Страница 11 из 63
— Чем они смогут мне помочь? Ведь при беременности лекарства пить нельзя.
Он продолжал вести машину:
— Теперь некоторые можно принимать без опасения.
Я задумалась — откуда он это узнал? Искал информацию о психозах? А что, если именно это сейчас со мной и происходит?
Я не чувствовала, что схожу с ума, но представила, какое впечатление мой рассказ произведет на профессионального психотерапевта, и ощутила легкую тревогу.
Когда это случилось, я не сразу поверила. Я о беременности. Мы с Ником так долго старались, отмечали всякий раз, когда у меня начиналась изжога, когда пучило живот или кололо в боку! Даже обнаружив на бедрах кровь, я убеждала себя, что это ложные месячные. Надежда иногда заставляет выдавать желаемое за действительное. Надежда ослепляет. Потом, встретив тебя, я поняла, что подобная надежда мне не нужна, и стала мухлевать со сроками — старалась делать тесты на овуляцию, только когда Ника не было дома, и вводила в календарь неверные данные, сдвигая окно фертильности. Спать с кем-то, еще и притворяться, что хочешь ребенка от мужа, было опасно. Я даже не могла сказать, что время еще не пришло. Мы переехали за город, я бросила работу. А время… Оно давно ушло.
Однажды, через месяц или два после того, как мы встретились впервые, я решила сделать тест на беременность, просто чтобы рассеять сомнения. Да, странные судороги и постоянное чувство голода, утренняя тошнота при виде молока, лифчик, натирающий увеличившуюся грудь. Но это невозможно. Я не забеременела. У других женщин получалось через месяц-другой попыток. Но я старалась забеременеть целых три года. Впрочем, в последнее время слово «старалась» следовало бы заменить на «принимала неизбежное», покорно и печально.
И вот это произошло. Я сидела, смотрела на тест и не верила своим глазам: «Это невозможно. О боже! Что-что-что?!» Я попробовала посчитать. Разумеется, был Ник — обязательное ежемесячное испытание, однозначно слишком позднее для зачатия — я была в этом совершенно уверена. Потом ты. И мы были осторожны… но, похоже, недостаточно осторожны. И вот тогда, сидя на унитазе со спущенными джинсами, я решила — расскажу тебе, узнаю, что ты скажешь. Это было бы избавлением для нас обоих. Ребенок. Мое сердце переполняли страх и ожидание. Это был способ вырваться из опостылевшей жизни. Я это точно знала. А теперь… Теперь я оказалась в еще более страшной западне, чем прежде.
Ник своеобразно порадовался моей беременности. Я сообщила об этом походя, стараясь не глядеть ему в глаза:
— Кстати, у меня задержка.
Он схватил меня за руку:
— Как давно?
— Ну… точно не знаю. Несколько недель.
Ник с подозрением уставился на меня.
Он и сам скоро обо всем догадался бы, поэтому пришлось поставить его в известность первым, до того, как я набралась смелости рассказать тебе. Он бы заметил, если бы я не включила тампоны в список покупок. Тебе же я могла не рассказывать еще месяца три, пока оценивала свои шансы и отчаянно пыталась придумать, что делать дальше.
Иногда, когда задумываешься о событиях собственной жизни или рассказываешь о них подруге, ловишь себя на мысли: «В самом деле?» Вот она я — ярая феминистка Сьюзи, которая даже не может незаметно купить тампоны, потому что у нас один банковский счет на двоих, я ничего не зарабатываю, все покупки делает он, потому что идти до магазина далеко, а машина у нас тоже одна на двоих. И даже если заказать через интернет с доставкой, он обязательно изучит все квитанции, чтобы убедиться, что ничего не забыли положить.
В то утро он съездил в магазин за тестом на беременность. При этом опоздал на работу, ничуть об этом не тревожась. Гибкий график, пояснил он. Впервые об этом узнала. Он стоял надо мной, пока я выполняла положенные процедуры, и ждал. Я уже знала, что покажет тест, но все еще изо всех сил молилась: «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста», хотя и не понимала, о чем именно молюсь. Розовая полоска. Развилка на дороге. Лезвие гильотины. Такие вещи могут изменить жизнь.
Врач — бойкая женщина средних лет с жуткой сливовой помадой на губах и собачьей шерстью на юбке — оказалась вполне доброжелательной:
— Насколько я понимаю, у вас возникли некоторые проблемы, Сюзанна?
Ник вошел в кабинет вместе со мной. Я подумала, не попросить ли его выйти. Но как это будет выглядеть?
— Все хорошо, — устало ответила я. — Просто вымоталась.
— Она постоянно спит, — сказал Ник. — Не знаю, с чего она вымоталась.
Легкая нотка озабоченности, прикрывающая очередную издевку.
— Возможно, у вас анемия. Это случается при беременности. Когда будете выходить, назначьте у медсестры анализ крови.
По всему было видно, что врач хотела поскорее избавиться от пациентки и поставить карточку на полку, и меня это вполне устраивало. Но не Ника.
— Остается еще рассеянность, — заявил он, взяв меня за руку и сплетя пальцы с моими. — Она постоянно забывает код сигнализации. То ей жарко, то холодно, то снова жарко. Это тоже беременность?
— Дело может быть в гормонах, да, — теперь врач нахмурилась.
Мне показалось, что она мысленно поставила галочку напротив предродовой депрессии или чего-то в этом роде. А такая вообще есть?
Еще она в последнее время… раздражительна, иррациональна, тревожна.
— Я здесь вообще-то, — пробормотала я.
Врач быстро подняла на меня глаза и что-то отметила в своих записях.
— Опять же, гормоны могут приводить к перепадам настроения. Такое довольно часто случается.
Ник с серьезным видом наклонился вперед:
— Мне бы очень хотелось знать, чем я могу помочь. Она кажется такой несчастной. Часами бродит по полям.
Я уставилась на него:
— Ты же сам велел мне гулять каждый день!
— Я говорил только о легкой прогулке, дорогая. Тебя же иногда не бывает часами.
— Но… — я умолкла.
Неужели это газлайтинг[1]? Как объяснить, что он отчитывает меня, если я гуляю слишком мало?
— Избегайте излишней физической нагрузки, особенно в этом триместре. Когда в организме мало железа, вы начинаете очень быстро утомляться, — врач вбила что-то в компьютер. — Сделаем анализ крови, проверим щитовидку и так далее. Иногда беременность протекает тяжело. Возможно, будет полезен откровенный разговор с другом.
Ну да… Просто расскажи всем, что спала с кем-то еще, кто без следа испарился, и это может быть его ребенок. Да без проблем!
Ник нахмурился:
— Надеюсь, это не серьезно? Ей не нужны, ну, не знаю… антидепрессанты или еще что-нибудь?
Я с удовольствием увидела, каким взглядом врач смерила моего мужа: кто-то взялся учить ее, как лечить пациента.
— Для этого еще рано. Сначала сдать кровь, не бояться отдыхать и, как я уже сказала, поговорить с кем-нибудь, если захочется.
Вот и все. Мы были свободны.
Когда мы сели в машину, Ник принялся ворчать:
— Ну, и много от них толку? Зачем мы только платим налоги?
— Ты в самом деле предпочел бы накачать меня лекарствами до того, как мы что-нибудь узнаем?
Сам же знаешь, что ем я, ест и ребенок, — ответила я ему его же словами, заставив поморщиться. — Может быть, мне стоит просто поговорить с кем-нибудь. Нора…
— Кстати о ней. Кто эта женщина? Вы с ней и познакомиться не успели, а ты уже хочешь поговорить с ней по душам?
— Я не…
— Кажется, в ней есть какая-то странность. Лучше тебе сосредоточиться на доме, приготовить нормальный обед, что-нибудь в этом роде.
Я прикусила язык и почувствовала, как слова копятся во мне, будто вода в передавленном ногой шланге. У меня здесь всего одна подруга… даже еще и не подружились толком, а мне не разрешают и этого. Выступившие слезы медленно покатились по щекам, и я утерла их рукавом кардигана. Бумажных платков я с собой, конечно же, не носила.
Ник посмотрел на меня и вздохнул:
— Тебе пора разобраться, чего ты хочешь, Сьюзи. Просто уму непостижимо — я дал жене все, чего она хотела, а она плачет да жалуется!
1
Разновидность психологического насилия, которая заключается в отрицании произошедших фактов и заставляющая человека ставить под сомнение свою адекватность, что приводит к обесцениванию его слов, суждений, переживаний и поступков.