Конечно, кровь

Охранники у дверей Нискирича фер Скичиры лениво развалились на стульях, небрежно махнув мне в сторону кабинета: мол, тебя только и ждут. Это же подтверждала приоткрытая, будто капкан, створка…

Постаравшись унять колотящееся после пуэтты сердце, я вошёл.

Внутри оказались двое. Отчим восседал на привычном месте за огромным столом, окружённый дымом любимого травяного оковалка. У правой стены на софе, устало опираясь на посох, притулился Уранц-Анкан.

При виде меня старый чу-ха сморщился, словно сжевал свежий лист перечной мяты, с точки зрения хвостатых — самого гадкого растения во всём Тиаме. Нискирич при этом улыбнулся, широко и зубасто, с явным превосходством.

— Куо-куо, отец! — Я не стеснялся использовать такое обращение в присутствии единственного чу-ха во всём гнезде. Этот самый чу-ха поморщился ещё сильнее. — Что-то срочное?

— Проходи, мой мальчик, — благодушно пробасил казоку-хетто «Детей заполночи», неопределённо помахав окурком. — Ты голодный?

— Нет, благодарю.

Фер Скичира подался вперёд, отчего крепкие мускулы под тёмно-синей тканью рельефно заиграли. Смотрел на меня лукаво, чуть с грустью.

— Отпадный наряд, сынок, — похвалил он, явно ожидая рассказа.

— Долго объяснять, клянусь… Скажи, зачем звал, у меня много дел…

— Ах, молодость-молодость, — с пониманием оскалился Нискирич. Покивал, — если бы её скорость совпадала с мудростью возраста… — И вдруг пригвоздил, причём без нажима или упрёка, а просто констатируя факт: — Тебя не было на сожжении Разрушителя. Жаль. Мы славно спели у его костра, и хору явно недоставало твоего голоса…

Видимо, у меня всё же отвисла челюсть, потому что поникший Уранц-Анкан злорадно усмехнулся, пригладил лысину на левой половине головы и звонко пристукнул извилистым посохом.

Байши! Прогиб, старина Прогиб, на пороге смерти ставший если не Разрушителем, то Защитником… А ведь я клялся, прямо на этом самом месте, причём искренне, что буду присутствовать на прощании с собратом по казоку…

Несмотря на открытое злорадство старого шамана, я не собирался скрывать эмоций — стало погано, прямо до печёнок… Что ж, вот и ещё одно невыполненное обещание в копилку безответственности Ланса Скичиры. Неужели когда-то я действительно мог полагать, что послан в этот мир для великих судьбоносных свершений?

Чтобы не видеть ехидной усмешки Уранц-Анкана, я прикрыл глаза. Мысленно попрощался с прилипчивым парнишкой, которому был обязан уцелевшей шкурой. Беззвучно извинился. Вновь пообещал обязательно воздать должное его бессмертной душе. И сказал без утайки:

— Так получилось, отец…

— Я лично положил в костёр парнишки его первую нашивку, — задумчиво продолжил Нискирич. — Это стала «За ранение, полученное при защите чести казоку». Как думаешь, не ошибся?

— Не знаю, — вытолкнул я через пересохшие губы, стараясь не сорваться в подготовленную ловушку. — Надеюсь, что нет…

К моему удивлению, отчим не стал давить, упрекать или выпытывать.

— Хорошо. Понимаю. Выглядишь уставшим.

— Очень хочу спать. — Я бросил рюкзак возле дверей и подошёл к столу, чтобы старик с посохом остался вне поля зрения. Решил сменить тему, лишь бы избежать возможных вопросов о самочувствии и причинах, к этому приведших: — Что там с «Кислотными шутами»?

Вообще Нискирича было не так-то просто сбить с толку. Сейчас мне удалось, якобы внезапно вспомнив про кочевую казоку наплевавших на законы улиц выродков, не брезговавших пожиранием убитых собратьев.

Отчим кивнул, причём с пониманием и одобрением — он ценил, когда я интересуюсь семейными делами и успехами «Детей».

— Утром отправлял поисковый отряд. — Чернющий пасюк задумчиво поскрёб длинный шрам на щеке, его левый зелёный глаз снова уставился в угол комнаты, будто обладал собственной волей. — Парни разметили Бонжур на сектора, неспешно, по-правильному. И, ты будешь удивлён, уже к вечеру наткнулись на борфов…

Я нахмурился. Не могу сказать, что когда-то всерьёз совал нос в мутные делишки «Детей заполночи». Но присутствие на родных улицах такой заразы, как «Шуты», было способно встревожить даже меня… особенно с учётом…

— Нет причин для волнений, мой мальчик, — по-своему прочитав эмоции на моём лице, попросил Нискирич. — Мы не позволим тварям осесть, обещаю. Уже завтра район увидит их мерзкие освежёванные туши на фонарных столбах. А одного, кстати, мы взяли живым…

Вероятно, я снова не смог удержаться от гримасы, потому что отчим улыбнулся:

— Не переживай. Тебе не придётся тратить на ублюдка драгоценный дар — сука отгрызла язык… Впрочем, мы всё равно узнаем их численность и дальнейшие планы.

Он не хвастался. Не клялся, не психовал, но каждый в этом кабинете был уверен, что именно так и произойдёт.

— Славные новости, — выдавил я. — А ещё мне бы хотелось знать…

— Зачем я притащил тебя в Нарост среди ночи? — закончил фразу старший Скичира. — Ты здесь, мой мальчик, потому что мне срочно нужна помощь. И на этот раз ты окажешься прав, если подумаешь о своём чудесном умении.

Шаман за моим плечом издал странный пискляво-хрипящий звук, но Нискирич предупреждающе поднял лапу, не позволив тому возразить. Вероятно, не впервые. А я вдруг представил, что в подвале казоку-шин сейчас сидит Ч’айя, по глупости покинувшая нору…

— Допросишь пару гостей, — продолжил Нискирич, когтем бережно срезая пепел с дымной палки в пальцах. — Хотя бы одного. Из «Прыгунов», если ты понимаешь. Они сейчас тоже здесь, парой-тройкой этажей ниже. Видишь ли, мой мальчик, мы разбили тарелку на крыльце их дома, так что отступать больше некуда.

Я с трудом сдержал невольную усмешку: казоку-хетто «Детей заполночи» только сейчас говорил об официальном объявлении войны, хотя фанга на улицах свистели уже не первый день…

Допрос? Ох, до чего же удачно…

Я со вздохом кивнул и потёр лицо ладонями, осознавая неизбежную своевременность пуэтты. Ункац-Аран тонко уловил мою измотанность и вновь растянул губы в злорадной улыбке. Вероятно, в случае отказа гадкий старикашка рассчитывал на ещё один шанс выслужиться, но я почти без промедления добавил, стирая ухмылку с его морщинистой морды:

— Конечно, отец, сделаю. Но затем сразу сбегу, сисадда?

— Вот мой мальчик! — радостно рыкнул Нискирич и вскинул лапы, словно хотел обнять прямо через здоровенную столешницу. — Я знал, что ты не откажешь своему неуёмному папашке!

Шаман снова поник, но сейчас — скажу откровенно, — мне было настолько наплевать, что я даже не насладился очередной маленькой победой над шарлатаном.

— Дай мне полчаса, — попросил я, распуская галстук-шнурок и пряча в карман. — И поточнее расскажи, что именно хочешь вызнать…

Сказать, что следующие тридцать минут пролетели одним мгновением — не сказать ничего. Натужное дыхание пленника, капающая с его подбородка слюна, сырость тюремной камеры и звон опустевших ингаляторов, которыми накачивали «Прыгуна» — всё слилось в пёструю безобразную картину, которую любой предпочтёт забыть как можно скорее.

Мысли в моей голове перекатывались бусинами из детской погремушки кхам-кхат; известные обстоятельства требовали сделать всё качественно, но предельно быстро.

Как я и поступил, причём без лишнего пафоса и запугивающих ритуалов. Да что там⁈ Столь же «небрежно» я отработал и в «Кольце», а ведь поручение госпожи фер вис Фиитчи вполне могло открыть мне путь в мир пятизначных цифр…

В общем, я справился, причём чуть быстрее отведённого времени. Наверное, сказалась разминка, полученная в парке удовольствий. Как бы то ни было, Нискирич получил своё, уязвлённый Унканц-Аран предпочёл тихонько убраться в опочивальню, а я был готов наконец вернуться домой.

— Теперь можно свалить?

На этот раз в кабинете нас было двое, а я неловко вытряхивал из спрессованного пакета слежавшееся пальто. Казоку-хетто закрыл запись допроса, которую переслушивал третий или четвёртый раз, и многозначительно ухмыльнулся сквозь дым:

— Конечно, мой мальчик! Снова покатишь в «Колесо» предаваться шалостям?