Дрянной декан

- Даже не думай! - я огрела его по носу и отошла на приличное расстояние, раздраженно шипя.

Все-таки он как был придурком, так и остался. Разве что перешел в категорию придурков-друзей.

Как бы то ни было, мои худшие ожидания оправдывались одно за другим. Скандальная сплетня расползалась по университету, будто черная плесень. Теперь уже не только студенты моей группы обсасывали новость со всех сторон, но и молодежь из других групп, потоков и даже факультетов. Кто будет следующим? Преподаватели? Ректор? Мои родители?..

Чего я совсем не могла понять, так это поведения Ромки. Все то время, пока вокруг меня зрел «заговор», он умудрялся находиться в центре событий и при этом как бы вовне всей этой грязи. Можно подумать, его старались оберегать от злых разговоров, либо он обладал феноменальной способностью фильтровать чужие слова, вбирая только нужное и полезное, а все остальное пропуская мимо ушей.

Иными словами, он был все тем же Ромой, что и осенью. Опаздывал на занятия (правда, уже меньше), слушал музыку через наушники и играл в группе, витал в облаках, тискал свою девушку и лениво флиртовал с остальными представительницами слабого пола.

На репетициях нам удавалось более-менее нормально взаимодействовать. В десны мы, конечно, не целовались с самого расставания, но и негатива от него не было, в отличии от остальной труппы. Ему и мне предстояло играть влюбленных, потому мы робели и стеснялись подходить друг к другу слишком уж близко — хотя режиссер требовал обратного.

Не думаю, что мы боялись чувств, которые могли бы вспыхнуть между нами заново. Просто, не сговариваясь, опасались реакции наших нынешних половин — за юным Верстовским коршуном наблюдала его новая девушка Ленка, а я не хотела ранить чувства его отца, который нет-нет да и заглядывал в актовый зал.

Насчет моих театральных успехов: руководство было моей игрой вполне довольно, чего не скажешь о Гардениной и ее новых подружках-подпевалах. Однажды вечером я с неприятным удивлением заметила, что некто неизвестный исключил меня из общего чата, посвященного грядущему спектаклю. А на следующей день на репетиции застала еще более досадную картину: я как раз вошла в зал, стараясь сделать это по возможности незаметно (после ссоры с Юлькой у меня выработалась привычка быть тихой и не отсвечивать лишний раз), и увидела девушек-актрис, обступивших режиссера.

- Еще раз: чем вам так не угодила Маргарита, что вы коллективно просите исключить ее из состава труппы? - устало и несколько раздраженно вопрошал Игорь Олегович.

Ему ответило целое многоголосие. Студентки жаловались на меня, не дополняя, а скорее перекрикивая друг друга.

- Я не знаю, мне нужно посоветоваться с Вениамином Эдуардовичем! Все, что вы рассказываете, не имеет отношения к ее профессиональным качествам, то есть, к спектаклю, - насупился режиссер, пытаясь отбиться от наступающих на него девиц.

- Не надо с ним советоваться, Игорь Олегович! Он предвзято к ней относится! - взмолилась Юля.

- А с кем еще? - ядовито поинтересовался режиссер. - Втянуть в это дело ректора? Позвонить президенту Российской Федерации?

- Мы не будем играть вместе с Красовской! - возмущенно завопила Лена Бердникова. - Ее аморальное поведение отбрасывает тень на всех нас! Выбирайте: или она, или мы!

Тут наконец заметили меня, застывшую в дверях. Мне было невероятно тяжело идти к остальным студентам и делать вид, что ничего не случилось. Но именно это я и сделала - если бы ушла, только выставила бы себя еще большим посмешищем. Я села на дальний ряд, глотая слезы и ожидая, когда меня вызовут на сцену.

Через полчаса в зал явился взбешенный Вениамин Эдуардович, целиком и полностью подтвердив мнение о своей предвзятости. Он остановился напротив сцены и, прервав репетицию, заявил безапелляционным тоном:

- Все, кому не нравится Маргарита Красовская, могут покинуть труппу прямо сейчас. Кто пойдет первой? Гарденина?

Гарденина как раз репетировала сцену вместе с Вячеславом, исполнителем роли Деметрия. Прервавшись на половине монолога, она затравленно оглянулась по сторонам и промолчала. Тогда Верстовский повернулся к остальным девушкам.

- Может, кто-то из вас тоже не хочет играть? Ну, чего застыли? Дверь находится вон там.

Лена медленно поднялась со своего места, но через пару мгновений также медленно села обратно - кроме нее желающих испытывать терпение декана не нашлось.

- Игорь Олегович, если вы еще раз вызовете меня с важной встречи из-за необоснованных распрей, я закрою весь этот балаган раз и навсегда, - резюмировал Верстовский старший, еще раз смерив собравшихся тяжелым взглядом. - Обойдемся без Весеннего спектакля!

Такого руководитель кружка театрального мастерства не мог вынести. Больше вопрос о моем «устранении» не поднимался.

Финальным аккордом стала реакция Ромы. Во время репетиции он никак не отреагировал на поведение девчонок, зато на другой день, стоило по аудитории прокатиться какому-то общему смешку, вызванному, видимо, замечанием в мой адрес, он вдруг покраснел, словно рак, и встал из-за парты.

- Немедленно прекратите эти пересуды! - рявкнул он, возвышаясь над всеми.

Группа тут же затихла, с любопытством таращась на одного из главных участников разворачивающейся драмы. Некоторые пришли в шок потому, что обычно флегматичный, сконцентрированный на получении удовольствий парень вдруг решил публично поскандалить; кто-то просто удивился тому, что юный Верстовский знает слово «пересуды».

- То, о чем вы сплетничаете, гадко и ужасно! Ни Рита, ни тем более мой отец не могут быть замешаны в том, что вы себе напридумывали! - Ромка повернулся ко мне. Его глаза пылали праведным гневом. - Знай, я на твоей стороне, и не верю ни единому их слову!

Я слабо улыбнулась ему.

Спасибо за поддержку, Рома. Лучше бы ты этого не говорил.

42. Считай меня своей собачкой

Возможно, правильным решением было бы уйти из «Сна», раз уже все в нем складывалось против меня. К чему мне эта война, это героическое сопротивление объединенным силам «зла» в лице Гардениной и ее новых подруг? Неужели только для того, чтобы доказать себе и им: со мной нельзя так обращаться! И я имею такое же право играть в спектакле, как и они, независимо от объекта моих воздыханий - если уж руководители кружка ничего не имеют против (и даже если они очень даже «за»).

В конце концов, большинство известных актрис театра и кино получили свои первые значимые роли через постель! Даже не знаю, успокаивал меня этот факт или не очень. Как бы то ни было, старания моих недругов привели разве что к тому, что декан отныне ходил практически на все репетиции. Верстовский воспользовался служебным положением, а именно курированием спектакля, чтобы лично наблюдать за успехами студентов на театральном поприще. А также оберегать меня от нежелательных нападок со стороны женской части труппы.

Мою благодарность ему за это трудно было выразить словами. А потому я большей частью молчала, стараясь не выдать себя ни взглядом, ни жестом... И все равно, наверно, выдавала. Актовый зал, казавшийся мне неуютным и угрюмым в отсутствии Вениамина, волшебным образом преображался, стоило ему оказаться рядом.

Настороженная враждебность, читающаяся в студенческом молчании, превращалась в томное ожидание момента, когда можно будет остаться наедине. Темные пыльные углы, коих хватало как за кулисами, так и в самом зале, становились потенциальными пристанищами, где мы могли скоротать мгновения некстати вспыхнувшей страсти. И сидя в зрительном зале на разных рядах и приличном расстоянии друг от друга, мне временами казалось, что мы сидим по соседству. Даже не смотря в глаза и не общаясь, его внимание было сконцентрировано на мне, а мое внимание - на нем.

Когда приходила моя очередь подниматься на сцену, я вздыхала, пыхтела, потела, заламывала руки и закатывала глаза - непроизвольно, конечно, но для пъесы Шекспира это было самое то. Игорь Олегович очень хвалил мою игру, и у меня были основания полагать, что делал он это не только потому, что побаивался Верстовского.