Я не дам тебе развод

Глава 13

Эльза

Из горла помимо воли вырвался стон. Услышала его как наяву. Задышала тяжелее. И почувствовала чужое дыхание. Мужское тяжелое дыхание овевало кожу, отчего волоски на коже вставали дыбом, как наэлектризованные.

Все казалось очень реальным. Я ощущала себя невероятно живой.

Словно кто-то зажег в теле тысячи крохотных язычков пламени, щекочущих нутро.

Но это сон, не более, иначе придется очнуться и признать, что я позволила мужу целовать меня. Раздевать. Но это же не так, он не мог, а я бы не позволила этому случиться в реальности…

Пока Абрамов властно подчинял себе мои губы, я пыталась избавиться от морока.

Но не получалось.

Я поддавалась.

Разомлела под напористыми ласками.

Губы стали мягкими, послушными, я с восторгом впустила в рот горячий язык.

Вкусно. Так сладко. Пьяняще. Мужской аромат кружил голову.

Дурманил мозг. Я как пьяная льнула к теплу, едва осознавая, что лишаюсь одежды.

Оправдала себя тем, что это сон, во сне можно все, исполнить свои самые заветные желания. А во мне, как бы я ни отрицала, продолжала жить тяга к этому мужчине.

Потребность в нем. Сильная, жгучая и непреодолимая.

Таком жестоком, холодном мерзавце, но таком желанном.

Ведь никого другого не было. Он первый и единственный.

И никто другой не смог его заменить, я даже не пыталась отыскать такого.

Мучительно долгие поцелуи не перерастали во что-то большее, это было тягучее, сладостное трение губ, в котором я терялась и тонула. И уже сама захотела шагнуть дальше. Поймала в ладони мужское лицо и притянула для нового поцелуя. Глубокого.

Языки сплелись в жарком танце. Давид уже лежал на мне.

Потом отстранился. В полумраке я увидела мерцание его глаз.

Выдохнул. Кажется, пытался прийти в себя.

Зачем? Зачем останавливать это безумие? Я не хочу просыпаться.

Он нависал надо мной. Его властный взгляд не отпускал и засасывал как в бездну.

Мы долго-долго впитывали друг друга через взгляды, тяжело и шумно дыша.

Я разглядывала в полумраке его мужественное лицо. Глаза привыкли к темноте. Теперь я видела его очень близко. Жесткие, надменные черты, растрепанные черные волосы, голодный взгляд, который порабощал меня. Словно ставил клеймо.

И тут пришло четкое понимание, что это не сон. Это наяву.

То, как он меня целовал, слишком реально. Губы горели. Пылали. Внизу живота сжималась пружина. Отклик тела был пугающе сильным.

Я мгновенно покрылась коркой льда, когда я поняла, как была близка к падению.

Он же мог… Если бы не остановился…

— Отпусти меня, — прошипела я, ударяя его кулаками в широкие плечи.

Из последних сил пытаясь высвободиться.

— Что случилось? — он разозлился и смотрел на меня непонимающим взглядом, но отпустил. Отстранился и включил ночник. Сел на постель.

— Вот только не нужно делать вид, что не понимаешь.

— Как раз таки и не понимаю. Только что целовала меня как изголодавшаяся, а теперь отталкиваешь. Что за игры, Эльза?

— Никаких игр, — я подгребла под себя одеяло, пытаясь закутаться, и не поняла, почему Давид таким странным взглядом смотрит вниз. Проследила его взгляд. Черт, моя блузка была распахнута, пуговицы расстегнулись, или кто-то их расстегнул. Живот оголился.

Кровь отхлынула от лица. Кислород резко кончился в легких, будто мне доступ перекрыли.

Шрам! Он его увидел. Едва заметную белую полоску, оставшуюся от кесарева.

Вряд ли Абрамов так несведущ, что не знает, откуда бывают такие шрамы.

Он заметно побледнел, резко встал с постели и размашистым шагом пошел к двери в комнату. Ударил по выключателю, и яркий свет ослепил глаза. Сглотнув волнение, я сжалась еще сильнее в комок, стягивая на себе блузку и пряча свой секрет.

Но уже поздно, он все видел своими глазами.

И только бог знает, что будет дальше. Что он со мной сделает, когда узнает правду.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Рокочущий злой голос прошелся наждачкой по нервам. Стало очень-очень страшно, хотя я толком и не знала, чего бояться, просто чувствовала угрозу нутром. Всей своей сутью ощущала.

— Мне нечего тебе сказать, Абрамов.

— А я вот так не думаю, — мотнул он головой, — что это, Эльза? Я не идиот.

Зажмурилась, собираясь с силами, и снова открыла глаза.

— Ты бы знал, что это, интересуйся ты моей жизнью.

Боль снова ударила под дых. Каждая клеточка моего тела помнила те моменты боли. Физическая забылась, а вот душевная никуда не исчезала. Я каждый раз ощущала себя брошенной и плакала тихонько, баюкая сыночка, не нужного своему отцу.

— Я задал вопрос. Если ты хочешь извинений, то тебе придется разочароваться. Сейчас я уже ничего не могу сделать с тем, как мы распорядились нашим браком. К тому же ты сама приняла решение уехать.

— Верно, — горечь стянула горло, — сама. Да и наш брак был ошибкой. Нас в него втянули, но есть отличие. В том, что ты знал правила игры, а я — нет.

— В чем конкретно ты меня обвиняешь?

— В том, что ты считал нормальным играться с чувствами влюбленной девчонки, — смело сказала, больше не желая хранить внутри свои обиды. — Я слышала разговор. Твой с нашими отцами.

— Какой еще разговор?

Он и правда не понимал. По лицу видела, что не врал. Только какая теперь разница?

— Когда ты хвалился, как легко затащил меня в этот брак. Одной улыбкой, которой было достаточно для наивной девчонки.

Абрамов склонил голову, лицо отразило работу мысли. Наверное, он вспомнил. Но увидела ли я раскаяние? Нет. На сердце неприятно заныло от застарелой боли.

— Врать не буду, — подал он наконец голос, — ты очень облегчила мне задачу. Я хотел как можно быстрее покончить с этим, чтобы вернуться к своей прежней жизни.

— К прежней жизни? Ты имеешь в виду ее? — удалось произнести мне спокойно, хоть обида и царапала сердце. Он не чувствует никакой вины. Не видит ничего плохого в своем поведении. — Я максимально облегчила тебе жизнь, судя по всему. Дала легко затянуть меня в брак, а потом так же легко уехала и оставила тебя свободным, чтобы ты мог жить с…

— Мы не будем обсуждать Лину, — жестко заявил Адам рычащим голосом, — ты уводишь разговор от самого главного! — Его взгляд прожег мой живот через тонкую ткань блузки. — Что это? Ты родила ребенка? Это след от операции?

— А если и родила? Что с того? — спрятала я живот руками.

— Эльза, — снова рыкнул Абрамов, — когда ты родила? Сколько лет ребенку?

Сердце чуть не выломало грудную клетку, так сильно оно забилось.

— Тебя это не касается, это мой ребенок. Мой! — резко выдала я, вставая с постели и решительно встречая жесткий мужской взгляд. — Ты к нему не имеешь никакого отношения.

— Кто его отец? — не сдавался он, подался ко мне и, не давая и шанса увернуться, резко притянул к груди. Глаза нашли мои, вцепились жадным взглядом. — Он мой?

— Твой? — толкнула я его в грудь в попытке избавиться от стального захвата. — Это было бы очень удобно, — рассмеялась я с горечью, чувствуя, как искажается мое лицо в гримасе боли. — Получить готового наследника. Ради акций!

— Я спрашиваю — он мой? — требовал он ответа. — Ты родила от меня и скрыла это?