Подводная лодка

Суп, в котором были картофель, мясо и консервированная морковь, был распределен Номером Вторым. Хотя я и поддерживал его за ремень сквозь штормовку, второй половник промазал мимо тарелки.

«Проклятие!»

Мгновением позже Стармех наклонил свою тарелку слишком сильно и существенно увеличил лужу супа на столе. Бледные ломтики картошки скользили туда-сюда в темно-коричневом бульоне между оградительными планками. Когда мы накренились в следующий раз, на столе остался только картофель. Суп как таковой излился на колени Стармеха и Командира.

Приглушенный удар прервал хихиканье второго помощника. Командир прекратил ухмыляться и выглядел встревоженным. Стармех как раз только успел вскочить, чтобы выпустить его из-за стола, когда голос из центрального поста доложил, что рундук для карт перевернулся.

Глядя через люк в переборке, я увидел, как четверо матросов напрягают все свои силы, чтобы поставить тяжелый железный ящик на его место.

Командир в изумлении покачал головой. «Невероятно. Этот шкаф не сдвинулся ни на дюйм с самой постройки лодки».

«Когда мы вернемся, нам никто не поверит», — сказал Стармех. «Никто не представляет, каково здесь. Нам надо бы сыграть подводников в следующий раз, когда мы будем дома в отпуске. Я представляю себе нас, небритых, немытых, в грязном белье, ложащихся в постель в ботинках и штормовках, упирающихся коленями в обеденный стол, проливающих чай на колени…»

Он торопливо проглотил ложку супа и продолжил тему. «А когда зазвонит телефон, мы закричим 'Тревога!', перевернем пару кресел и устремимся к двери, как подскипидаренные».

СУББОТА, 57-й ДЕНЬ В МОРЕ. Порывы ветра сменились устойчивым штормовым ветром, который беспрестанно нападал на нас спереди. Атмосфера превратилась в единый и непрерывный поток движения, земля и ее ноша атлантических вод ворочались под мчащимся небом.

Линия, прочерчиваемая барографом, круто падала.

«Все, что я хотел бы знать», — сказал Командир, «это как британцы умудряются держать свои лоханки вместе в такой круговерти. Они не могли изменить свое место, конечно же — этого просто не мог сделать такой большой конвой». Он пожал плечами. «Скорее это эсминцы разбросало. Вот уж кому сейчас по настоящему достается».

Я вспомнил свои походы на эсминцах при пятибалльном шторме. Это было очень скверно. При 6 баллах наши эсминцы не покидали Брест. В отличие от них, британские эсминцы не могли выбирать погоду. Они должны были выполнять свои обязанности по конвоированию в любой шторм, включая этот.

В полдень я закутался с ног до головы, как персонаж из «Моби Дик» и поднялся наверх. Под самым люком я выждал, пока схлынет поток воды, откинул крышку и выбрался наружу. Затем я захлопнул люк и одним быстрым движением пристегнул предохранительный пояс.

Покатая спина огромного левиафана вздымалась перед нами. Она росла и росла, потеряла свою выпуклость и превратилась в стену. В стене образовывалась впадина и она становилась стекловидной. Наш нос врезался в нее. «Нет смысла…» Второй помощник не смог закончить фразу, когда она врезалась в боевую рубку. U-A под ударом клюнула носом.

«Нет смысла больше», — закончил свои слова второй помощник после минутного перерыва.

Я знал, что волны порой могут утащить с мостика целую вахту и это будет незаметно для находящихся внизу. Волны-убийцы такого рода возникают без предупреждения. Никакой предохранительный пояс не спасет от их непомерной силы.

Я попытался представить, каково бы это было, бороться за жизнь в наполненном водой штормовом костюме, а подлодка при этом уходила все дальше и дальше, становясь все меньше и меньше, видимая на мгновения между верхушками волн, затем исчезла бы совсем. Я представил лицо первого человека, который бы обнаружил опустевший мостик…

Мы шли с небольшой скоростью. Большая скорость была бы опасной в этих условиях. Опыт говорил о том, что подводная лодка, идущая слишком быстро, могла взобраться на вершину большой волны, соскользнуть с нее и врезаться в следующую как гвоздь и провалиться на глубину в 30–40 метров, утопив при этом своих впередсмотрящих. Лодка даже могла пойти ко дну, если в ее каналы всасывания воздуха для дизелей попадет слишком много воды.

К счастью, Стармех был осторожным человеком. В этот момент он был в центральном посту, готовый к немедленным действиям в случае опасности. Даже при этом я не мог не думать время от времени о том, хватит ли нашей плавучести для поддержания нас на плаву в этом бушующем море — если мы все же наберем слишком много воды, несмотря на закрытые люки, и если центральный пост успеет откачать ее вовремя.

Второй помощник повернул ко мне свое покрасневшее лицо.

Неожиданно она закричал: «Берегись, спереди!»

Я как раз успел увидеть направление, которое показывала его отвалившаяся челюсть. Я увидел зеленого монстра, поднимавшуюся слева по носу, увидел его зеленую лапу, поднятую над нами. И затем, с оглушительной силой она обрушилась на носовую часть лодки. Под ударом волны лодка рыскнула на курсе. Глаза вниз! Пенящийся потоп закипел над стальным парапетом и закрутился вокруг нас. Мостик погрузился в воду. Под ногами больше не было палубы.

Но та же самая волна возродила нас. Нос весь поднялся из воды и завис над пустотой до тех пор, пока волна не бросила нас как надоевшую игрушку. Вода устремилась в корму и выливалась наружу через шпигаты. Пенящиеся водовороты рвали нас за ноги.

У меня было впечатление, что огромные руки трясли нас, трясли как чашу с игральными костями в неистовом и яростном ритме, швыряя нас в сторону и снова подбирая, и снова, и снова.

Второй помощник неслышно выругался. Когда следующая волна проскользнула под нами, он открыл крышку верхнего люка и прокричал вниз: «Скажите Командиру, видимость сильно снижена обрушивающимися волнами. Прошу разрешения следовать курсом три-ноль-ноль!»

На мгновение через открытый люк была слышна музыка. Затем бестелесный голос ответил: «Добро!»

«Курс три-ноль-ноль», — проинструктировал второй помощник рулевого. Постепенно нос лодки повернулся на новый курс и волны стали заходить на нас с кормовой четверти. Они высоко поднимали ахтерштевень, бешено вздымались вдоль корпуса, пока не равнялись с боевой рубкой, затем разрывались на куски. Нос глубоко приседал, закапывался в уходящем потоке, освобождался и соскальзывал во впадину между двух гороподобных волн. Вода вокруг подводной лодки была кипенно-белым пространством, на которое нападали бесконечные зеленые водяные валы.

Мое лицо горело, когда я провел по нему рукавом. Я мог лишь догадываться о количестве ударов плетью, которое оно получило. Но сюрпризом было то, что мои веки не распухли настолько, что закрыли бы глаза. И все же каждое мигание было суровым испытанием — казалось, что мои веки были в два раза толще обычного.

Я беззвучно кивнул второму помощнику, подождал, когда спадет последний потоп и исчез через люк.

Я чувствовал безграничную депрессию. Поход стал пробой человеческой выносливости, экспериментом, проводимым с целью определения пределов нашей способности переносить страдания.

Радист перехватил множество сигналов бедствия SOS. «Разбитые крышки люков и в трюмы поступает вода, вот в чем их проблема», — сказал Командир. «Такие волны запросто разнесут в щепки их спасательные шлюпки». Он продолжал описывать множество повреждений, которые шторм может нанести обычному судну. «Если выйдет из строя рулевая машина или винт сломается, им не останется ничего, как только молиться».

Рев волн, грохот падающей воды и шипение в льялах обеспечивало музыкальный аккомпанемент приглушенным, но звучным ударам по носу лодки, врезающемуся в волны.

Я мог только изумляться, что это непрестанные взлеты и падения не открыли течь во всех швах лодки. Единственными потерями на сегодня были несколько предметов посуды и несколько бутылок яблочного сока, но стихия, которая казалось была бессильна повредить подлодку, постепенно ставила на колени ее команду. Механизмы были выносливы — лишь человеческие существа были плохо приспособлены противостоять такому наказанию.