Страница 22 из 34
Радха кивнула и снова повернулась к Уиллу:
– Это значит, что Буддоподобие заключено в yoni[34].
– В йони?
Уилл вспомнил, как покупал маленькие каменные эмблемы Вечной Женственности на сувениры девушкам в офисе у горбатого уличного торговца в Бенаресе. Восемь анн за черную йони, двенадцать – за еще более священный образ йонилингам.
– В буквальном смысле в йони? – спросил он. – Или только метафорически?
– Что за нелепый вопрос! – сказала маленькая медсестра и рассмеялась звонко и безыскусно в искреннем изумлении. – Неужели, по вашему мнению, мы занимаемся любовью метафорически? «Buddhatvan yoshidyonianaritan», – повторила она. – Смысл не может быть более буквальным и более точным.
– Вы слышали что-нибудь об общине Онеида? – спросил теперь Ранга.
Уилл кивнул. У него был знакомый американский историк, который специализировался на общинах девятнадцатого века.
– Но почему она известна вам? – спросил он.
– Потому что упоминается во всех наших учебниках прикладной философии. В основе своей майтхуна – это то же самое, что члены Онеиды называли Мужской Сдержанностью. А они следовали римским католикам с их coitus reservatus[35].
– Reservatus, – повторила юная медсестра, – это всегда меня смешит. Представляю себе молодого человека с его резервом. – На щеках снова появились ямочки, и сверкнула белозубая улыбка.
– Не глупи! – строго оборвал ее Ранга. – Мы говорим о серьезных вещах.
Она изобразила раскаяние. Но все же reservatus казалось ей очень забавным словом.
– Короче говоря, – заключил Уилл, – тот же контроль над рождаемостью, но без средств контрацепции.
– Но это далеко не все, – продолжал Ранга. – Майтхуна – это и нечто большее. Нечто гораздо более важное. – Педантичный студент снова дал о себе знать. – Вспомните, – он говорил очень серьезно, – один из моментов, о котором много писал Фрейд.
– Какой именно? Их очень много.
– О детской сексуальности. Что мы рождаемся и проходим период младенчества и детства с сексуальностью, сосредоточенной не в гениталиях. Сексуальность разлита в тот период по всему организму. Это рай, достающийся нам по наследству. Но мы теряем его по мере взросления. Майтхуна как раз и является намеренной попыткой вернуть себе этот рай. – Он повернулся к Радхе: – Твоя память лучше моей. Вспомни мысль Спинозы, которую цитируют в книгах по прикладной философии.
– «Научите свое тело быть способным на многие вещи, – воспроизвела она фразу. – Это поможет вам усовершенствовать сознание и так прийти к сознательной любви к Богу».
– Вот какой цели служат все разновидности йоги, – сказал Ранга. – Включая майтхуну.
– И это настоящая йога, – поспешила поддержать его девушка. – Она ничем не хуже раджа-йоги, или карма-йоги, или бхакти-йоги. На самом деле она даже лучше для многих людей. Майтхуна помогает им попасть туда.
– «Туда»? А где это? – спросил Уилл.
– Туда, где ты узнаешь.
– Узнаю о чем?
– Кто ты такой на самом деле. И хотите – верьте, хотите – нет, – добавила она, – Tat tvam asi – «Ты есть То». Где То означает Бог. А стало быть, и я тоже То. – Ямочки углубились, зубы сверкнули. – И он. – Она указала на Рангу. – Невероятно, правда? – Она показала возлюбленному язык. – И тем не менее это факт.
Ранга тоже улыбнулся, протянул руку и указательным пальцем прикоснулся к кончику ее носа.
– И не просто факт, а открывшаяся тебе истина. – Он слегка щелкнул ее по носу. – Так что выражайтесь яснее, девушка.
– В таком случае меня удивляет, – сказал Уилл, – что не всем нам открыта эта истина. Если вопрос лишь в том, чтобы заниматься любовью, применяя особые методы. Как вы ответите на это?
– Отвечу так… – начал Ранга.
Но девушка оборвала его.
– Лучше вслушайтесь, – сказала она. – Вслушайтесь!
И Уилл вслушался. Глухо, издалека, но вполне отчетливо до него донесся странный нечеловеческий голос, который первым приветствовал его по прибытии на Палу.
– Внимание, – говорил он. – Внимание. Внимание…
– Снова эта треклятая птица!
– Но здесь и заключен секрет.
– Во внимании? Хотя всего лишь минуту назад вы утверждали, что это нечто иное. Как насчет того смешного молодого человека с его резервом любви? То есть с его сдержанностью?
– А это всего лишь помогает повысить внимание.
– И действительно помогает, – подтвердил ее слова Ранга. – А в этом весь смысл майтхуны. Вовсе не особая техника превращает физическую любовь в йогу. Техника только открывает путь к познанию. Познание – это чувства человека и элемент бесчувствия в каждом чувстве.
– Что такое бесчувствие?
– Сырой материал для будущих чувств, который предоставляет мне внешний мир.
– И вы способны обращать внимание не только на свою сущность, но и на внешний мир?
– Конечно.
Уилл повернулся к маленькой медсестре:
– Вы тоже?
– Да, на свою сущность, – ответила она, – но в то же время на то, что ею не является. Например, одновременно на сущность Ранги и окружающий его мир; на тело Ранги, на свое тело и все, что оно чувствует. Вбирая в себя и любовь, и дружбу. И понимая загадку другого человека – иногда совершенно незнакомого, который не только становится второй половиной тебя самого, но и составляет важный элемент окружающего мира – то есть «не-тебя». И непрерывно ты обращаешь внимание на все те вещи, что человеку, который считает себя сентиментальным (а в самом худшем случае – «духовным», как наша бедняжка Рани), показались бы лишенными романтики, неприятными и даже отталкивающими. Но они далеко не отталкивающие, потому что, как только ты осознаешь их во всей полноте, эти вещи становятся такими же красивыми, как и все остальное, такими же чудесными.
– Майтхуна – это дхьяна, – подытожил Ранга. Новое слово, которое, в его понимании, объясняло все.
– Но что такое дхьяна? – спросил Уилл.
– Дхьяна – это созерцание.
– Созерцание…
Уиллу припомнился клубнично-розовый альков над Чаринг-Кросс-роуд. Созерцание едва ли стало бы тем словом, которое он избрал для описания происходившего в нем. Но, если вдуматься, даже там можно было обрести подобие освобождения. Отчуждение от изменяющейся окраски света рекламы джина «Портерз» становилось отчуждением от остального твоего бытия. Освобождением от любви, от интеллекта, от здравого смысла и общепринятых приличий – от всего осознанного, кроме безумной муки трупного света или розового сияния самой дешевой, самой вульгарной иллюзии. Он снова посмотрел на сиявшее личико Радхи. Как она счастлива! Какая демонстративная убежденность, но не в правоте мистера Баху, стремившегося сделать мир местом, где можно было бы грешить в полной безопасности, а в чем-то полностью противоположном: величавом и благословенном! Это выглядело глубоко трогательно. Но он отказывался чувствовать себя растроганным. Noli me tangere[36] – это был категорический императив. С усилием сменив фокусировку своего сознания, он сумел взглянуть на все ему описанное как на некий до смешного нелепый курьез, внушавший хотя бы некоторую уверенность в себе. Что нам делать во имя спасения? Ответ: трахаться! Обхохочешься.
Улыбаясь своей маленькой шутке, он спросил не без иронии:
– Вас обучали майтхуне в школе?
– Да, в школе, – ответила Радха совершенно невозмутимо, сразу заставив поникнуть его надутые раблезианским ветром паруса.
– Этому обучают всех, – добавил Ранга.
– И когда же начинается обучение?
– Примерно в одно время с тригонометрией и общей биологией. Примерно в пятнадцать или в пятнадцать с половиной лет.
– И когда ученики усваивают майтхуну, они заканчивают школу и женятся – то есть те, кто женится вообще?
– Да, так и есть, – кивнула Радха.
– И все еще практикуют ее?
– Не все, разумеется. Но очень многие.
34
Санскритский символ, олицетворяющий женское принимающее начало, то есть лоно, влагалище.
35
Сохраненный половой акт (лат.).
36
Не прикасайся ко мне (лат.).