКОМ виде!..

- Уйди! - Лицо искажено страхом.- Я прошу тебя!

- Я чувствовал! я знал!..- И его нелепое, уши слышат, но смысла не улавливают: - Не буду скандалить. Я голоден (??). Пройду прямо на кухню.

В овальном зеркале мельком увидел себя, белый-белый. Сердце!.. "Ну вот, ты же хотел!" Нет сил смотреть на Лейлу, больно. Скорее бы тот ушел, не увидит, кто ж?

- Он сейчас уйдет... Успокойся, мы должны поговорить.

- Все ясно.

- Нет, не ясно!..- ГОВОРИ, Я ХОЧУ ТЕБЯ СЛУШАТЬ И ДАЖЕ ПРОСТИТЬ.

Кривая усмешка. ТЫ ХОТЕЛ СВОБОДЫ, ВОТ ОНА, ОТЧЕГО Ж НЕ РАДУЕШЬСЯ? Крах! И даже... да, да, именно это чувство! зависть! к тому, который... Лейла исчезла и тут же вернулась.

- Он ушел. Давай спокойно... Я понимаю, я виновата, но и ты!..

ВОТ-ВОТ! И Я ДАЖЕ ХОТЕЛ, ЧТОБ У ТЕБЯ БЫЛО.

- Никаких разговоров! кончилась твоя власть, и я обрел долгожданную свободу! НИСА!..

- Как ты можешь?..

И даже легкость какая-то! Но отчего такая острая боль в сердце? И обида такая, что... И скорее узнать, кто ж он?! Ах, из Кукольного ее театра! выбрала из молодых, одаренных и... ну да, она говорила!! "Он слишком юн... А почему мне никто не может нравиться?! А что? И весел, и остроумен, и внимателен! Вздохнула.- Будь спокоен: нас слишком многое связывает, И Я НИКОГДА НЕ ДОПУЩУ, ЧТОБ МЫ СТАЛИ ПОСМЕШИЩЕМ В НАШЕМ РОДУ И ЧТОБ ЭТО ОТРАЗИЛОСЬ НА ТВОЕЙ КАРЬЕРЕ".

Кукла!

- А где твоя кукла? - присел даже на кровати.

- Какая? - и снова, как тогда, покраснела.

- Не его ли ты думала сотворить?

- Той куклы уже нет.

- Исчезла как кукла, чтоб ожить как... НАДО ГРУБОЕ СЛОВО, любовник?

- Ты не смеешь говорить пошлости. Я, если ты хочешь знать, не чувствую за собой никакой вины. В том, что случилось, ты виноват в не меньшей мере.

Ну вот, по всем линиям... Расул даже представить не мог, МОЯ САМОУВЕРЕННОСТЬ, что это возможно, и объяснял ее холод, ТЫ СМЕШОН, неотвратимо грядущим ее угасаньем.

- Мы оба, и ты, и я, разрушали.

- Ответь мне, Лейла,- и до семи утра говорили, вспоминая, оправдываясь, осмысливая с первого дня и за все эти четверть века и стычки, и ссоры, и мирные счастливые отношения: