Страница 67 из 82
В конце концов изрешечнный пулями аэроплан все же перетянул на высоте двух десятков метров через линию фронта, но тут верхнее крыло у него «сложилось», оторвавшись от перебитых стоек, и аппарат рухнул плашмя на вспаханное поле.
Так выглядела развязка боя в рассказах советских солдат и местных жителей. Все они были уверены, что вражеский самолет сбит. Однако поляки не подтверждают ни падения машины, ни ранения летнаба. Согласно польским данным, DFW приземлился нормально, но после посадки в нем насчитали более 30 пулевых пробоин. Повреждения оказались настолько серьезными, что самолет пришлось разобрать и отправить на завод для ремонта.
За этот успех летчики Буров, Кузин и Соболев получили ордена Красного знамени, а Ширинкину, у которого орден уже был, главком Троцкий лично вручил 50000 рублей и почетное наградное оружие. В тот же день случился другой, гораздо менее приятный для большевиков эпизод. Четыре «Ньюпора» вылетели для разбрасывания листовок над городом Борисов, а вернулись три. Пилот Абаканович пропал без вести. Позже выяснилось, что Абаканович, поляк по национальности, просто-напросто перелетел к своим соплеменникам. Кстати, это был единственный случай предательства в красной авиации за весь 1920 год.
В мае воздушная борьба на белорусском участке фронта достигла наивысшего накала. Обе стороны готовились к решающим наземным боям и стремились обеспечить себе господство в воздухе. 7 мая советский «Бреге-14», недавно захваченный у поляков, под охраной четырех истребителей сбросил 160 кг бомб и листовок на станцию Борисов. Солидный истребительный эскорт сопровождал его не случайно: летнабом на этой машине был сам А.В. Сергеев, главнокомандующий всеми воздушными силами республики.
9-го мая летчик 1-го истребительного дивизиона Сапожников сбросил 25-фунтовую бомбу на польский аэродром у села Киселевичи, а затем демонстративно выполнил над летным полем каскад фигур высшего пилотажа, как бы дразня противника и вызывая польских летчиков на поединок. Однако в воздух никто не поднялся. Поляки решили ответить по-другому. На следующий день три груженных бомбами «Эльфауге» C-VI взяли курс на советский аэродром в Салтановке. На перехват поднялось дежурное звено истребителей – «Ньюпоры» летчиков Сапожникова, Гвайты и Серегина.
Увидев врага, поляки сбросили нерасконтренные бомбы в лес и повернули обратно. Последним шел самолет, пилотируемый командиром 12-й эскадры капитаном Юргенсоном, бывшим офицером царской армии. На нем и сосредоточились атаки советских истребителей, так как догнать остальных было уже невозможно. На машине Гвайты сразу отказал пулемет, а на истребителе Серегина стоял только несинхронный «Льюис» над верхним крылом, попасть из которого в цель очень сложно. Поэтому фактически вел бой один Сапожников. Он несколько раз обстрелял самолет противника, заходя с разных направлений. Наконец у «Эльфауге» оказался перебит бензопровод. Мотор заглох, и польскому летчику не оставалось ничего другого, кроме как идти на посадку. Аэроплан приземлился на советской территории и был захвачен красноармейцами, а экипаж попал в плен[31]. Через два дня Троцкий, проезжая через Салтановку, задержался на полчаса, чтобы лично вручить Сапожникову орден Красного знамени.
Вскоре Сапожников провел еще один воздушный бой, на этот раз с истребителем «Альбатрос» D-III. Противник (согласно польским данным, это был поручик Ях) внезапно атаковал сзади, но стрелял он не очень метко. В советскую машину попала всего одна пуля, которая не причинила никакого вреда, хотя прошла всего в нескольких сантиметрах от сиденья. Сапожников, пользуясь верткостью своего «Ньюпора», развернулся и встретил врага в лоб. Затем последовала серия маневров и взаимных атак, в которой ни один из соперников не добился успеха. Бой закончился безрезультатно, однако поляки до сих пор считают русский «Ньюпор» сбитым.
Утром 14 мая советские «Фарман-30» и «Сопвич» в сопровождении «Спада» летчика Николая Петрова бомбили вражеский аэродром в местечке Жодино. Компания подобралась довольно интересная: «Фарман» пилотировал бывший колчаковец Шмотин, а в кабине «Сопвича» сидел красвоенлет Граб, одержавший полтора года назад первую в Гражданской войне воздушную победу.
На перехват взлетел «Спад» подпоручика Стефана Павликовского. Завязался воздушный бой, в котором более опытному поляку сразу удалось зайти в хвост самолету Петрова. Петров кидал машину из стороны в сторону, закладывал крутые виражи, делал даже мертвые петли, но враг крепко держался сзади, повторяя все его маневры. Вокруг краснозвездного истребителя то и дело мелькали дымные «веревки» трассирующих пуль. Но Павликовский, хотя и был классным пилотом, оказался при этом неважным стрелком. Все «трассы» проходили мимо. В конце концов одна из очередей все же задела машину, барабанной дробью простучав по обшивке. Петров, чувствуя, что следующая порция свинца может стать для него последней, резко бросил истребитель в пике. Он выровнялся на высоте чуть больше двадцати метров. От перегрузки у «Спада» сорвало выхлопную трубу. Оглянувшись, советский летчик увидел, что поляк все еще маячит сзади, готовясь вновь открыть огонь. Петров вильнул в сторону и стал петлять вдоль улиц на уровне крыш двухэтажных домишек. Вылетев из города, он заметил, что в нескольких метрах под ним блеснула река Березина.
Летчик снизился еще больше и понесся над самой водой, надеясь, что враг, наконец, отстанет. Но когда Петров вновь обернулся, он с ужасом увидел, что поляк по-прежнему «висит» у него на хвосте. Несколько минут продолжалась эта бешеная гонка на высоте полутора метров. Петров вел машину с максимальной скоростью, едва не задевая колесами воду и рубя винтом камыши. Малейшее неверное движение означало мгновенную гибель. Павликовский спокойно летел сзади, не приближаясь и не отставая, но почему-то не стрелял. Возможно, у него отказал пулемет или просто закончились патроны. Затем польский летчик прибавил газ, легко догнал Петрова и, помахав ему рукой, отвернул в сторону... По возвращении в петровском «Спаде» насчитали девять пробоин.
В тот же день поляки решили отомстить за налет на свою авиабазу. Вскоре после полудня в воздух поднялся двухместный «Хальберштадт» CL-II с грузом бомб и под охраной двух «Спадов» взял курс на советский аэродром в Приямино. Навстречу противнику взлетело дежурное звено истребителей в составе Ширинкина, Кузина и Александра Петрова (однофамильца Николая Петрова из того же дивизиона).
Кузин с Петровым связали боем истребители сопровождения, а Ширинкин атаковал бомбардировщик. Он подошел к противнику сзади-снизу и нажал на гашетку, целясь в переднюю часть фюзеляжа. Зажигательные пули прошили кабину пилота и топливный бак. Тотчас бензин вспыхнул, и яркое пламя охватило машину. У экипажа не было парашютов, но летнаб, не выдержав нестерпимой боли, выбросился из самолета и разбился насмерть. Пилот остался в горящей кабине. Возможно, он был уже мертв, прошитый пулеметной очередью.
Выбежавшие из своих домов жители Приямино заворожено смотрели, как пожираемый огнем самолет несколько секунд летел по небу, затем перевернулся вверх колесами (при этом летчик тоже выпал из кабины), сорвался вниз и отвесно врезался в землю возле опушки леса.
А в это время Петров и Кузин дрались со «Спадами». Интересно, что противником Александра Петрова оказался тот самый подпоручик Павликовский, который всего пару часов назад азартно гонялся за его однофамильцем над Березиной. Но тут подпоручика словно подменили. Потрясенный жуткой картиной гибели «Хальберштадта», он вышел из боя и на полном газу умчался за линию фронта. А вслед за ним скрылся и другой польский летчик.
Через полчаса на место падения сбитой машины прибыли красноармейцы. Они отыскали тела погибших летчиков, с которых кто-то из местных, поспевших туда раньше, уже успел снять ботинки.
Весть об очередной победе «красных соколов» мгновенно достигла штаба фронта. И вечером того же дня на аэродром Приямино доставили срочную телеграмму: «Приветствую славного героя Ширинкина, предлагаю выдать ему 15000 рублей, золотые часы высылаю. Мужественных летчиков Петрова Александра, Петрова Николая и Кузина наградить золотыми часами. Предреввоенсовета Троцкий». Любопытно, что первый сбитый Ширинкиным на польском фронте самолет (который на самом деле и не был сбит) Троцкий оценил в 50000 рублей, а второй почему-то только в 15000.
31
По рассказам пилотов, Юргенсон, доставленный под конвоем в Салтановку, очень испугался, увидев советских авиаторов в кожаных куртках. Он знал, что этим предметом гардероба обычно щеголяли комиссары и чекисты, чья кровавая «слава» уже гремела по всей Европе. Страх капитана был вполне оправдан: Юргенсона этапировали в смоленскую тюрьму, где он вскоре умер (по другим данным, был расстрелян). Летнабу повезло больше: по окончании войны его обменяли на советских военнопленных.