Выбор Геродота

ГЛАВА 10

468 г. до н. э.

Спарта, Галикарнас, Афины

Павсаний любил бродить по рынку.

С довольным видом перебирал выложенные тушки птиц руками, придирчиво поворачивал дыни с боку на бок, принюхивался к рыбе. И капризно надувал губы, если продавец не хотел торговаться.

Ойкет уже еле тащил корзину, а он все никак не мог остановиться. На обед было куплено почти все, что понравилось регенту: свиная голова, тунец, ведро губанов, лук, чеснок, яблоки…

Ранние мегарские яблоки можно съесть на десерт. А можно нарезать дольками, высушить и сварить из них компот. Еще он с детства любил, когда яблоки запекали, заполнив вырезанную сердцевину медом.

Понтийского тунца нужно сначала выдержать в маринаде из оливкового масла, уксуса и лимонного сока. Но недолго — он и так нежный. Чтобы вырезка не испортилась на жаре, миску обкладывают снегом с гор.

С зайцем или дроздами мороки меньше: протыкай вертелом — и на очаг. Овощной салат кухарка настрогает, пока ты будешь мыться перед обедом. А если просто пожарить рыбу, то лучше всего подойдет косорот — просто тает во рту, а костей мало. Но губаны и окуни тоже хороши.

Вообще-то пополнением продуктовых запасов в доме Павсания занималась кухарка-мидянка. И готовила блюда по мидийским рецептам. Герой сражения при Платеях теперь любил все персидское. Но никогда не отказывал себе в удовольствии самостоятельно побродить по рынку.

Озарение снизошло на него при осаде кипрского Сапамина. Он вдруг понял, что Спарта упустила возможность, если бы заключила мир с Ксерксом, подчинить себе давнего соперника — Афины — и стать самым сильным государством ойкумены.

Себя наварх хотел бы видеть единовластным правителем Пелопоннеса, купающимся в лучах славы шахиншаха. После взятия Византия Павсаний окончательно превратился в персофила. А то, что это коробило ионийцев и островитян Эгеиды — да плевать он хотел.

Именно тогда он вступил в переговоры с Ксерксом, устроив побег из Византия для нескольких его родственников. Беглецы везли письмо, в котором Павсаний просил руку дочери владыки Азии, а взамен обещал ему покорность не только Спарты, но и всей Эллады.

Ксеркс отправил в Византий Артабаза, сатрапа фригийского Даскилия, чтобы тот передал Павсанию ответное письмо с пожеланиями успеха, а также обещанием денег и солдат.

Оба переговорщика прекрасно знали друг друга, хотя и заочно. Во время Платейской битвы Артабаз возглавлял байварабам, замыкавший персидский строй.

Артабаз не слишком торопился принять участие в сражении, а узнав о гибели Мардония, предусмотрительно повел свой отряд в обход Платей. Этот маневр помог Павсанию победить. Так что он оказался в какой-то степени должником перса.

Выслушав заверения сатрапа в искренней дружбе, наварх посчитал, что наконец-то звезда его славы засияет с новой силой. И перестал стесняться своих взглядов.

Теперь он закатывал пиры не хуже того, который по его требованию персидские повара приготовили в шатре убитого Мардония после сражения при Платеях.

Носить стал длинный халат с шароварами, на голову нахлобучил войлочный кулах. Андрон в его доме стал походить на сокровищницу Аполлона — ковры, золотая и серебряная утварь, шкуры барсов…

Сон наварха охраняли египетские наемники. Павсаний изменился до неузнаваемости. Будто он и не спартиат вовсе, воспитанный в суровости, дисциплине и железной закалке, а какой-то изнеженный троадский шахраб.

Все-таки ему пришлось пережить несколько неприятных моментов.

Сначала эфоры прислали наварху скиталу с требованием немедленно сдать все дела и прибыть в Спарту для судебного разбирательства. Павсаний подчинился. С собой он привез деньги, полученные от Артабаза, так что дело замяли. Но от командования объединенным флотом его отстранили.

Павсаний на этом не успокоился. Убедив эфоров и геронтов в искреннем стремлении помочь ионийцам в борьбе с персами, он сел в Арголиде на триеру, чтобы отплыть к Геллеспонту.

Но вместо Абидоса причалил к Византию, который так и не стал оплотом Афин на Херсонесе Фракийском. Артабаз встретил его с распростертыми объятиями.

Последующие семь лет регент провел в восточной роскоши, среди наложниц и красивых мальчиков. Он продолжал переписку с Ксерксом, со дня на день ожидая сватов от Мегабата.

Артабаз приезжал часто. Привозил новых рабов, проводил со спартиатом вечера в бане. Интересовался его связями в Афинах. Хвастался близостью к Ксерксу.

Однажды перс попросил завербовать кого-нибудь из высшего руководства Афин. От озвученной суммы вознаграждения у Павсания округлились глаза. Вскоре вопрос был решен.

Чтобы отвести от себя подозрения, он начал переписываться с Фемистоклом, который к тому времени уже осел в Магнесии-на-Меандре. Бывший афинский политик от соучастия в предательстве отказался, но его письма Павсаний сохранил.

И тут снова грянул гром: эфоры потребовали, чтобы он вернулся домой. Вскоре на горизонте показались паруса Кимона, присланного Народным собранием Афин для ареста подозреваемого в государственной измене регента Спарты.

Сумев сбежать, Павсаний обосновался в Троадских Колонах. Потом все-таки вернулся в Спарту, но угодил в тюрьму по обвинению в предательстве. Эфоры припомнили ему и своекорыстную надпись на треножнике в Дельфах, и подозрения в подстрекательстве илотов к восстанию.

В дело опять пошла персидская мзда. Надпись на дельфийском трофее в честь победы при Платеях заменили, а доносы илотов посчитали необоснованными для обвинений в адрес спартиата царского происхождения.

Открыто вести персидский образ жизни, как в Византии, Павсаний в Спарте не мог. Но осмелел: возобновил тайную переписку с Артабазом, завел кухарку из Мидии. Водяные часы-клепсидру называл "фенджан". Дома вместо хитона носил персидский кандис. Да — длинный, ну и что с того? В женское платье наряжались даже Геракл с Ахиллом.

Связник в Афинах продолжал получать от него указания. Безнаказанность затуманила регенту глаза…

Разгуливая по рынку, Павсаний раздумывал о странном поведении своего любовника Герофита. От отца-эллина уроженцу Аргила достались густые черные кудри, а от матери из фракийского племени бисальтов — голубые глаза.

Ах, этот запах мужского мускуса, тонкая талия, выпуклые мышцы на животе… Вспоминая ласки Герофита, Павсаний жмурился от удовольствия. Жаль, что правила безопасности требуют избавляться от свидетелей. Но тогда, на мысе Тенар — что это было?

Регент отправил любовника в Даскилий с посланием для Артабаза. Однако ответ пришел из Лаконии — и не от перса, а от самого Герофита с просьбой срочно приехать на встречу к храму Посейдона Асфалея.

Странное место для свидания — убежище от гонений. Когда Павсаний вошел в хижину, аргилец начал осыпать его упреками. Почему в письме была приписка с просьбой убить курьера? Он его больше не любит? Это награда за преданность?

Пришлось оправдываться, убеждать Герофита все-таки поехать в Даскилий. В это время в соседней комнате раздался стук — будто что-то упало со стола. Регент спросил, одни ли они в доме. Аргилец уверил его, что да — одни, просто там ягненок мается без матери…

От прогулки по продуктовым рядам у Павсания разыгрался аппетит. Он уже хотел купить вареных овощей, чтобы съесть на ходу, как вдруг услышал свое имя.

Повернувшись на голос, регент увидел гиппагрета — предводителя всадников, который считался ревностным поборником законов Ликурга. Он мгновенно оценил опасность: стальные беспощадные глаза, напряженная поза, стоящие по бокам гоплиты…

Из-за спины гиппагрета выглядывал эфор — хороший знакомый Павсания. Когда их взгляды встретились, тот мрачно кивнул. В голове регента молнией пронеслось: "Тенар! Герофит! Ягненок!"

Ойкет схватился за кинжал, но Павсаний вполголоса приказал: "Не надо!"

В лицо гиппагрету полетел большой пучок ботвы. Регент бросился в толпу. Расталкивая людей, помчался к храму Афины Халкиойкос. Вон он, стоит на краю агоры.