Его величество Мухомор

Предположения, изложенные выше, могут быть спорными или вообще неправильными, но, как говорил один мой знакомый, «думать в эту сторону – интересно». Еще интереснее думать совсем в другую сторону, и с таким направлением мыслей вы можете познакомиться в послесловии.

Классическое употребление мухомора

Как уже говорилось выше, классическое употребление мухомора представляет собой четко регламентированный процесс со своими правилами и табу, ритуал, длящийся от сбора до принятия мухомора. Именно соблюдением всех норм и достигается погружение в непознанное. Действо начинается даже еще до сбора мухоморов: сборщик проходит обряд очищения и психологической настройки. Он должен находиться в хорошем расположении духа и выходить в лес с добрыми помыслами, иначе сбор и употребление грибов могут закончиться плохо. Сам сбор также ритуализирован, сопровождается песней, танцем и обязательной благодарностью каждому сорванному грибу. Существует целый ряд ограничений на сроки сбора (предпочтительно – конец лета или ранняя осень), стадии плодоношения, количество плодовых тел. Не принято, например, смешивать грибы из одной мухоморной семьи с грибами из другой. Некоторые шаманы кладут в ямку, оставшуюся от сорванного мухомора, монетку как дар духам-хозяевам леса.

Классический сбор мухоморов отличается от сбора других грибов хотя бы тем, что мухоморы не ищут. С ними встречаются, или мухоморы сами выходят навстречу сборщику в результате его правильного настроя.

В неизданной, но широко представленной в Интернете книге А. Вербникова «Дедушка Мухомор и мальчик Бананан, или Грибники-шкурники» можно найти такие слова:

«Мухоморы – это те же люди, тот же народ, а мы, люди, такие же грибы для них, они через нас получают знание, как мы через них. Все дело во встрече, в полном взаимопроникновении, в превращении друг в друга. Да, я, конечно, был самим мухомором: чувствовал свои шляпку, тело, такое белое и упругое, ножку, „юбочку“. Узнал, как они растут в лесу, по какой „схеме“ – такой развернутый, можно сказать, греческий квадрат. Теперь у меня нет проблем с их отысканием. Они сами ко мне выходят, когда я к ним выхожу…Или они приходят ко мне домой, прямо в город, конечно, большей частью во сне: видишь, как они растут возле самого подъезда, или зимой появляются из-под снега, это такое зрелище!..»

И далее: «В один из дней середины августа он, как обычно, брел по смешанному лесу – по одному определенному не очень большому его участку – километрах в двадцати от города. С локтя у него свисал большой полиэтиленовый непрозрачный пакет, куда он складывал грибы. Ради сбора грибов он и приезжал в этот лес, а грибы, которые он клал в мешок, все были одного вида – мухоморы. Время было за полдень – тоже привычное, раз навсегда установившееся время: те грибы, которые были нужны ему или которым был нужен он, не интересовали больше никого из людей, по крайней мере в этой округе, на значительном радиусе; по крайней мере за все четыре года, прошедшие с того сна, он ни разу не столкнулся в лесу ни с одним подобным грибником – спешить же в лес с утра пораньше, на рассвете, чтобы опередить других многочисленных любителей „тихой охоты“, ему не было необходимости. Все было как в самый первый раз и так повторялось из года в год. И час его прихода в лес правильней было бы, пожалуй, назвать не установившимся, а остановившимся временем – ибо вступая под кроны сосен он, и вообще-то живущий сугубо по своему отсчету и в своем мире, испытывал безошибочное, временем же проверенное и подтвержденное чувство, что попадает в другое время как в некий покой, дверь которого отворяется только перед ним – и без всяких ключей и „волшебных слов“ – одной силой его появления и присутствия. Да и то, что он именно „бродил“ меж деревьев в поисках грибов, тоже не полностью отвечало существу происходившего; так могло казаться лишь посторонним глазам, но таковых просто не было и не могло быть в том лесном покое, попадая в который, он переставал о чем бы то ни было беспокоиться. А поэтому он и не бродил вовсе – он наверняка, не совершая лишних движений, двигался, ни о чем не думая и направляемый, словно подсказывающим голосом, чувством, собранным внизу живота, чутко и моментально реагирующим и перекатывающимся в правильную сторону по малому тазу точно шарик ртути.

Следуя этому зову и чувству, он улавливал сигналы, иногда как жалобные стоны и „крики“ о помощи от тех мухоморов, которые были сбиты, растоптаны или растерзаны кем-нибудь из „нормальных“ грибников, заинтересованных только в „человеческих“ грибах. Он складывал в свой мешок и таких „калек“.

Идя таким образом по лесу он не только испытывал свой собственный чудесный покой, но и ощущал себя человеком – нет, не человеком, а просто „кем-то“ – на своем месте, настолько же, насколько на своем месте были собираемые им мухоморы в лесу или, затем, у него дома. Без всякого преувеличения, находясь по этому зову, по этому своему призванию в лесу, он сам становился мухомором, превращался на время в этот гриб».

Классическим способом употребления мухоморов является проглатывание сушеных шляпок или их кусочков (в сушеных мухоморах, как говорилось выше, путем декарбоксилирования иботеновой кислоты накапливается мусцимол – основной галлюциногенный компонент).

Сам процесс сушки также жестко регламентирован. Принесенные из леса грибы никогда не моют (галлюциногены водорастворимы), а только аккуратно очищают от лесного мусора. Как раз в этот момент и проговаривают слова о будущем назначении грибов, об ожидаемом от приема результате. Полагают, что лучше всего сушить мухоморные шляпки на открытом воздухе, на утреннем солнце. Интересно, что у коряков и чукчей табуировано разрезание шляпок ножом или прокалывание иголкой для насаживания для просушки на нить. Считается, что повреждение, нанесенное мухомору, перейдет на съевшего его человека: разрезанный гриб вызовет рези в животе, проколотый – кишечные колики. Нет ли здесь параллели с гаитянским вудуизмом?

Готовыми к употреблению мухоморные шляпки считаются тогда, когда они высыхают до стадии небольшой гибкости (пересушенные, хрупкие шляпки легко крошатся и имеют более низкую ценность).

Перед употреблением к мухомору снова обращаются с просьбой о помощи в чем-либо (болезнь самого человека или его близких, просьба встретиться с умершими предками в мире духов и т. п.).

Сушеные шляпки глотают свернутыми в трубочку как есть, или по кусочкам, или смазанные в жире, или проглатывают вместе с накопленной во рту слюной. Иногда мухомор дают размочить или частично разжевать во рту женщинам (коряки, чукчи), и только потом мужчины глотают его. Известны случаи, когда сушеный мухомор просто держат во рту и глотают выделяющуюся при этом слюну.

Количество проглатываемых шляпок обычно небольшое, 1–5 штук.

Шаманы использовали мухоморы не только для контакта с миром духов, но и для проведения лечебных сеансов, изгоняя из пациента дух болезни.

Свежие (сырые) мухоморы в классических шаманских субкультурах не употребляются, так как галлюциногенного эффекта практически не дают из-за низкого содержания мусцимола, а факты такого использования (как и приготовление из сушеных шляпок грибного порошка), по замечанию Оларда Диксона, связаны с профанацией изначальной культуры. Сырые мухоморы среди народов Сибири было принято есть не для ритуального использования, а как тоник (наподобие первоначального использования индейцами листьев кокаинового куста) или даже как средство от робости или застенчивости. Это практиковалось перед дальними походами, тяжелой работой, иногда как энергетик при необходимости не спать ночью или просто длительно не спать.

Помимо сушеных, мухоморы употребляют вареными, жареными, курят с табаком, пьют в составе «МУХОМОР-НОЙ» мочи и настоек. Кроме того, в случае медицинского использования возможно приготовление различных мазей, вытяжек и т. п.

Вареные и жареные мухоморы в значительной мере или даже полностью теряют свои токсические и галлюциногенные свойства и используются как тонизирующее и общеукрепляющее средство. Известно огромное количество историй, повествующих об излечении самых разнообразных болезней у пользующих мухоморы в жареном или вареном виде, а также полудетективных историй о том, как «кого-то травили мухоморами, а он только здоровее стал».