Страница 161 из 234
В числе тех, кто пытался в критические минуты наставлять Ивана III «на путь истинный», первым был великокняжеский духовник ростовский владыка Вассиан. Зная его проповеднический темперамент, столь ярко запечатленный «Посланием на Угру», можно думать, что проживи он еще лет десять, Вассиан имел бы все шансы стать героем и мучеником. Однако судьба распорядилась по-иному. 23 марта 1481 года Вассиан скончался. Теперь в Москве остался, кажется, только один человек, с мнением которого Иван привык считаться, — его мать, инокиня Марфа.
Влияние матери угадывается в некоторых событиях той памятной зимы. В пятницу 2 февраля 1481 года (в самый праздник Сретения) Иван III заключил договоры со своими братьями Андреем Углицким и Борисом Волоцким. Оба получили кое-какие прибавления к своим владениям, но за это поклялись верой и правдой служить великому князю. Так закончилась длившаяся ровно год удельная фронда.
Примечательно, что в оба договора была включена и статья о долевом участии братьев в разного рода расходах, связанных с татарами, которые по-прежнему именовали «выходом». Андрею Углицкому следовало заплатить «в тысячу рублев сто рублев и тритцать алтын и три денги» (6, 267). Доля Бориса Волоцкого была значительно скромнее: «…в тысячю рублев шестьдесят рублев с рублем да десять алтын с денгою» (6, 274). Выплата дани самим великим князем (а значит и его братьями) была давно приостановлена. Однако Иван понимал, что «стояние на Угре» отнюдь не подвело черту под проблемой отношений со степняками. Зная, что для обеспечения безопасности необходимо содержать на Руси служилых татарских «царевичей», щедрыми «поминками» привлекать на свою сторону Крым и Ногайскую орду, он хотел заранее оговорить с братьями эти немалые расходы.
Возвращаясь с Угры в Сарай, Ахмат с ужасом узнал о том, что за время похода его владения были опустошены не только войском князя Василия Звенигородского, но и дикими татарами из так называемой Ногайской Орды. Это странное кочевое сообщество, не имевшее ни городов, ни постоянных районов обитания, подобно Агасферу вечно скиталось по степям от Иртыша до Волги. Оставаясь верными памяти своего родоначальника — мятежного темника Ногая, павшего в бою в 1300 году, ногайские вожди держались особняком среди Чингизидов. При случае ногайцы равнодушно уничтожали какого-нибудь ослабевшего «царя» или неосторожно перешедшего им дорогу «царевича». Эта участь суждена была и вернувшемуся с Угры Ахмату. Не спасло его и родство с ногайской знатью по линии жены.
Русские летописи тщательно отмечают факт гибели Ахмата. «Егда же прибежа (Ахмат. — Н. Б. ) в Орду, тогда прииде на него царь Ивак Нагаискыи и Орду взя, а самого царя Ахмута уби шурин его ногаискыи мурза Ямгурчии» (31, 328). Это была необходимая концовка той провиденциальной драмы, которая разыгралась в 1480 году. «Боже отмщений, Господи, Боже отмщений, яви Себя!» (Пс. 93, 1).
Более подробный, уникальный рассказ о гибели Ахмата содержит «Казанская история». Согласно этому рассказу, ногаи нагрянули в разоренную ставку Ахмата в низовьях Волги вскоре после ухода отсюда отряда князя Василия Ноздреватого. Их привлек запах свежей крови и вкус легкой добычи. Довершив начатое русскими, ногаи двинулись навстречу Ахмату. Очевидно, они знали, что его войско сильно ослаблено изнурительным «стоянием на Угре». В кровопролитном сражении армия Ахмата была разгромлена, а сам несостоявшийся покоритель Руси погиб.
«И приидоша нагаи, иже реченныя мангиты, по московском воинстве и тии тако же остатки ординския погубиша и юрт царев разориша и цариц его побиша, и самому въ стречю Ахмату царю поидоша; и преплыша Волгу, и сошедшася с ним на поле чисте внезапу, много бившеся с ним, и одолеша. И падоша ту воя его вся. Ту же и самого царя доехав уби шурин его Янъгурчеи мурза. И на костех вострубиша.
И тако скончашася царие Ординстии, и таковым Божиим промыслом погибе царство и власть великия орды Златыя…» (26, 203–204).
После гибели Ахмата власть в Большой Орде перешла к его детям Муртозе и Махмуту. От них можно было ожидать новых атак на Крым или Москву. В четверг, 26 апреля 1481 года, из Москвы в Крым поехало новое посольство во главе с боярином Тимофеем Игнатьевичем Скрябой. В наказе послу Иван ни единым словом не выдает своей досады по поводу отсутствия эффективной помощи со стороны Менгли-Гирея во время войны с Ахматом. О самой этой войне он сообщает хану с удивительным смирением и лаконизмом. «Ахмат пакъ (частица, указывающая на связь данной фразы с предшествующими. — Н. Б. ) царь приходил на меня, ино Бог милосердный как хотел, так нас от него помиловал… Нынеча пакъ ко мне весть пришла, что Ахмата царя в животе не стало… А нынеча хто будет на том юрте (владении. — Н. Б. ) на Ахматове месте царь, а покочюет к моей земле, и ты бы пожаловал, на него пошел. А яз челом бью» (10, 25).
Дети хана Ахмата втянулись в затяжную войну с Крымским ханством, во главе которого до 1514 года стоял давний союзник Ивана III хан Менгли-Гирей. В 1485 году братья Ахматовичи сумели захватить Крым. По признанию самого Менгли-Гирея, «в ту пору пришла на нас скорбь велика, и мы тогды… свои есмя животы пометали; а и мати ся моя в ту пору утеряла, а нам было тогды до своих голов…» (10, 51). Однако вновь, как и в середине 70-х годов XV века, на помощь крымским татарам пришла Оттоманская империя. Султан Баязид II (1481–1512) прислал в Крым свои войска. Одновременно он натравил на Ахматовичей Ногайскую Орду. В итоге те вынуждены были очистить Крым. Однако степи между Волгой и Днепром по-прежнему оставались главным образом под их контролем. Проезд московских послов в Крым был связан с большим риском. Война Большой Орды с Крымом продолжалась два десятилетия, то затихая, то вновь разгораясь (90, 116).
Москва старалась убедить Менгли-Гирея в том, что она оказывает ему значительную военную помощь. Каждую весну в Крым отправлялось очередное посольство с подарками и дружескими заверениями. По-видимому, московский посол проводил в Бахчисарае все лето, наблюдая за действиями хана и пытаясь направить их в нужном Москве направлении.