Огню плевать

На их черно-желтых жилетах было почти пусто, и лишь у некоторых серебрились простенькие значки и нашивки, вроде «устоял один против троих», «прикрыл раненого брата» или «промолчал на допросе».

— Вот же байши[4]… — негромко протянул я, тоже замеченный снизу.

Поднял левую руку, покачал скрещенными пальцами и большинство «Детей» ответило схожими жестами. Кроме двоих совсем уж новеньких, еще не встречавших легендарного бледношкурого манкса. Ну и, конечно же, юного Прогиба, от радости подскочившего на месте. Что-то пропищав приятелям, тот бросился к ближайшей лестнице виадука, лавируя в потоке пешеходов, словно капля ртути.

Вздохнув, я пожалел, что снова не выпросил у Сапфир фаэтон…

Вообще-то, меньше года назад попав в казоку и получив право носить черно-желтую жилетку, подросток попытался взять себе имя Разрушитель. Но вместо этого, как зачастую и бывает, в самые короткие сроки стал Прогибом. И мне почему-то представлялось, что это имя молодой чу-ха будет носить до скончания времен.

Не могу сказать, что парнишка был совсем уж несимпатичен, но подчас от его желания выслужиться откровенно воротило. Особенно с учетом того, что, вопреки стараниям, на жилете Прогиба до сих пор не осело ни единой регалии…

В общем, Прогиб был неперспективен. Да чего лукавить? У моего крохотного холодильника было больше шансов дослужиться до высоких постов в казоку.

К сожалению, сам парнишка этого осознавать не желал. Как и все бесперспективные существа в мире компенсируя бесталанность навязчивостью и имитацией беспорядочной активности…

— Ланс, куо-куо, добрейшего денечка-утречка! — скороговоркой протрещал Прогиб, с легкостью нагоняя, ровняясь и заглядывая мне под капюшон. — Пожуешь?

Он протянул надкусанный брикет «бодрячка». Вспомнил, что я не употребляю, торопливо спрятал в карман.

— Ага, точно… Вышел погулять?

От парнишки несло дешевым мускусным парфюмом, которым среди рядовых казоку-йодда[5] не пользовались только мертвые. Пыльные лысые лапы шлепали по бетонному мосту — обуви «Разрушитель» не носил, утверждая, что разделяет убеждения натуралистов. Но большинство «Детей» было уверено, что тому просто жаль денег.

— И тебе не болеть, Проги, — натянуто улыбнулся я, интонацией и проглоченным слогом делая злую кличку чуть менее обидной. — Работа зовет.

— От работы быки дохнут, — то ли пискнул, то ли хрюкнул чу-ха, потешаясь над собственным остроумием. — И нравится тебе этой дурью маяться…

— Увы, станок сломался. — Я направился к спуску с перехода. Заметил, что чу-ха не уловил всей тонкости юмора, и добавил: — Станок, на котором я печатал деньги… Сисадда?

Тот замер и оперся на хвост, будто вкопанный, невольно заставив меня тоже остановиться и даже обернуться. Карие глазки чу-ха затравлено метались из стороны в сторону. Выдавая растерянность, правой лапой он машинально обтер щеку и торчащие усы; из приоткрытой пасти вывалился розовый язык.

Нас огибали прохожие, в большинстве своем состоящие из работяг или торговцев. Некоторые принимались ворчать на затор посреди прохода, но замечали яркую жилетку Прогиба и благоразумно умолкали.

Несколько мгновений юное «Дитя заполночи» на полном серьезе размышляло, что я занимаюсь штамповкой поддельных рупий. Затем в его крохотном мозгу что-то сошлось, и он снова хрюкнул.

— Ты классный, — мелко, но со знанием дела покивал крысюк. — Смешной, парни это ценят. — И затем предложил то, чего я и опасался: — Давай-ка сопровожу.

— Не утруждайся, пунчи, — моя рука совершила легкий взмах со всей беззаботностью, на какую была способна. — Это не займет много времени.

И я снова шагнул к лестнице, спускаясь на восточную сторону Виривага-ню. Предположения тут же оправдались: так просто Прогиб от меня отлипать намерен не был.

— Потопал за пределы Бонжура? — прострекотал он, важно закладывая большие пальцы за черно-желтые проймы. — Нашепчешь, куда?

Я покосился на него, теперь чуть более строго.

— А может, продиктовать код моего банковского счета?

Глаза Прогиба вспыхнули, будто он снова поверил. Но на этот раз чу-ха смекнул чуть быстрее и сразу скуксился.

— Ланс, пунчи… — негромко, чтобы не слышали окружающие, пробормотал он, и я разобрал в его голосе оттенки обиды, — я же просто предписания сверху выполняю…

— Братишка, — я замер на ступенях, снова развернулся к нему и постарался говорить с предельной доброжелательностью, — пожалуйста, не заставляй меня ругаться.

— Нет-нет, что ты?! — испуганно вскинулся Прогиб, выставляя перед собой смешно растопыренные пальцы. — Ланс, только не злись… Просто… ты же понимаешь… Мы с парнями вынуждены рассказать… — Он быстро глянул по сторонам, будто за нами могли наблюдать: — Нискирич будет недоволен, да…

— Он всегда недоволен.

Лестница кончилась, под ногами застучало пыльное полотно пешеходной части Виривага-ню. Пешеходов почти не убавилось, но общий фон поменялся на менее кичливый и более работящий. Настырный чу-ха не вздумал отставать и сейчас.

— Может, все-таки намекнешь, куда пошел? — осмелился он, вновь нагнав, но теперь отставая на полкорпуса.

— Ты провоцируешь, — спокойно предупредил я, без оглядки показав ему левый мизинец.

Вместо того, чтобы оскорбиться на жест, Прогиб с понимающей заботой погладил меня по предплечью.

— Все-все, Ланс, умолкаю, не кипятись, брат… я просто узнал, не нужна ли поддержка… Ты ведь знаешь, что я всегда приду на выручку, если будет нужно, сисадда? Ты спрашивай, в любой момент зови! У тебя ведь есть мой личный номер, так?

— Передавай парням привет, Проги, — отрезал я на ходу и красноречиво покосился на него из-под капюшона.

И только тогда Прогиб отстал, пробормотав «конечно, пунчи». Оперся на хвост, тяжело вздохнул и на секунду поник.

Но такие не умеют долго унывать, и вот он встряхнулся, пригладил шерсть на макушке и по-хамски двинул к «Детям заполночи» прямо через унылый поток шестиполосной трассы, каплей масла огибая многочисленных гендоистов и покрикивая на водителей вставших на колеса фаэтонов.

Убедившись, что прилипале достало мозгов не устраивать слежки, я ускорил шаг.

Вокруг раскинулись привычные пейзажи Виривага-ню: закрытые фабрики, коробки торговых центров и серые жилые монолиты с превеликим множеством маникюрных кабинетов на нулевых этажах — следить за когтями и гигиеной хвоста для чу-ха считалось непременной обязанностью, несмотря на уровень достатка и социальное положение.

Несмотря на то, что местные многонорные комплеблоки были еще скромнее и многим выше, чем «Кусок угля», выглядели они чуть более жизнерадостными и… позитивными?

Через пару кварталов на пути оказалась сложноуровневая развязка, уводившая в Нижний Город. Десятки противоречащих друг другу светофоров непрерывно мигали в им одним известном порядке, истиной сути которого не ведал и самый заправский водила; те, к слову, по большей части игнорировали яркие световые предостережения, предпочитая полагаться на интуицию, реакцию, добрый случай и крепкую глотку.

Неспешно обойдя колодец эстакад, я прошел вдоль забора парка ребристых коммуникационных вышек и еще через полкилометра оказался на проспекте Смиренного Служения.

Пешеходов стало еще чуть меньше, фаэтонов — чуть больше. Знакомые морды и наряды все еще встречались, но не так много, что позволяло максимально раствориться в окружающей толпе. Время от времени в ее вихрях еще мелькали пятна «Заполночных» жилетов, но теперь публика была основательна разбавлена представителями и других казоку. Те, кто узнавал, провожали взглядами и скалились, но беззлобно, по большей части с любопытством.

Все они уважали меня… но недостаточно, чтобы не таращиться.

Все они боялись меня… но недостаточно, чтобы убить.

Возле старинного храма Двоепервой Стаи я ускорил шаг: громадина «Аркады» вздымалась прямо за острой крышей скромного трехэтажного строения, но перед ним ожидаемо приплясывали громкоголосые проповедники.