Скандинав

Наконец, голова собирается с мыслями, подходит к Мирославу вместе с одним из своих помощников. Кладет близнецу руку на плечо, сжимает крепко.

— Мои извинения тебе от дреговичей, Мирослав. Боги рассудили, как надобно, и я теперь убедился, что ты не виновен ни в чем, — говорит. — Но раз ты кровушку одного из наших пролил, то не могу не предложить тебе в земле дреговичей остаться. Сам видишь, что времена у нас тяжелые идут, и Павлуша нам в селение серьезно помогал, а теперь заменить его некем. Оставайся.

Ответа от Мирослава не ждет. Поворачивается к своему помощничку.

— Организуй нашему новому селянину похлебочки, да не скупись.

Помощник отправляется выполнять распоряжение, уводит за собой все еще молчащего Мирослава, которому понадобится время, чтобы отойти от свалившейся эмоциональной нагрузки. Не каждый день тебя на костер решают отправить как никак. Поэтому близнец даже на меня не оглядывается.

Доброжир дожидается, когда они уйдут и переключается на меня. Я честно говоря, ожидаю не самый приятный разговор, но голова начинает стелить неожиданно мягко.

— Выходит не зря ты на лобное место сходил, а Дрочень? — заходит издалека.

— Не зря, — соглашаюсь. — Может если не я и боги иначе бы рассудили?

Голова усмехается, гладит живот ладонью.

— Предложеньице у меня к тебе одно есть. Деловое. Из числа тех, от которых не отказывается.

— Ну ка, — говорю. — Выкладывай.

Глава 17

— Поймать баг… правильно я сказал? — лихо выдает Мирослав с довольным выражением лица.

Слово «баг» он произносит мягко, и по сути это «бах», он проглатывает букву «г», говорит нетвердо, но старается повторять точь в точь, как я говорю (а меня товарищ логопед в свое время так и не выговорил, если что). Потому на меня каждый раз косится, правильно ли слово забугорное запомнил и сказал? Слово «баг» он от меня накануне услышал (когда я увидел, что на БОЛОТЕ в мое отсутствие произошло) и уцепился, говорит — нравится, как звучит, научи произносить.

Вот взял и научил, почему нет. Мне пришлось придумывать, что слово это хазарское, и я на корабле его впервые услышал, когда в рабство викингами был продан. Правда пришлось поднапрячься, чтобы славянину значение этого слова объяснить. Зато теперь близнец его с делом и без дела тулит повсеместно, где только можно.

— Не, Мирослав, — говорю ошеломленно. — Здесь больше другое слово забугорное подходит, тоже хазарское, кстати. Охренеть. Сможешь повторить?

— Охер, охре… — пытается выговорить, но спотыкается, коверкает.

— Ага, почти — ох-ре-неть — правильно, — произношу по слогам, продолжая оглядываться, совершенно сбитый с толку.

— Охренеть, — повторяет близнец, как прилежный ученик, на этот раз более уверенно и практически без запинки. — А оно хоть что значит? — тотчас спрашивает с любопытством, хлопая глазами.

— Не знаю, — хмыкаю, ловя себя на мысли, что вот так с ходу не могу объяснить значение слова из 21 века, которое сам же и сказал. Мне хватило объяснений «бага». Не, ну что значит «охренеть» как бы понятно, а вот объяснить толком и так, чтобы мужик из 9 века понял — это не получается ни разу. Но чтобы лишних вопросов у Мирослава не было, добавляю тут же: — Я же тебе не из хазар, точно ничего не знаю. Сам вершков нахватался. Но ВОТ ЭТО и есть охренеть, это уж ты мне поверь.

— А… да, охренеть тогда здесь больше подходит, — набирает полную грудь воздуха и выдает Мирослав, на выдохе говоря. — Охренеть! — на бис, как бы пробуя новое слово на вкус. — Слушай, Дрочень, а я думал у тебя здесь совсем все плохо, если по чесноку. Специально мне так говорил, чтобы проверить — пойду за тобой ли не пойду? Ловко ты придумал со своей проверкой.

Ничего не отвечаю. Ну как бы так сказать… нет здесь никакой проверки и близко. Если что, я ему все по чесноку говорил, когда мы сюда шли. Чтобы стало понятно, Мирослав стоит на моем болотовладении. В голове у него, должно быть, полная каша происходит, ровно как у меня прям. Все дело в том, что я то его предупреждал, ему в голову вдалбливал и всячески настраивал, что это для Доброжира я свои дела «ОЧЕНЬ мягко говоря» преувеличиваю. А близнецу не стоит ждать на болоте тут ничего хорошего — один стыд, да срам. Так… высушенное болотце, лепешки из торфа, сложенных в кучку, коим я еще не нашел толкового применения. Да потухший давно костер, в котором выгорели все бревна, давно превратившись в угли с золой. Слава богу, что хоть огнево у нас теперь есть и проблем с розжигом в дальнейшем не намечается. В остальном — вполне себе «Последний герой» в антураже болот и лесов дреговичей 9 века.

Но теперь я вот тоже охренел и изо всех сил стараюсь сделать вид, что именно ТАК я все планировал с самого начала и увиденное ничуть, ну прям нисколечко, меня не удивляет. Не просто же так Доброжиру по ушам ездил, а основания у меня на это были…

— В село может обратно пойдешь? — ухмыляюсь, беря себя в руки. — Я ведь тебя не держу ни разу.

— Не, — качает головой и удивленно выдыхает, никак не может увиденное переварить и опять протягивает. — ОХРЕНЕТЬ!

— Угу, — говорю, сам как идиот улыбаюсь. — Точно охренеть, Мирослав.

Мы выдвинулись из поселения дреговичей ранним утром, когда солнце только всходило, несмело освещая землю первыми лучами, предварительно хорошо выспавшись на день вперед и плотно отзавтракав под завязку. Правда на этот раз подали нам не грибной бульон, а какие-то корешки, тоже из запасов головы, за что я ему был отдельно благодарен (который день есть грибы — то еще удовольствие и настоящее испытание для желудка). Доброжир по-прежнему не скупился и проявлял воистину царскую щедрость до самой последней минуты нашего пребывания в селе дреговичей. А уже через пару часов мы прибыли на место назначения, в болото и теперь вот осматривались и «охреневали» на пару от увиденного.

Долбленка, кстати стала настоящей находкой для меня и одновременно открытием. Мне приходилось видеть долбленки и раньше, в том числе у ладожан, но впервые я понял насколько хороша эта лодка в деле и как сводит на нет большие расстояния, только сегодня днем на реке. Садишься на долбленку и привычный тайминг в разрезе 9 века меняется категорически — даже до самого отдаленного места становится по сути рукой подать. Лодка в умелых руках превращается в ковер-самолет, а переправа по реке в диком лесу становится одним сплошным удовольствием. Такие умелые руки как раз оказались у Мирослава, который в делах лодочных справлялся на уровне «лодочного бога». По крайней мере, все время пути я ни хрена не делал, а поставив яйки на проветривание кайфовал, пока близнец ведет по реке лодку.

Понятно, что от реки до моего болота пришлось еще пару километров пилить пешком, нарезая по болотисой лесной местности и будучи полностью загруженным добром от Доброжира. Однако с поставленной задачей мы не менее легко справились, сил то у обоих хоть отбавляй. Спрятав долбленку и забросав ее наскоро ветвями, что собрали по округе, мы нагрузились добром, как заправские ишаки, и уложились в одну ходку, чтобы не возвращаться по второму кругу к реке.

— Это ведь… губы! — продолжает изумляться Мирослав.

— Губы, — говорю, так будто для меня вовсе нет ничего удивительного в увиденной картине.

— А ты специально такой полив для них придумал? Ну даешь! Соображаешь!

— Соображаю, — киваю. Но я ведь сюда не дурковать пришел, вот и приходиться изворачиваться. — Я думаешь зря эти каналы рыл?

— А я еще думал, как ты так уговорил Доброжира отсыпать нам столько добра в придачу… оно вон что. Он то твою конструкцию видел?

Я только хмыкаю.

Короче, что получилось на моем болоте в мое отсутствие — рассказываю. Когда я к Доброжиру с грибами отчаливал, то по уму перебрал собранную кучку — откровенно паршивые и зачахшие грибы из кучки убрал, дабы пыль в глаза Доброжиру пустить и лучшее впечатление произвести. Типа у меня поганья отродясь в болотовладении нет, а губы только высшего сорта (сам то я это «поганье» сожрать собирался по возвращении, уверенности, что меня тепло встретят никак не было). Ну, а из-за того, что спешил в селение дреговичей, то и заморачиваться с плохенькими грибами не стал — не нашел ничего лучше, как побросать «мусор» в виде грибных отходов прямо на своем болоте. Повыбрасывал я их без всяких задних мыслей, разумеется, и уж тем более без идеи грибы на болоте засеивать. Просто видел паршивый гриб — из кучки выбрасывал, да и делов то. И поэтому, когда говорил о своих «подвигах» Доброжиру, то откровенно ездил голове по его мясистым ушам. Ну нечем мне было похвастаться на самом то деле! А тут выходит, что есть чем… короче грибы лихо выросли за полтора суток моего на болоте отсутствия. Каким-то хреном в земельке, торфом удобренной, уверенно пустили корешки и все мое болотце мигом превратилось в настоящую грибную плантацию, на которой выросло СТОЛЬКО грибов, что я даже сперва заикаться начал, вот и заговорил словами из 21 века. И главное, что все грибы здесь как на подбор — огромные, мясистые, раза в два больше тех, что я Доброжиру притащил накануне. Ну и самое невероятное во всей это истории, пожалуй, то, что с поливом и вправду хитро получилось. Одна из моих плотин, с помощью которой я воду из болота вывел, за время моего отсутствия прорвалась и в результате водой залило мою саму собой получившуюся грядку.