Выбор Геродота

Вскоре покой вершины нарушил тихий гул голосов — Совет знати собрался на заседание. Бывшие архонты расселись на деревянных скамьях вокруг ровной площадки перед Килонием. Многие принесли с собой мягкие подушки.

После того как рабы зажгли тимиатерии, по холму растекся аромат благовоний.

В центре судилища высились два камня: насилия и непрощения.

От нагретых за день скал исходило тепло, поэтому ареопагиты обошлись без шерстяных гиматиев. Лишь несколько престарелых членов Совета знати кутали ноги в мягкие овчины. Собрания так и проходили всегда — ночью под открытым небом.

На этот раз речь не шла об умышленном убийстве, поджоге или нарушении храмовых правил. Семейные афиняне последнее время также вели себя на удивление достойно — секретарь принял всего несколько заявлений об избиениях жен мужьями, да и те обошлись без тяжелых увечий.

Когда на алтарь Эриний опустилась чайка, сидевшие ближе всех к ограде старики забормотали охранную молитву Считалось, что душа умершего вселяется в птицу, а раз она прилетела к святилищу богинь мести, значит, умерший просит о прощении. Завтра надо будет обязательно принести искупительную жертву.

Ночной Скирон завывал в глубокой расселине на склоне холма, и казалось, что это души приговоренных к смерти преступников хором ропщут на свою незавидную участь.

Председателем снова выбрали Кимона. Секретарем — Эпихара.

Заняв кафедру, стратег пересчитал присутствующих.

Потом тихо спросил секретаря:

— Нет троих… Тебе что-нибудь известно?

Эпихар с готовностью проинформировал:

— Агафон из филы Акамантиды вчера сдал большую партию посуды для Пританея. На радостях запил… Хорошо, что прислал ойкета с извинениями.

Кимон кивнул.

Секретарь продолжил:

— Виссарион из филы Гиппофонтиды сообщил вечером через жену, что будет всю ночь занят на разгрузке лемба с зерном из Пантикапея. Он еще раньше предупреждал: груз прибудет со дня на день… А вот про Ипполита из филы Энеиды пока ничего не могу сказать. Хотя скороходы всех заранее оповестили. Я раба отправил к нему домой, но, даже если он в порядке, ждать времени нет. Придется начинать без него…

Снова кивнув, Кимон сдержанно бросил:

— По Энеиде проходит Священная дорога. Гильдия гончаров вышла на него с просьбой предоставить участок для нового карьера. В Керамике с глиной стало плохо — сколько веков уже копают… А половина древних некрополей Энеиды расположена на землях Ипполита. Там сейчас такое начнется…

Он махнул рукой:

— Лучше его не трогать.

Стратег ударил деревянным молотком по медному блюду, призывая присутствующих к вниманию.

— Вопрос сегодня только один — ситуация в Галикарнасе, — начал он. — Вы знаете, что после поражения персов при Микале Иония, Дорида и прибрежная часть Карии обрели свободу. Но есть проблема — тираны продолжают платить дань сатрапу Сард Артаферну. Особенно усердствует Лигдамид…

Кимон откашлялся.

Паузой воспользовался один из ареопагитов, чтобы с места выкрикнуть:

— В чем конкретно его обвиняют?

Стратег прищурился, пытаясь разглядеть того, кто задал вопрос. Так и есть — одноглазый Ликид. Тон не очень-то дружелюбный. Обычно эвпатрид помалкивает, но, когда речь заходит о бывших союзниках Ксеркса, он сразу берет слово.

До нашествия персов потомственный судовладелец и хозяин верфей отвечал за связи Совета знати с Дельфами. Именно он передал Фемистоклу как главе морской партии ретру о спасении Афин за "деревянными стенами Зевса". Фемистокл выслушал, но истолковал послание бога по-своему, поэтому начал строить флот. Но только верфи Ликида обошел стороной. Ликид тогда просто взбесился, но сделать ничего не мог.

И именно он как представитель Афин внес на сессии Дельфийской амфиктионии позорное предложение не наказывать штрафом полисы, объявившие нейтралитет во время оккупации Эллады персами.

Глаз судовладелец потерял еще при Саламине, когда Совет знати откомандировал его в афинскую флотилию для надзора за Фемистоклом. Там оба афинянина спелись. Ликид решил забыть старые обиды. Поговаривали, что после победы он не просто так получил литургию на строительство десяти триер — половины от годового заказа.

Привлеченные к литургии олигархи строили каждый одну, а он один — десять. Так и деньжищи какие: десять талантов. Отдавать не надо, потому что выполнившему заказ олигарху Фемистокл долг прощал. Почему-то портовые надзиратели обходили верфи триерарха стороной.

После бегства в Сарды Фемистокл вроде бы обрубил все связи с Афинами. Но Ликид спеси не убавил и публично вспоминал патрона с уважением. Кимон давно подозревал, что дело здесь нечисто…

— Поясню. — Стратег добавил в голос металла. — Эллины Галикарнаса и карийцы Салмакиды — это две разные общины. Для решения важных вопросов они учредили Народное собрание. Подать собирает Лигдамид, но расходы бюджета утверждает именно Народное собрание. Эсимнет в отместку заявил, что раз население слилось в один полис, то пусть "все галикарнасцы" теперь платят подушную подать как "все милетяне" или "все эфесцы". А никакое сравнение здесь не уместно, потому что милетяне и эфесцы — ремесленники, а галикарнасцы — рыбаки. Думаю, что разницу в доходах понимают все. Вы также понимаете, куда уходит львиная доля собранных Лигдамидом средств. Для ясности озвучу — на содержание армии Артаферна.

Он гневно оглядел собрание.

Аристократы зашумели: "Призвать тирана к ответу! Персидская подстилка! Послать в Галикарнас эскадру!"

С места поднялся виноторговец Мегекл. Он так волновался, что у него дрожали щеки.

— Я получаю от оптовика из Галикарнаса четыреста медимнов вина в год. Это две трети моего податного капитала. Если, не приведи Гермес, Лигдамид задушит галикарнасцев податью, мне придется искать новых поставщиков. Насколько рынок вина плотный, вы и сами знаете… Так что перспектива шарить на осле по мелким виноградникам Беотии и Фокиды меня не прельщает. Но даже не это главное. Если мои доходы упадут — сколько гоплитов с полным вооружением я смогу предоставить коллегии стратегов? А ведь на носу война со Спартой…

Слово взял Несиот — хозяин рыбных рядов на Рыночном Колоне:

— Я отлично понимаю Мегакла. У меня те же проблемы. После того как Ксеркс занял Геллеспонт, боспорские купцы стали возить соленую пеламиду в Гераклею Понтийскую. Сейчас ситуация, конечно, изменилась, но перенаправить экспорт из Гераклеи в Афины будет нелегко. Надежда только на Галикарнас. Если и там не сложится — прямо не знаю, что делать…

Потом выступили торговец шерстью, триерарх и скотовод — каждый был уверен, что рост подати в Галикарнасе плохо отразится на торговле. Кимон внимательно слушал ареопагитов, общий настрой которых говорил не в пользу Лигдамида.

Он ждал, когда Ликид попросит слова. Наконец судовладелец поднял руку.

Заговорил запальчиво:

— Какая эскадра… Ничего себе, освободители от персидской оккупации. Чем мы тогда лучше самих оккупантов? Подумайте дважды, прежде чем посягать на суверенитет другого государства. Лигдамид — тиран, но избранный. Что вам нужно? Смена власти? Так у него и сторонники имеются, которые за него голосовали. Они его поддержат. Прольется кровь… В общем, так. — Ликид сделал эффектную паузу. — Завтра же я обращусь в Буле. Решение о военном вмешательстве должны принимать пританы.

Стратег поднял брови. Ход хороший, но времена Фемистокла и Аристида прошли. Теперь главный политик в Афинах — он, и никто не помешает ему проводить свою линию в Народном собрании.

— Тогда давайте голосовать, — подытожил Кимон безразличным голосом. — Всем ясно, что Лигдамид обнаглел и зарвался. Вмешаться — долг Совета знати как высшего судебного органа Афин, потому что страдают наши братья эллины. Ликид может поступать так, как считает нужным. Я со своей стороны тоже встречусь с секретарем Буле.

Ареопагиты снова зашумели:

— Пережать Лигдамиду горло! Раздавить гадину!