Отважные капитаны. Сборник

Девушка очень гордилась отцовской фирмой и рассуждала так, словно была старшим партнером, которому принадлежал контрольный пакет акций.

— О да, он совсем не плох, — аккуратно подбирая слова, отозвался шкипер. — Но должен сказать, что для того, чтобы получить хороший корабль, мало дать ему имя. По сути своей, мисс Фрейзер, если вы понимаете, о чем я говорю, он пока что остается набором стоек, заклепок и пластин, которым придали форму корабля. Ему еще только предстоит обрести себя.

— Но отец говорил, что он прекрасно оснащен и укомплектован!

— Так оно и есть, — со смешком согласился шкипер. — Но с кораблями всегда так, мисс Фрейзер. Он — здесь, перед нами, собран воедино, вот только части его еще не притерлись друг к другу и не научились работать вместе. У них просто не было такой возможности.

— Машины работают безукоризненно. Даже я это слышу.

— Верно. Но корабль — это нечто большее, чем машины. Видите ли, каждая его часть должна ожить и научиться работать вместе со своей соседкой — понравиться ей и притереться, как мы говорим. С технической точки зрения, разумеется.

— И как же вы намерены этого добиться? — осведомилась девушка.

— Пока что мы можем лишь проложить курс и выйти в море; но если погода вдруг окажется неблагоприятной — а в таком рейсе это вполне вероятно, — остальное он усвоит сам, без посторонней помощи, и выучит наизусть! Вы сами увидите, мисс Фрейзер, что корабль — это не просто замкнутый объем. Он являет собой сложную конструкцию, подвергающуюся действию различных конфликтующих напряжений, с переплетением соединительных тканей, которые должны поддаваться или сопротивляться в строгом соответствии с его собственным представлением об упругости...

В этот момент к ним приблизился мистер Бьюкенен, старший механик, и шкипер обратился к нему:

— Я как раз говорил мисс Фрейзер о том, что наша «Димбула» должна пройти обкатку и притирку, и что для этого нет ничего лучше доброго шторма. Как ваши машины, Бак?

— Нормально — на первый взгляд, разумеется. Но пока ни о какой слаженности говорить не приходится. — Он повернулся к девушке. — Можете поверить мне на слово, мисс Фрейзер, а позже, быть может, поймете и сами: из того, что симпатичная девушка совершила над кораблем обряд крещения, дав ему имя, вовсе не следует, что он стал таковым для людей, составляющих его экипаж.

— Именно об этом я и говорил, мистер Бьюкенен, — перебил шкипер.

— Вы так углубились в метафизику, что я не успеваю следить за ходом ваших рассуждений, — со смехом заявила мисс Фрейзер.

— С чего бы это? Вы истинная шотландка, и я знавал отца вашей матушки — он был родом из Дамфриса, — так что вы имеете такое же полное и законное право на метафизику, как и на «Димбулу», — возразил старший механик.

— М-да... В общем, нам пора в море, чтобы заработать для мисс Фрейзер ее дивиденды. Быть может, вы соблаговолите заглянуть ко мне в каюту на чашку чая? — предложил шкипер. — Сегодняшнюю ночь мы проведем в доке, а на обратном пути в Глазго думайте только о том, как мы загрузим его и отправимся в путь — и все ради вашего благополучия.

В течение нескольких следующих дней экипаж разместил на «Димбуле» четыре тысячи тонн груза и вывел ее в море из гавани Ливерпуля. И едва оказавшись на открытой воде, она, само собой, заговорила. Вот попробуйте в следующий раз, когда окажетесь на пароходе, прижаться ухом к стенке своей каюты: со всех сторон до вашего слуха донесутся тысячи негромких голосов, взволнованных и перебивающих друг друга, шепчущих и чихающих, булькающих, всхлипывающих и вскрикивающих — совсем как телефонная трубка в грозу. Деревянные корабли скрипят, кряхтят и стонут, а железные вздрагивают и звучат сотнями своих соединений, ребер и заклепок.

Конструкция «Димбулы» была очень надежной, судно получилось крепким, и на каждой его части красовалось буквенное либо цифровое обозначение; точно в таком же порядке каждая из этих частей подверглась ковке, литью, прокатке либо штамповке человеческими руками, прожив в реве и грохоте судостроительной верфи несколько долгих месяцев. Таким образом, у каждого фрагмента и узла появился свой собственный голос — полностью соответствующий количеству вложенного в него труда. Чугун, как правило, немногословен, зато листы мягкой малоуглеродистой и сварочной стали, а равно шпангоуты и балки, подвергшиеся изгибу, сварке и клепке, болтают без умолку. Разумеется, их разговоры и вполовину не так осмысленны, как наши с вами, поскольку все они, сами того не сознавая, связаны друг с другом в полной темноте, не позволяющей разглядеть ни того, что происходит рядом, ни того, что случится в следующий миг.

Как только «Димбула» оставила позади побережье Ирландии, в ее прямой нос лениво ударили угрюмые, цвета стали, волны Атлантики, забросав пеной паровой кабестан, используемый для поднятия якоря. сам кабестан и машина, приводившая его в движение, блистали свежей красной и зеленой красками; правда, окунаться в соленую воду с головой не нравится никому.

— Не смей так больше делать, — прошипел кабестан сквозь зубья своих шестерней. — Эй! А куда подевалась эта ведьма?

Но тут новая волна с коротким смешком и хлюпаньем сутуло перевалилась через борт.

— Там, откуда я пришла, нас еще много, — сообщила следующая, захлестнув кабестан, который был надежно привинчен к стальной пластине на палубном бимсе.

— Ты что, не можешь сидеть спокойно? — полюбопытствовали бимсы. — Что с тобой происходит? то ты вдруг начинаешь весить в два раза больше, чем должен, а потом опять все приходит в норму!

— Я не виноват, — принялся оправдываться кабестан. — Там, снаружи, беснуется какое-то дикое зеленое животное, которое то и дело наваливается на меня и лупит по голове.

— Расскажи об этом рабочим-судостроителям! Ты находился в одном и том же положении несколько месяцев, но никогда еще так не ерзал. Если ты не будешь осторожен, мы запросто можем задохнуться от перенапряжения!

— Раз уж мы заговорили о напряжении, — вмешался в перебранку чей-то низкий, хриплый и неприятный голос, — то нам хотелось бы знать, отдаете ли вы, парни, — речь, ясное дело, о палубных бимсах, — себе отчет в том, что ваши колени весьма уродливо приклепаны к нашей конструкции — нашей, прошу обратить внимание!

— Кто бы это мог быть? — озадачились палубные бимсы.

— О, да никто конкретно, — последовал ответ. — Мы — всего лишь стрингеры левого и правого бортов верхней палубы. И если вы намерены и в дальнейшем вздыматься и крениться таким возмутительным образом, то нам, хоть и против воли, но придется принять кое-какие меры.

Стрингеры корабля были ничем иным, как длинными стальными балками, тянущимися от носа к корме. Они удерживали на месте стальные рамы (на деревянных судах их именуют ребрами шпангоутов), а также помогали поддерживать концы палубных бимсов, проложенных от одного борта к другому. Из-за своей непомерной длины стрингеры всегда и неизменно считали себя главными.

— Вы примете меры? Да неужели? — послышался гулкий грохот, эхом прокатившийся по всему кораблю. — Думается, что у вас ничего не выйдет!

Это отозвались рамы — а их было несколько десятков, расположенных на расстоянии восемнадцати дюймов друг от друга и приклепанных к стрингерам в четырех местах.

А тысячи и тысячи маленьких заклепок, связывавших вместе все это многотонное хозяйство, прошептали:

— Так и есть! Так и есть! Перестаньте трястись и стойте смирно! Держитесь, братья и сестры! Держитесь! Горячая клепка! А это еще что такое?

У заклепок не было зубов, поэтому они и не могли застучать ими от страха; но они все-таки постарались восполнить этот недостаток, когда по корпусу «Димбулы» от носа до кормы прокатилась волна сильной вибрации, и она вздрогнула и забилась в судорогах, словно крыса в зубах терьера.

Необычный угол наклона — корабль как раз карабкался на волну — вознес огромный сотрясающийся гребной винт почти к самой поверхности, где он завертелся в неком подобии содовой — то есть в смешанных в равной пропорции морской воде и воздухе, и куда быстрее, чем того требовали приличия. Когда же корабль снова провалился вниз, машины — а они имели тройное расширении и по три цилиндра в ряд — фыркнули всеми своими поршнями: