Семейные тайны

А потом Лейла плешивого взяла, разглядывает," Расул вспомнил, как долго она с куклой возилась, и плешь чтобы была заметна, ярко горела, как начищенный до блеска медный пятак.

Плешивый - только имя, а красавец, и если на голову высокую каракулевую папаху, и плешь не увидишь. Бахадура, когда он приезжал к ним, повела в свой театр, на восточную сказку.

"Он на меня смахивает, твой плешивый",- сказал Бахадур.

"Да? - удивилась Лейла. Расул пригляделся: точно! - Я невольно. Мне просто надо было парня красивого и смекалистого: шутка ли, на шахской дочери жениться вздумал!.. А ты для меня самый красивый! И умный!" (Поцеловала брата.)

Лейла бросила плешивого в корзину.

Помнит Расул, что одна мужская фигура была, помимо патриарха, молодой парень, худой, высокий, и черты, схожие с Лейлиными. "Возможный сын?" подумал тогда Расул, но каштановые волосы, и нос прямой, без горбинки, как у нее.

- Впрочем, тебе лучше удаются молодые куклы.

- Разве?- И снова, как в тот раз, Лейла густо покраснела.

- Кстати...- Но умолк: вспомнил, что когда впервые увидел ту куклу, задвинутую, спрятанную за занавеской, почувствовал, что Лейла встревожилась. И тут же с ходу, помнится, спросил:

"Ты часто с ним возишься?"

"Да?" - вот здесь она густо покраснела, чего с нею прежде не случалось. ТОСКА ПО СЫНУ, подумал тогда Расул.

"А он на тебя похож".

"Я думаю создать..." - и запнулась, НЕДОВОЛЬНА, ЧТО Я УВИДЕЛ КУКЛУ.

"По своему образу и подобию?" - пришел ей на помощь Расул, продолжая пристально разглядывать куклу.

"Увы,- вздохнула,- ты не поймешь".

"Отчего же?"

"Я хочу вложить в него всю свою любовь".

"Как всевышний в свое детище?" НЕ НАДО О СЫНЕ!

"А он и есть дитя".

"Кто?"

"Тот, кого я хочу создать..."

Расул удивился, и, будто спеша успокоить его, Лейла сказала: "Это ты, вернее, мой идеал, каким бы я тебя хотела видеть".

"Но он... чучело!"

"Ты хочешь сказать - кукла?"

"Пусть так!"

"Но я вдохну в него жизнь, и он будет всюду со мной".

Расул усмехнулся.

"Ты не веришь? - с чего-то вспыхнула Лейла и почти приказала: - Оставь его (?!) в покое".

Загадки какие-то.

Расул лишь на миг вспомнил о кукле-парне (давно ее не видно, этой куклы, лишь сестры на подоконнике, и патриарх куда-то исчез) и тут же устремился думами в родной город:

- Я никого видеть не хочу! Этот выскочка драмо-дел! паяц! артист! - С чего на Аскера Никбина взъелся? Ничем как будто не обидел, дружны со старшим свояком, даже восторгался им некогда, сидели у него на широкой веранде с видом на море, и Аскер Никбин разглагольствовал, "прежде упрекнув своих и похвалив соседей, где "поэты в почете", там в академиках и поэты, и собрания сочинений им, и высшие звания.

"Да, надо быть дерзким, я бы даже сказал, наглым, чтобы, зная, какие люди творили (и непременно называются Низами, Руставели и Лев Толстой), брать в руки перо".

"А что тебя побуждает писать, Аскер?" - спросил Расул.

"Сам не пойму"^

"Любовь?"

"Да, именно любовь!" - И с чего-то хохочет.

"Может,- пристал к нему Расул,- безумие?"

Задумался. Безумен ли он?..

"А что? Ты прав,- промолвил.- Каждый истинный поэт' безумец".

"Или отчаяние гложет душу?"

Как ответить Расулу?

"А знаешь,- продолжил Расул, так и не дождавшись ответа,- я вспомнил слова Джанибека, ведь он тоже сочинительством занимался (это когда их койки в военном лагере рядом в палатке были)".

"Разве?" - удивился Аскер.

"Трагедию однажды написал". "Джанибек - и трагедия?!"

"А потом порвал ее на клочки. Писать, сказал он, удел слабых. Легко властвовать в вымышленном мире!"

Аскер Никбин среагировал тотчас:

"Какой умница Джанибек, я восхищен! Да, слаб человек, и честолюбив, зуд власти не дает ему покоя. Но кому какая власть: мне в вымышленном, а Джанибеку и тебе в реальном, вот и поделим!"

"Ты не слаб,- пошутил тогда Расул,- свое не упустишь и в реальном мире".

Два дня назад - вот отчего зол Расул! - в фильме его видел, своего свояка: усищи, глазищи, ручищи, и тяжелый меч в руке (а он картонный), разит врагов, как взмахнет - десяток чужеземцев наповал.

"Это ж позор! Нет, я не ожидал,- всю дорогу кипел Расул,- что у Аскера такая неуемная жажда славы! Мало ему, что полез в драму, ничего в ней не смысля, и сочинил бездарный роман, якобы спасая хилую нашу прозу",- прислал и Расулу, переплел журнальные страницы, а на обложке золотыми, буквами Проза Поэта, пэ-пэ, так сказать.

"А ты, между прочим, хвалил",- заметила Лейла.

"Я только одну вставную новеллу одобрил, об Ильдрыме, и то за попытку постичь думы Ильдрыма в последнюю его минуту, но не сумел, ударился в патетику, дешевые охи: "Ах, Ильдрым, как ты мечтал о сыне!.." Мыслишка у него была, помню, о том, что мы привносим в переживания Ильдрыма наши думы, но в тот момент, когда на тебя идут волны и одна унесет в море, кто узнает, о чем ты подумал,- тут же уход в сторону,- и ты, кажется, читала (Лейла не читала, станет она время на сочинения Аскера тратить!), ни сюжета, ни характеров, роман-эссе, чтоб скрыть незрелость, так нет же, ему надо фотографиями увлечься, выставку пробить, ездить с нею по городам, и вот, еще сняться в фильме, сыграть роль легендарного борца против тирании!"

"Копирует".

"Кого?"

- "Забыл? Он даже к нам ТУДА (это на чужбину) со своей выставкой приезжал!"

"В оздвиженского?"

"Ну да! Как здесь, так и там".

Ни то, ни другое, ни третье, и Лейла не догадывается, хотя могла бы сообразить: Аскер Никбин похвалил Джанибека, две строки - да еще какие! - о нем в поэме: "Наш голос доносится с вершины горной..." (читай: Джанибек вознесен, и слышится его голос из самых-самых верхов).

"Может, беден мой свояк, деньги ему нужны, а?"

"Всем деньги нужны".

"И сын его, как зовут? Да, Агил, Умный!.. (Это он лепетал, тыча пальцем в Расула: "Говорить по-нашему не может!", а отец сыну негрубо: "Эшшей!")

"Но что ты знаешь об Агиле?" - упрекнула Лейла и задумалась: непонятный у Айны сын, и сестра переживает: "Наказание, а не сын!" - каждую минуту жди от него подвоха, тут еще институт бросил (какой?) и подумывает... но о чем?

"И этот,- перебил ее думы Расул, взявшись за нового свояка,- Махмуд!"

Недавно устраивали смотр местных обозревателей, вышел победителем: вырядился Махмуд, как петух, да еще телекраски, и через фразу: "Новое время! Новый стиль!.. Как отметил Джанибек Гусейнович..." - Все как будто должны знать, кто это такой, а он всего-навсего запра,вляет КамышПромом (добавить бы: аббревиатурным),- хоть и разветвленное, но ведомство, каких немало (то ли шестнадцать, то ли пятнадцать), как будто только сейчас узнали про эти самые камыши - их легкую прочность, полую несгибаемость и универсализм, и сыплет Махмуд загадками, уповая на наглядное пособие (и кий в руке, указка), где крючки-закорючки, многоцветье прямоугольников и ромбов, отчетливо воспроизводимое телекрасками, а меж фигур - стрелки, волнистые линии и пунктиром, связи и подчинения: прямые и косвенные, пирамидально-иерархические и бесконечно параллельные, непосредственные и, минуя, так сказать,опосредованные.

- ...шар на двух шарах,- это Расул о Джанибеке. Стоймя снежная баба, а лежа три нуля, Длинная Рокировка, поставленная на попа,- хохочет Расул, а Лейла впервые эти слова слышит, про нули и рокировку.