Страница 14 из 21
Он принял у секретаря документ и, бегло проглядев, небрежно кинул на стол.
– Плохо! Плохо, брат Хугулино! Никуда не годится!.. Ты не присягу на верность составил. Ты составил дружеское послание от одного уважаемого дона другому. Как тут у тебя?.. – Иннокентий вновь придвинул к себе бумагу. – Проявляя благорасположенность и всемерное уважение… А?! – он недоумённо посмотрел на секретаря. – Это что?!.. Или вот, дальше… По мере сил и возможностей соблюдать интересы Святого Престола… Ну?! По мере возможностей! Это же ни в какие ворота не лезет!.. Так… – понтифекс встал и, обойдя стол, приблизился к стоящему с виноватым видом Хугулино. – Садись, пиши, – Иннокентий указал капеллану на своё место. – Садись-садись! – видя нерешительность Хугулино, подтолкнул он. – Привыкай. Авось когда-нибудь сам станешь Великим Понтифексом… Шучу… – он дождался, пока секретарь умостится за столом и возьмёт в руки перо. – Готов?.. Пиши… Я, Верховный Сенатор города, клянусь… что отныне и навсегда буду верен тебе… моему господину, папе Иннокентию. Моему господину! Ты понял меня, Хугулино?! Моему господину, а не: «проявляя благорасположенность»! Ясно?! Записал?.. Пиши дальше… Ни делом, ни помышлением… я никогда не буду способствовать тому… чтобы ты потерял жизнь… или здоровье своё… или коварным образом в плен был захвачен… Всё, что ты мне лично доверишь, я никому не открою к твоему вреду… Успеваешь?.. Пиши… Я буду предотвращать твой ущерб, если узнаю о нём… если же не буду иметь к тому возможности, то уведомлю тебя лично… либо письмом, либо через верных посланных… Далее… По мере сил… Хм… по мере сил… Да! По мере сил и разумения моего. Именно!.. По мере сил и разумения моего я буду помогать тебе в охранении папства… и прав Святого Петра, которыми ты обладаешь… и в возврате тех, которых ты не имеешь… и возвращённое тебе против всего света защищать буду… А именно: базилику Святого Петра… город Рому… Трастёвере… Остров… замок Кресцёнтиев… храм Святой Марии с Ротондой… гавань Остию… имения в Тускулуме… монеты… почёт и достоинства города… – понтифекс на мгновенье задумался, – и вообще все права и преимущества как в городе, так и вне его… – Записал?.. Так, теперь ещё… Кардиналам… и состоящим при твоём и при их дворе… когда они будут приходить в церковь, оставаться там и возвращаться назад… я ручаюсь за полную их безопасность… Клянусь добросовестно и верно исполнять всё сказанное… И да поможет мне в том Бог и Его святые Евангелия… Есть?.. Ну-ка, прочти…
Хугулино, отложив перо, встал и, подняв перед собой лист, торжественно, как будто это он сам присягал папе, прочитал написанное.
– Хорошо! – выслушав, одобрил понтифекс. – То, что надо! Перепиши набело и сделай несколько копий… Хотя нет! Постой! – он пощёлкал пальцами. – Не спеши. Давай я завтра ещё раз посмотрю и, если надо, поправлю.
Иннокентий вернулся на своё место и некоторое время сидел, задумчиво барабаня пальцами по столу.
– Я могу идти, святой отец? – осторожно спросил капеллан.
– Да… – невнимательно кивнул Иннокентий. – Можешь… Хотя подожди!.. Знаешь что, пригласи-ка ко мне Риккардо…
– Слушаю, святой отец, – Хугулйно поклонился и направился к двери.
– Да, и ещё! – окликнул его понтифекс. – Скажи начальнику стражи, чтоб готовил карруку и большой выездной караул. Скажи, что поеду на Квирйнал, к императорскому префекту…
– Да, святой отец!..
Спустя четверть часа в кабинет заглянул вызванный секретарём камерарий.
– Звал, Лотарио?
– Звал. Проходи.
Риккардо, твёрдо ступая, пересёк кабинет и опустился на стоящий сбоку от стола понтифекса стул.
– Слушаю.
Иннокентий испытующе взглянул на брата.
– Денег дашь?
Риккардо шумно засопел носом.
– Опять?!
– Опять.
– И что на этот раз?
– Всё то же, – Иннокентий пожал плечами, – швырну в толпу. А точнее, раздам добрым горожанам. Поеду сейчас к префекту и по дороге раздам.
Камерарий крякнул и недовольно, исподлобья, посмотрел на понтифекса.
– Ты уже раздал почти всё, что у нас было. Через неделю коронация. Чем ты собираешься её оплачивать? И, наконец, где ты возьмёшь пять тысяч либр для уплаты в городскую казну?.. Кстати, у нас были эти пять тысяч либр. Но ты их все раздал. Ты их, как ты говоришь, швырнул в толпу. И теперь у нас их нет! Я не понимаю, что ты творишь! Я вообще не представляю, как можно так жить?! Не откладывая ничего про запас. Не имея за душой лишнего денария!
Иннокентий задумчиво посмотрел на брата.
– Как ты думаешь, Риккардо, из чего делаются деньги?
– Как из чего, – камерарий пожал плечами, – разумеется, из серебра. К чему этот глупый вопрос?!
Понтифекс медленно покачал головой.
– Нет, мой друг. Деньги делаются из власти. Если у тебя есть власть – настоящая власть, а не бумажная! – к тебе потекут деньги. И чем сильнее будет твоя власть, чем она будет крепче, тем быстрее и шире будет этот поток… Давай не станем повторять ошибок моих предшественников. Они пытались торговать своей властью, они меняли её на жалкие подачки, они копили серебро в своих сундуках, как хомяк – зерно в своей норе, и в результате оказались и без власти, и без денег… Любой весенний ручей, затопив нору хомяка, может оставить его без припасов и обречь на голодную смерть. А вот лев никогда не делает запасов. Он берёт то и тогда, что и когда ему заблагорассудится. Потому что за ним сила и власть! И ему не страшно половодье. Оно даже в помощь ему. Поскольку в половодье гораздо легче охотиться на глупых антилоп… Ты спрашиваешь, где я возьму пять тысяч либр, чтобы заплатить городу? Это несложно. Для начала я вытряхну их из Марковаль-до и Конрада Суэбского, когда отберу у них захваченные земли. И – да – я отдам их городу. Но это будет всё равно, что переложить деньги из одного отделения моего ларца в другое. Поскольку, почувствовав мою власть, ощутив мою силу, горожане сами понесут мне свои денарии. В обмен на церковное благословение и очищение от грехов… Так что давай не капризничай, а приготовь либр двадцать серебра – пусть прихожане знают, что их папа милостив и щедр.
Риккардо во все глаза смотрел на своего брата.
– А ты очень переменился за последние годы, Лотарио, – после долгой паузы сказал он. – Раньше, помнится, ты не был столь… столь прагматичен. Помнишь, как мы спорили с тобой о христианской добродетели? Помнишь, как ты убеждал меня, что Бог есть любовь? И скажи на милость, куда теперь подевалось твоё милосердие, твоё доброе отношение к людям?
Иннокентий поморщился.
– Это всё было очень давно… Мы все меняемся со временем, Риккардо. А точнее, нас меняет время. Трудные времена требуют жёстких решений… К тому же, у меня были очень хорошие учителя. Которые гораздо чаще награждали меня палкой, нежели хлебной лепёшкой. А теперь я имею возможность ответить им тем же… Как ты уже, наверное, понял, я никого не собираюсь гладить по головке. Ни своих врагов, ни даже своих друзей. Если ты со мной, значит, ты со мной. Без всяких разговоров и пререканий. Если против – ну что ж, тогда лучше отойди и не мешай.
Камерарий покачал головой.
– Я, конечно, с тобой, Лотарио, это ясно. Я всегда был и буду с тобой, но…
– Давай без «но», Риккардо! – хлопнул по столу ладонью понтифекс. – Давай без этих всяких дурацких «но»! И давай вернёмся к нашему разговору. Так ты найдёшь мне двадцать либр серебра?
Камерарий вздохнул.
– Найду… Ты не будешь возражать против венетийских пикколо?
Иннокентий поморщился.
– Других нет?
– Есть двадцать шесть с половиной либр пикколо и чуть больше одиннадцати либр новых миланских сольдо. Так что выбирай.
Понтифекс махнул рукой.
– Давай всё! И то, и то, вперемешку.
– Выгребешь всё подчистую?
– Да, давай, не жадничай. И вот ещё что. Что у нас с золотом? Есть хоть что-нибудь?
Риккардо усмехнулся.
– Ещё и золото. Его ты тоже намерен швырнуть в толпу?.. Есть несколько десятков монет и какая-то ювелирная шелуха, ничего вразумительного. Либры четыре наберётся в общей сложности… А что?