Иван III

Описание тверского похода в летописях почему-то несравненно короче описания новгородских войн и занимает всего несколько строк. Подробности приходится собирать буквально по крупицам из самых различных источников. Передовые полки выступили из Москвы в воскресенье 21 августа (18, 237). Как обычно, войска отправлялись частями, с интервалом в несколько дней. 27-летний наследник московского престола Иван Молодой двинулся, по-видимому, в четверг, 25 августа. В тверской эпопее ему отводилась особая роль: внук Бориса Александровича Тверского, он после изгнания Михаила Борисовича должен был стать новым правителем Твери.

Сам великий князь замыкал череду московских полков, подгоняя отставших и замешкавшихся. Он покинул столицу в воскресенье 28 августа (50, 74).

8 сентября 1485 года, на самый праздник Рождества Божией Матери, московское войско обступило Тверь. Вокруг города запылали избы посадов. Но для серьезного сопротивления у тверичей не было ни сил, ни желания. В воскресенье 11 сентября тверская знать выехала из осажденного города и «ударила челом» Ивану III. Все они просили об одном: принять их на московскую службу. И в этом им не было отказано.

Оставшийся в городе с горсткой приближенных, князь Михаил не видел для себя другого выхода, кроме бегства. В ночь с 11 на 12 сентября «побежал из града Твери князь великий Михайло Борисович Тверский к Литве, видя свое изнеможение» (20, 217). Тем самым он избавил себя от московской темницы.

Выбравшись Бог весть какими тайными ходами из окруженной московскими войсками Твери, Михаил и верные ему люди унесли с собой и тверскую казну. Наутро московский князь узнал о происшедшем и отправил «великую погоню». Преследователи быстро напали на след беглецов. Михаилу удалось оторваться от погони, лишь бросив повозку с уложенной в сундуки тверской казной (29, 162). Теряя людей и загоняя лошадей, он добрался наконец до литовской границы.

Мать Михаила, княгиня Анастасия Александровна не захотела покидать отечество. Она осталась в Твери и после капитуляции была с честью отправлена Иваном III в Москву. Позволив старой княгине (мачехе своей первой жены) жить в Москве на свободе и с некоторым почетом, Иван, однако, поинтересовался, не осталась ли у нее некоторой части тверских сокровищ. Анастасия в ответ лишь качала головой: «Сын мой все увез с собою в Литву» (50, 74). Однако вскоре приставленные к Анастасии для услуг московские «жонки» сообщили, что княгиня все же утаила драгоценности и теперь ищет возможности переслать их сыну в Литву. Иван велел произвести в покоях Анастасии тщательный обыск, который подтвердил донос. В итоге семейные драгоценности тверских князей перешли в великокняжескую казну, а сама старая княгиня была послана в заточение в Переяславль-Залесский.

Дальнейшая судьба князя Михаила Борисовича также достаточно печальна. Прибыв в Литву, он отправился к королю Казимиру и стал просить его о военной помощи. Тот ответил отказом, о чем не преминул известить Ивана III.

Тогда Михаил, собрав кое-какие силы, на свой страх и риск решил вторгнуться в московские владения, чтобы отомстить за свои обиды. Князь Иван своевременно узнал об этой вылазке и отправил против Михаила своего воеводу Ивана Юрьевича Патрикеева. Тот без труда прогнал Михаилово воинство обратно в Литву. Все это произошло по горячим следам «тверского взятия» — в конце 1485-го или первой половине 1486 года (29, 162).

Вскоре ярость изгнанника поостыла, и он стал думать об устройстве на чужбине. К счастью для него, король Казимир всегда как-то пристраивал знатных беглецов из соседнего государства. Не остался забытым и бывший тверской князь. Изрядно поскитавшись по Литве и Польше, он получил от Казимира местечко Лососину с селами в Слонимском повете и имение Печи-Хвосты — в Луцком (168, 514). Там, в польско-украинском захолустье, между печами и хвостами, и доживал свой горемычный век последний тверской князь.

Есть сведения, что в браке с внучкой Казимира (имя которой неизвестно) Михаил имел дочь, которую ему удалось выдать замуж на одного из князей Радзивиллов. Однако все это может быть не более чем романтической легендой, окружавшей именитого изгнанника. Даже самый факт его женитьбы на внучке короля не имеет документального подтверждения и подвергается сомнению некоторыми историками. Известно лишь, что в одном из польских замков некогда хранился портрет тверского изгнанника, но и тот со временем куда-то затерялся…

Ночное бегство Михаила Тверского ставило точку в истории столь богатого яркими личностями и драматическими судьбами тверского княжеского дома. Заодно окончилась и более чем двухвековая история самостоятельного Тверского княжества. Похороны тверской независимости прошли скромно и поспешно. Кажется, никто не проявлял особой скорби по усопшей. Бывшие приближенные тверского князя спешили занять свое место за московским столом. Простонародье с нетерпением ожидало казней и бесплатного угощенья от нового правителя…

Утром 12 сентября 1485 года из Твери навстречу Ивану выехали владыка Вассиан и весь клан Холмских во главе с князем Михаилом Дмитриевичем. Вслед за ними повалила знать помельче, потом «и земские люди все» (31, 330). Город сдался на милость Ивана III.

Услужливому Михаилу Холмскому так и не удалось купить себе высокое место на московской службе ценой предательства. Год спустя он был неожиданно отправлен в заточение в Вологду (50, 74). Кажется, это произошло одновременно с опалой на тверскую княгиню Анастасию. Вероятно, между двумя арестами существовала какая-то связь. Имея при своем дворе много выходцев из Твери, великий князь опасался возникновения в их среде какого-либо заговора или измены. Ему хотелось припугнуть тверичей расправой над главою их «землячества». Однако никаких прямых свидетельств «измены» Михаила Холмского великий князь, по-видимому, не имел. Пристрастное расследование этого дела могло встревожить другого Холмского — князя Данилу Дмитриевича, военные дарования которого Иван III весьма ценил. Эту политическую головоломку великий князь разрешил весьма своеобразным и не лишенным мрачного юмора способом. Намеченный для жертвоприношения московскому делу, князь Михаил Холмский был обвинен в том, что он во время приезда в Москву незадолго до начала тверской войны оболгал своего прежнего сеньора Михаила Тверского «и целовав ему крест, изменил» (50, 74). Должно быть, живя в Москве, несчастный Холмский и не думал скрывать своих прежних тайных связей с Иваном III, возводя это себе в заслугу. Возможно, он даже кичился этим, изображая вернейшего из верных. Бедняга не мог и предположить, чем обернется для него эта уже никому не нужная верность. Между тем, отправив Холмского в темницу по смехотворному обвинению в измене прежнему сеньору в пользу нынешнего, Иван дал ясно понять всем тверичам, что любой из них может разделить его участь. Найденное обвинение, в сущности, было применимо к любому из тверских переселенцев. Иначе говоря, для жестокой опалы достаточно было одного лишь подозрения или просто недовольства Государя. Обвинение уже было готово и не требовало особых доказательств.