Страница 98 из 110
III
Успех работы в тылу врага зависит от многих факторов. В их числе один из самых важных, – поддержка населения. Если она есть, то звучать тебе гордо, – повстанец, партизан. Но если нет, то в газетах напишут совсем другое, – террорист.
Населения я не вижу. Но оно меня ненавидит. Не обращайте внимания, каламбурю от двусмысленности положения. Победа – рядом, да руки коротки, не дотянуться…
Обнаружить слежку, как правило, особого труда не представляет. Каждый человек обладает способностью чувствовать внимание к своей персоне. Другое дело развить в себе это качество настолько, чтобы безошибочно определять степень враждебности.
На этот раз, – ощущение равнодушного презрения к чужаку, рискнувшему забраться в места, где его не ждали, и где ему никто не рад. Но настораживает и другое: я никак не могу понять, кто и как за мной присматривает. Будто сам фиолетовый воздух со слабым запахом ментола пропитан подозрительным вниманием.
Наблюдение я почувствовала сразу, как покинула ущелье. Судя по часам, пробыла в нём около суток. Двадцать часов безостановочного движения в полной темноте.
Никаких приключений или поводов для остановки. Если не считать снующих вокруг меня невидимых из-за темноты тварей и бесчисленного множества мелких каналов и тоннелей, сопровождавших магистраль, по которой я шла.
На тварей я не обращала внимания, поскольку ничего с ними поделать не могла, а рукава и отводы меня не интересовали ввиду малых размеров: мне всё равно в них было не протиснуться. Нет. Я ничего не видела, только чувствовала: движение тварей и ниши-пустоты вдоль всего пути следования.
Примерно через час после моего расставания с Германом и Светланой, дорога пошла вверх и начала винтом закручиваться влево. Ну, и я вслед за ней: пошла в гору, чуть прибавляя правой при каждом шаге. А чего вы ещё от меня ждали?
Времена бурения скальных пород собственным задом давно прошли. Укатали горки нашего сивку… зато я жива, сыта, и мне тепло. Сижу на краю поляны под огромным листом, скрестив под собой ноги, разведя в стороны руки и повернув ладони к фиолетовой тверди, которая служит этому краю небом. Занятно, что над этой твердью – миллионы тонн воды. Вам это ничего не напоминает?
Ноги у меня давно затекли, но очень не хочется шевелиться. Глаза закрыты. Я прислушиваюсь к осколкам своих мыслей и осторожным движениям неизвестного животного, шагах в тридцати от меня. Зверь по потолку заходит со спины и это обидно. Сама я у местной живности никакой симметрии не обнаружила, и поэтому с уверенностью сказать, где у них перед, а где зад, не могу. А вот они разобрались, смышлёные такие, и теперь один из них заходит сверху и со спины.
Следить на слух за движением противника несложно. Потолок, или то, за что там эта зверюга цепляется, отчаянно скрипит и рыдает при каждом его шаге. А может это сама тварь подаёт сигналы в соответствии с местными правилами охоты. И незнание этих правил не предполагает каких-то скидок или льгот в уготованной мне роли жертвы.
Я не могу сдержать улыбки: если меня и можно назвать жертвой, то только последней. У тех, кто на меня охотится, страсть к охоте пропадает надолго или навсегда. Последняя мысль мне понравилась. И я решила её немного разукрасить: охота – это когда у одного есть желание прикончить другого. А у другого иных желаний, кроме как спастись, нет. Если же обе стороны мечтают об убийстве, то это не охота, это – война…
Ловлю на лице движение воздуха и чуть приоткрываю глаза. Нет, это не та штука, что ползёт по потолку. На лист, закрывающий от меня небесную твердь, село что-то тяжёлое: лист прогнулся и заметно опустился. Если перегруппироваться и стать на лопатки, то можно пнуть гостя ногами. И ничего за это не будет. Уже пробовала.
Но такая безнаказанность обессмысливает любые действия. Даже самые что ни на есть хулиганские.
Некоторое время наблюдаю, как невидимый гость ворочается на листе, потом закрываю глаза и возвращаюсь к своим неспешным ручейкам-раздумьям. …Кстати, о войне. Объективная реальность солдата покоится на трёх китах: состояние личного состава, характеристика обстановки и задача, которую необходимо решить личному составу с учётом этой самой обстановки.
С личным составом, состоящим из одной боевой единицы – меня, абсолютная ясность: счастлива, что жива, и так близка к решению основной задачи.
С обстановкой дела похуже. В том смысле, что местность вокруг дикая, чуждая, ни на что непохожая.
Здесь я уже что-то около недели. Насколько поняла, нахожусь в километре над поверхностью пустыни, рассеченной надвое прямой голубой ниткой реки. Это оттуда мы начали свою экспедицию. Поверхность свода пещеры представляет собой бесчисленное множество складок, впадин и выпуклостей. Что-то вроде гриба-трутовика, ведущего свою разрушительную работу на деревянном потолке дома. Вот по нишам-антресолям этого удивительного образования я сейчас и пробираюсь.
Помнится, Максим докладывал, что по краю свода пещеры можно подняться наверх. Ну, а мне нужно спуститься вниз. Идеально было бы по прямой, но для этого нужен планер или парашют… фантазии, конечно. Иду пешком к краю, а там попытаюсь спуститься вниз, к реке, к палаткам. Всё. Точка. Что делать дальше – не знаю.
Наверное, буду ждать помощи.
Впрочем, пока под сомнением и сам спуск. Где этот край? Все эти выпуклости-впадины складываются в трёхмерный лабиринт, держать направление в котором не просто.
Разве что ориентироваться по горам. Чем дальше от них, тем ближе к краю. Вот только, чтобы определиться, нужно подползти к самому краю складки и высунуть голову наружу. Рискованное занятие… и к решению поставленной задачи отношение имеет косвенное. Задача? Разве я ещё не сказала? Спасение человечества, разумеется. Что всем кранты, давно известно. Учёный люд только не знает точной даты. А я, вот, знаю.
Так получилось.
Последние десять лет я искала входы под ледяной щит Антарктиды, чтобы спасти часть человечества, его генофонд и культуру от неминуемой гибели внеочередного ледникового периода.
Это и есть основная задача, которую мне следует решать с учётом обстановки. И для её решения все средства хороши. Пять трупов, или сто пять… не суть. Тем более что цель близка. Но есть проблемы.