Меня зовут Шон

По дороге домой, объезжая сугробы на дороге, я прокручивала все это в голове, словно условия увлекательной задачки. Как же использовать эти ново-обретенные знания, чтобы получить то, чего я больше всего хочу? Конечно, следовало бы предупредить Сьюзи, что Ник узнает все, что бы она ни задумала, но как объяснить ей, откуда мне все это известно?

Когда в тот вечер я вернулась домой, «Плющ» выглядел особенно мрачно и негостеприимно. В окнах «Ивы» свет тоже не горел, и мне стало интересно, дома ли Сьюзи, а если нет, то где она. Скорее всего, опять нарывается на неприятности. Я нагнулась к горшку, под которым прятала ключ, и почувствовала, как меня черным покрывалом окутывает тоска: вопреки всему, мне нравилось бывать в городе, среди людей, света и музыки. Возможно, было ошибкой переехать сюда и жить среди безмолвия и запаха сырости, неизменно встречавшего меня в этом мрачном доме. Ключа на месте не оказалось. Пальцы скребли по земле. Я подняла глаза и с неприятным предчувствием обнаружила, что ключ торчит в замке, а дверь открыта. Может, я слишком увлеклась новой игрой и не потрудилась запереть дом? Внутри было темно и уныло, меня никто не ждал, свет не горел, и еда на плите не стояла.

Но я ошиблась, решив, что дом пуст. Когда я потянулась к выключателю, чья-то рука схватила меня за запястье. И тихий голос произнес мое имя:

— Элли…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Элисон

Февраль, два месяца спустя

Женщина, открывшая дверь «Плюща», казалась усталой, а по ее лицу разбегались бесчисленные морщинки, хотя по данным полиции хозяйке дома шел пятый десяток. И Элисон решила начать пользоваться ночным кремом, который мама подарила ей на Рождество — более непрозрачного намека не стоило дожидаться.

Когда Элисон попросила разрешения войти, женщина, некая Нора Холском, отступила в прихожую со словами:

— Конечно. Я видела, что по дороге туда-сюда ездили машины. Что-то случилось?

В доме было сыро и не очень тепло; Элисон чувствовала, как сквозит из щели под неплотно пригнанной рамой.

— Недалеко отсюда у дороги в снегу нашли труп.

— Да? Какой ужас. Чаю?

— Э… нет…

— Пожалуйста, с молоком и две ложечки сахара.

Элисон гневно посмотрела на Тома, который ее перебил. Тот пожал плечами. Он был готов на все ради дневной порции кофеина — обычно он выпивал не меньше четырех чашек кофе и съедал как минимум пару шоколадных батончиков из автомата в участке. Элисон от чая отказалась. Что-то в этом доме ее настораживало.

Нора засуетилась, принесла чайник, достала бутылку молока с плавающими в ней комочками. Элисон с ухмылкой посмотрела на Тома.

— Миссис Холском… Миссис — верно?

— Мисс, — ответила та с поразительной твердостью.

— Простите, мисс. Я должна спросить: не видели ли вы чего-нибудь подозрительного? Или, может, слышали? Скрип тормозов, неровный ход автомобиля?..

Они рассматривали две версии: тело выкинули из фургона или салона машины, или, напротив, кто-нибудь прямо тут сбил пешехода. Как еще труп мог оказаться в таком месте, на этой редко используемой сельской дороге?

— Нет, ничего такого. Бедняга. Это мужчина или женщина?

Элисон переглянулась с Томом — нет ли подвоха в вопросе?

— Пока не могу сказать. Мисс Холском, можно расспросить вас о соседях? Николас и Сюзанна Томас, верно?

— Он Томас. Она Мэтьюз. Они поженились, но сами знаете, как иногда бывает.

— Понятно, — Элисон сделала пометку, а Том принялся пить чай, ничуть не смущаясь подкисшего молока. — Не знаете, они уехали? Похоже, дома никого нет. В прихожей целая куча почты. Может, они в отпуске?

Нора поморщилась, потирая одну потрескавшуюся ладонь о другую. Чай она себе налила, но пока к нему не притронулась.

— Боюсь, я не знаю. Мы не особо близки.

— В самом деле? Вас здесь всего трое!

— Он много работает. Сьюзи я иногда вижу, и мы просто здороваемся.

Это было совсем некстати. Их коллеги-полицейские уже установили, что Ник Томас не вышел на работу в местном совете после Рождества, но за несколько недель до этого он брал длительный больничный, и коллеги полагали, что он все еще серьезно болен гриппом или восстанавливается после болезни.

Что же касается его жены, то она, похоже, никуда не ходила и ни с кем не встречалась. На нее попытались выйти через мать, но та оказалась в кругосветном круизе, и связаться с ней не было никакой возможности.

— Простите, больше ничем помочь не могу. Надеюсь, вы узнаете, кто это, — сказала Нора, провожая их до двери.

Уже у самого выхода Элисон вздрогнула от неожиданного звука. Детский плач? Где-то в доме захныкал ребенок.

— О, простите, — улыбнулась Нора, и ее лицо стало мягче и привлекательнее. — Простите, мне нужно к ней.

Элисон шагнула за порог и словно нырнула в озеро с ледяной водой.

— Не думал, что у такой могут быть дети, — заметил Том. — А она не старовата?

— Теперь и в пятьдесят рожают, — проворчала Элисон. — Давай. Возвращаемся в участок, тут нам больше ничего не светит.

Элинор

Декабрь

Мы всегда думаем об именах как о чем-то постоянном, неизменном. Помню, в «Суровом испытании» был персонаж, который, крича, что имя — все, что у него есть, отправлялся за это на смерть. Но это не так. На протяжении жизни можно примерить на себя множество имен. Женщине это проще проделать — просто выйди замуж, забудь свою прошлую жизнь, потом начни использовать прозвище, и не успеешь оглянуться, как станешь совсем другим человеком.

На меня вешали самые разные ярлыки. Мать называла меня Элинор — крутое сильное имя, подходящее для такой женщины, какой она хотела меня видеть. Когда я сбежала, то избавилась от него и стала Элли — милой и легкомысленной. На концертах я была Елена Ветриано — это имя я придумала по названию итальянской улицы, и оно очень подходило темноволосой красавице, в которую я превратилась. Я притворялась, будто в моем происхождении было что-то более экзотичное, чем английская деревня. Художники, писатели — им всем сходят с рук псевдонимы, хотя для других людей это считается признаком хитрости. Муж тоже называл меня Элли. Элли-красотка. Теперь я стала Норой Холском — по матери. Я родилась с другой фамилией, и это было еще одно мое воплощение. Я все еще пыталась понять, кто такая Нора, на что она способна. Как далеко она может зайти.

Когда я нашла тот бальзам для губ в вещах из машины мужа, а потом получила двойной удар, узнав, что он не только растратил все мои деньги, но и не был — никогда не был — врачом, меня начало бросать то в жар, то в холод. Меня трясло. Я долго не могла понять, что испытываю. Гнев? Шок? Ревность?

Думаю, это было облегчение. Наконец-то мне было кого винить. Я не могла заставить себя ненавидеть его, даже зная, что все это время была права и у него действительно была другая. Его не стало, и боль утраты затмила все прочие чувства, которые я могла испытывать к нему. Я готова была отдать правую руку за то, чтобы вернуть его, даже зная о его неверности. Но теперь нашлось и объяснение, почему он вылетел с дороги в тот безоблачный день. Конечно — он же был не один. С ним ехала та женщина, и она каким-то образом стала причиной катастрофы, спровоцировала ее. Я снова и снова рассматривала на картах «Гугла» участок дороги, на котором он погиб, и на многие мили впереди там ничего не было — просто неасфальтированный проселок. Поля. Она наверняка была в машине, когда что-то случилось. А потом, скорее всего, подло сбежала с места аварии. Возможно, позвони она в скорую, тебя могли бы спасти. И ты вернулся бы ко мне. Эта женщина была преступницей. Мало того, она предала собственного мужа (я была уверена, что она тоже замужем — так было проще) и оставила меня вдовой. Я решила непременно разыскать ее и заставить страдать так же, как страдала я.