Страница 28 из 44
Но теперь-то уж не сделает, конечно. После такого этого. Потому что мама… она еще пожалеет. Вот попросит чего-нибудь, а Астрид ей скажет: иди, отнеси вон тот грибок на вершину горы Кор-Таррот, тогда и получишь, что просишь.
— Ну все, ты помыла?.. — донесся голос мамы.
— Помыла! — откликнулась Астрид, глядя на последнюю чашку.
Да ну ее. В этом доме слишком много чашек.
Чашка вылетела из окна, а Астрид весело побежала к маме.
— Давай, становись, где тебя сфоткать? — спросила мама.
— У меня в комнате! — взлетела по лестнице Астрид.
Она вбежала к себе и смахнула с кровати ореховую скорлупу и другой мусор, который вечно ленится убирать енот. Раньше он все убирал, а теперь почему-то комнату Астрид всегда оставляет на самый конец, а когда дело к этому концу подходит, он уже слишком уставший. И он обещает, что в следующий раз, а в следующий раз все то же самое.
Ну и что ей, самой, что ли, убираться? Вот еще. Она вам не поломойка. Шестнадцатый век на дворе, у всех немтыри и духи-служители.
У Астрид раньше тоже был немтырный талисман, но он потерялся куда-то.
— Ты что, хочешь, чтобы я тебя тут фоткала? — подчеркнуто нейтрально спросила мама.
— Да, а чо?..
— Да не, ничего… но знаешь, если он потом перестанет тебе писать… ты сильно-то не расстраивайся.
— Откуда ты знаешь⁈ — вскочила на кровать Астрид.
Она ей про Гертеги не рассказывала!
— Мама знает все, — приблизила лицо к лицу дочери мама.
Ее шея вытянулась, а глаза увеличились и почернели, превратившись в космические омуты. Астрид уставилась в них, проваливаясь в хтоническую бездну… и тоже ответила своим фирменным Взглядом.
Он недавно начал получаться.
Только у Астрид он пока такой… не хтонический, а… как бы это… наглический. Абсолютно наглый и самоуверенный. Такой, что аж самой себе в зеркале врезать хочется.
Но Астрид сдерживалась, потому что это взгляд же просто.
— В общем, дело твое, — убрала лицо мама. — Сейчас сфоткаю…
— Нет, стой! — спрыгнула с кровати Астрид. — Надо композицию сделать!
Она начала убираться… ну как убираться? Сгребать весь срач в один угол.
— Надо чтобы свет там падал, композиция хорошая, ракурс!.. — объясняла она, пытаясь запихать все лишнее в шкаф.
Он вроде многомерный, но место уже кончилось. Откуда у Астрид столько вещей? А надеть вечно нечего…
Мама терпеливо ждала, даже не пытаясь помогать. От нее дождешься, конечно. Это ж мама. Она это… Астрид недавно Копченый объяснял разницу между лидерами и тиранами. Что лидер — он типа как в одной лодке со всеми, только спереди. Он направляет лодку и гребет вместе со всеми. А тиран тоже спереди, но он не гребет, а просто распоряжается, а сам курочку жрет или еще чего.
И вот мама — тиран. Сто процентов.
— Вот так! — встала в красивую позу Астрид и лучезарно улыбнулась. — Такую инкарну! И потом еще какую-нибудь!
— Конечно, — примерилась мама.
Фотоаппарат щелкнул, из него вылез квадратик бумаги. Астрид сразу его схватила и замахала, чтобы инкарна скорей появилась. Эта земная магия доступна всем, но срабатывает медленней, и бумага тоже нужна особенная, на любой не получается.
И инкарна появлялась… и появлялась… и появлялась… пока не появилась вся…
— ЭЭЭЙ!!! — завопила Астрид, увидев себя именно на фоне того говнища, которое сгребла в один угол. — Ма-а-а-ам!!! Ну мы же договорились!!!
— Это тебе урок, маленькая Астрид, — сказала злая мама. — Уже оказанная услуга услугой не является.
Но она все-таки смилостивилась и сделала еще одну инкарну, хорошую. Улыбка, правда, на ней вышла уже не такая лучезарная, но ничего, сойдет. Астрид сухо поблагодарила и уселась у окна — писать письмо, которое эта инкарна будет сопровождать.
— Там, кстати, Компот пришел, — сказала девочка, поглядев вдаль. — Хочет чего-то, наверное.
Лахджа удивилась, выглянула в окно… и правда, Ахвеном. Суетится возле изгороди, подпрыгивает, взлетает и снова садится, руками машет. Явно внимание привлечь пытается.
Но молча. Ни звука не издает. Знает, паршивец, что тут кругом волшебники, помнит, каково было в бутылке сидеть.
А просто зайти-то он не может. За пять лет на усадьбе Дегатти накопилась куча противодемонических печатей — против конкретных демонов, против отдельных видов, против демонов в целом… эти самые слабые, конечно, универсальных печатей не существует. Но именно фархерримам зайти за изгородь очень трудно, если только они не в «белом списке» или их не призвали.
Лахдже не хотелось однажды увидеть на пороге толпу паргоронских родственников. К ней и так в любой момент может Абхилагаша наведаться.
Надо бы узнать, чего он приперся. Но тактично.
— Ты чего приперся? — спросила Лахджа, облокотившись на изгородь.
Надо бы заодно и розы полить. Рука уже удлинилась и нащупала лейку.
— Госпожа!.. — взмолился Ахвеном. — Разреши войти.
— Нет, — отрезала Лахджа. — Сначала говори, что тебе нужно. Я тебя не призывала.
— Мне… мне нужно убежище, — посмотрел ей в глаза Ахвеном. — Меня хотят убить.
Ну и взгляд у него. Как две ледышки.
А потом до Лахджи дошло, о чем он просит.
— Ах ты маленький подонок! — возмутилась она. — Я один раз тебе помогла, и ты посчитал, что теперь я все время буду тебя выручать⁈
Хотя он уже не маленький подонок. Он довольно здоровенный подонок. Ничего себе. Лахджа не видела Ахвенома около года, и за этот год он вымахал еще сильнее. Он все еще подросток… сколько ему, пятнадцать? Нет, уже почти шестнадцать… Подросток еще. А выглядит, как взрослый мужик. Локти и колени давно не торчат, здорово раздался в плечах, крылья отрастил здоровенные.
Все еще совсем молодой, да, тинейджер, но он выше Лахджи!
А год назад был ниже…
— Ты что, паразит, всю свою деревню объел, и теперь они жаждут твоей крови?
Ахвеном нервно рассмеялся.
— Нет, госпожа, но это дело личное. Можно, я войду? Мне нужно только разрешение.
— Ты ж не вампир, — хмыкнула Лахджа.
— Да у вас тут печати! — почти рявкнул Ахвеном, потрясая обожженной рукой.
— Ой, правда, что ли? — ужаснулась Лахджа. — Как это они появились, я и не заметила!
Ахвеном поджал губы. На мгновение его взгляд стал бешеным, но потом он принудил себя к смирению.
— Госпожа, прошу тебя, ПОЖАЛУЙСТА, впусти меня, — скрипнул зубами он. — Я все объясню, но давай внутри.
— Ладно, что ж я сделаю, проходи, — вальяжно сказала Лахджа.