Страница 23 из 147
Он снова сделал паузу. «Вы следите за моей мыслью?»
«Все время».
«На требуемой глубине, следовательно, вес лодки должен быть равен весу воды, которую она вытесняет. Будучи в состоянии неустойчивого равновесия, она с готовностью реагирует на водяные потоки, омывающие поверхности её органов управления — то есть, лодкой можно маневрировать в любом направлении на очень малых скоростях, используя только вертикальные и горизонтальные рули. Она не должна стремиться подниматься или падать сама по себе, но её вес изменяется каждый день — еда и вода потребляются, топливо расходуется, и так далее. Что еще глупо, так это то, что вес воды, которую она вытесняет, тоже может изменяться, потому что плотность морской воды нигде не постоянна. Другими словами, каждый раз ничего, кроме переменных факторов. Список их бесконечен. Если вникнуть до конца, то не осмелишься и кашлянуть».
Стармех сделал короткую передышку. Он выудил из своего рундука бутылку яблочного сока, сковырнул пробку и поднес ко рту.
Его снова понесло прежде, чем он успел вытереть губы. «Большинство из наших проблем происходит от этих вариаций в плотности морской воды. Любое плавание было бы несложным, если бы мы всегда погружались в чистую пресную воду. Нам нужно было бы увеличивать количество воды в наших компенсационных и дифферентовочных танках для согласования с расходом продуктов, горючего и питьевой воды — без проблем. Проблема в том, что поведение морской соленой воды попросту извращенное — иными словами и не опишешь. Можно сказать, что есть морская вода и есть морская вода. Вот почему наша плавучесть изменяется каждый день — час за часом, и это имеет значение».
Он снова сделал паузу для эффектности, искоса глянув на меня для проверки произведенного впечатления.
«На плотность морской воды влияют все виды факторов. Глубина тоже входит в этот список. А также температура, время года, течения, даже произрастание планктона. Незначительное увеличение количества планктона и нам надо продуваться. А потом еще солнце».
«Солнце?» — я выглядел должным образом удивленным.
«Да, солнечный свет вызывает испарение и увеличивает содержание солей возле поверхности, а увеличенное солесодержание означает большую плотность».
«Но разница может быть только незначительной, верно ведь?»
Он нахмурил брови некоторое время поразмышлял. «Изменение в плотности морской воды — скажем, на одну тысячную, или примерно 10 грамм на кубометр, если принять в расчет действительно минимальную величину — означает, что вес лодки также должен быть скомпенсирован на одну тысячную часть. Это логично, не так ли? Достаточно просто. Примем вес лодки 750 тонн. Одна тысячная часть от этой величины будет 750 килограмм, но разница в 750 килограмм означает, что мы прискорбно ошиблись в расчетах содержимого наших компенсационных и дифферентовочных танков. Чтобы держать плавучесть лодки более-менее близкой к нулю, нам нужно регулировать её вес с точностью до 5 килограмм. Я говорю «более или менее», потому что на практике невозможно отдифферентовать лодку с такой точностью, что она будет иметь абсолютное равновесие без помощи винтов и горизонтальных рулей. Переполни танк на пол-литра — да даже на наперсток — и лодка будет погружаться; на наперсток меньше нужного, и она всплывет. Вот почему мы должны ежедневно брать пробы плотности морской воды вокруг нас».
Стармех насладился последними звуками своей лекции с видом самоудовлетворения, как современный Ньютон.
Командир, который должно быть подслушивал нас некоторое время, прошел мимо нас в нос. «Профессор, нельзя ли вашу лекцию в письменном виде?» — спросил он, прежде чем пролезть через люк в переборке.
Этого было достаточно, чтобы сбить Стармеха с его мыслей. В его голосе, когда он заговорил снова, была явная печаль. «Старик не интересуется ничем, кроме абсолютной дифферентовки — ни на литр больше, ни на литр меньше…»
Он жестами выразил усталость, но мне показалось, что он хочет удержаться за тему.
«А, ну ладно», — произнес он в конце концов. «Мы определенно выходим в море с применением многих законов физики».
«И химии».
«Да, и химии», — согласился он. «Однако, когда на лодке происходят реальные химические процессы, они становятся в такой же степени и психологическими. И это значит, что мы на три четверти находимся в проблемном положении».
Он резко поднялся. У меня не было возможности спросить, что он имел в виду.
За обедом Командир выглядел веселым. Никто не знал, что улучшило его настроение. Он даже стал подшучивать, чего я от него раньше не слыхал. Старший помощник появился позже всех.
«Как дела, Номер Первый?» — чопорно осведомился Командир.
«Никаких проблем, Командир».
Командир жестом дружелюбно пригласил его усесться в угловое место. Сбитый с толку такой сердечностью, старший помощник незаметно оглядел всех нас по очереди. Я мог догадаться, что было припасено Командиром: по дороге в кают-компанию я случайно увидел, как Командир незаметно передал записку в руки старшине центрального поста.
Колокол громкого боя прозвучал несколько минут спустя. Старший помощник с трудом выбрался из своего угла, когда штоки приводов заслонок затопления начали вращаться над нами у подволока. Посуда соскользнула со стола.
«Держись!» — прокричал Командир.
Старший помощник зло глянул на него, но это было бессмысленно. Он все равно должен был попасть в центральный пост.
«Шустрый, как горностай!» — произнес Командир ему вслед.
Шум из центрального поста подтверждал, что происходила не простая учебная тревога. Это было больше похоже на учения по устранению повреждений.
Все на столе скользнуло вперед. Раздалось звяканье и треск разбитой посуды. Моя нога скрипела на фрагментах стекла и фарфора.
Угол наклона лодки в нос постоянно увеличивался.
Вопросительный взгляд второго помощника ничего не достиг. Командир вел себя так, будто он не имел никакого отношения к происходившей вокруг сумятице.
Кто-то в центральном посту прокричал: «Течь воды за носовым глубиномером!»
Вместо того, чтобы подскочить на ноги, Командир одарил второго помощника широкой ухмылкой, пока «Личико Малютки» не понял, что тревога была разыграна.
Командир получал садистское наслаждение от проклятий и криков, доносившихся из центрального поста. Он поднялся и стал взбираться вверх к центру столпотворения размеренной походкой горного проводника.
Была слышна общая какофония треска и ударов, затем тяжелый грохот падения чего-то массивного. Подводная лодка U-A старалась встать на голову.
Старший помощник исчез с выпученными глазами.
Мы собрали остатки посуды в носовой угол «дивана». Стол был испачкан едой. Нечестно со стороны Старика выбрать для тревоги время еды, учитывая наши ограниченные запасы посуды. Но с другой стороны, любую традицию имело смысл ломать в интересах чрезвычайной эффективности…
Что касается его, то он прислонился к переборке, выдавая нарочито лицемерные комментарии, как например: «Практика ведет к совершенству», и «Британцы все равно не будут ждать, когда вы закончите обед».
Слава Господу! Мы постепенно вернулись в горизонтальное положение. Командир сжалился над нами и приказал погрузиться на глубину 60 метров. Появился дневальный и молча стал наводить порядок.
Через четверть часа вернулся Стармех, весь потный и с трудом дышавший. Командир с чрезвычайной любезностью налил ему кружку чаю.
«Прошло весьма хорошо, Стармех».
Ответом Стармеха был косой взгляд.
«Спокойно, спокойно», — произнес Командир.
Стармех откинулся назад и стал рассматривать свои руки. Они были выпачканы в масле. Командир с неодобрением уставился на них.
«Однако, Стармех, что подумает наш брезгливый Номер Первый, если вы будете приходить к столу в таком виде?»
Старший помощник побагровел. Стармех засунул руки в карманы брюк и спросил: «Так лучше? Я уже поел».
«Вы зачахнете, если не будете следить за собой. Давайте, господа — ешьте, пейте, веселитесь». Командир стал жевать с набитыми щеками. Затем, все тем же ядовитым тоном: «Скажи-ка мне, Стармех, не собираешься ли ты сделать небольшой ремонт на левой машине? Как раз сейчас прекрасная возможность. Может быть, ты захочешь произвести обслуживание и правого дизеля, пока суть да дело — мы будем на глубине достаточно долго. И все для твоего ублажения…»