Страница 2 из 12
– Кирюш, – изображаю строгую мать, – вчера ты мне говорил, что хочешь стать хоккеистом, а сейчас просишь купить тебе мяч.
Сын деловито пожимает плечами.
– Я передумал. Хочу мяч, – хлопает огромными невинными глазищами.
Вздыхаю. Ну вот как ему отказать? Мяч – это же такая мелочь, казалось бы.
– Хорошо. Мяч, и все. И мы идем за продуктами, – грожу ему пальцем.
Кир кивает головой и залетает в отдел с игрушками. Мне же ничего не остается, как только пойти за ним.
Сын придирчиво крутит в ручках мячики и выбирает с таким видом, будто от этого мяча зависит, станет ли он именитым футболистом или нет.
– Этот хочу, – прижимает к груди мяч с синими полосами.
Кассир пробивает его, и я лезу в рюкзак за карточкой.
– Безналичный, пожалуйста.
– Дядя, лови мяч! – голос моего сына отвлекает от разговора с работником магазина.
Оборачиваюсь и, как в замедленной съемке, вижу, как мой сын бежит за мячом, который пересекает проход магазина и катится к эскалатору торгового центра. Кир не глядя несется за ним, не реагируя на мой вскрик.
Быстро расплачиваюсь. Не дожидаясь чека, срываюсь с места и бегу к ребенку, но мяч уже успевает врезаться в ноги стоящему впереди мужчине.
Точнее, мужчина реагирует на окрик моего ребенка и тормозит мяч ногой, чтоб тот не улетел на эскалатор. А Кира перехватывает за плечо.
Выдыхаю и подбегаю к Кирюше. Он стыдливо опускает глаза. Наклоняюсь к нему, и наши лица оказываются на одном уровне.
– Кирюша, это что такое? Ты почему без меня убежал? А если бы я не успела догнать?
Отдуваюсь. Жду, пока сердце в груди перестанет колотиться как ненормальное. Да у меня за пару секунд вся жизнь перед глазами пронеслась.
Боже, а если б он свалился с этого эскалатора! Боже, боже, боже…
– Девушка, за детьми нужно следить лучше, – недовольный, но до боли знакомый голос врезается в сознание.
Тело как будто заковывает в лед. Не верю ушам. Нет, да не может этого быть! Мне чудится. Кажется! Это все от волнения. Точно! Волнение и ничего больше.
Его не может быть тут… не может же?
Поднимаю голову, напарываюсь на холодный взгляд голубых глаз.
Губы немеют. Сердце сжимается, а ладони покрываются влагой. Я не могу вздохнуть, и легкие сжимает до боли.
– Леша? – онемевшими губами все же удается произнести эти четыре буквы.
Он хмурится. Смотрит, будто видит впервые. Или не узнает?
Но я вроде не изменилась почти! Волосы светлее, стрижку сделала, постройнела. Но лицо-то осталось моим! То, которое он видел на протяжении трех лет.
– А мы знакомы?
Этот вопрос убивает. Меня будто в саркофаг заживо заточают. Хочется заорать во всю глотку: «Да! Да, да, да! Ты бросил меня, когда я носила твоего ребенка!». Упасть и биться в истерике.
Или схватить его за ворот пиджака и вытрясти ответ на единственный вопрос: почему он тогда исчез?
Но он делает вид, что не знает меня. И даже не смотрит на нашего сына.
– Ма, – Кирюша дергает меня за руку, – пойдем в магазин?
Отвлекаюсь. Заставляю отвести глаза от бывшего мужа и сосредоточиться на ребенке.
– Сейчас, малыш. Поблагодарим дядю.
Открываю рот, чтобы сказать ему спасибо, но меня перебивает женский голос.
– Ле-е-е-е-шечка, ну мы идем? – на его руке повисает та самая его помощница с последнего фото. – Что ты тут застрял? Ты обещал сегодня кроватку купить.
Окидывает меня высокомерным взглядом, и я замечаю проблеск узнавания. Но он быстро тухнет. А ещё замечаю животик. И кольцо на безымянном пальце.
***
Добираюсь до дома в полубессознательном состоянии. Даже не рискую сесть за руль – вызываю такси.
Возле дома машина сестры, а сама сестра что-то достает из багажника. Отвлекается на звук подъезжающего авто и выглядывает из-за машины.
Дрожащими руками достаю Кирюху из детского сидения и подталкиваю к воротам. Стараюсь дышать, иначе боюсь грохнуться без чувств.
– Спасибо, – голос дрожит, руки ходуном ходят.
И я замечаю это, когда закрываю дверь машины.
Кира вопросительно выгибает бровь.
– Сынок, иди поиграй с новым мячом. Ворота можешь соорудить из бутылок пятилитровых, – подталкиваю сына в спину.
Сестра швыряет пакеты обратно в багажник машины и подбегает ко мне. Обхватывает плечи и всматривается в лицо.
– Ник, ты чего? У тебя выражение такое, будто ты призрака увидела.
Мотаю головой, потом киваю. Прикрываю глаза.
– Типа того, – разлепляю пересохшие губы, – я встретила Лешу.
Сестра шокировано охает и вворачивает какое-то витиеватое ругательство. Но у меня в ушах шумит так, что я разбираю только отдельные звуки. И не могу связать их воедино.
– И что он?
Высвобождаюсь из захвата и в бессилии опираюсь на машину сестры. Роняю голову на грудь и скулю.
Кира садится рядом, гладит по голове.
– Ну что ты, моя девочка? – прижимает к себе. – Ты столько пережила и не имеешь права сейчас опускать руки или расклеиваться. Ну встретила ты этого козла, ну и хрен бы с ним. Он свой выбор сделал ещё четыре года назад, и никто его не заставлял уходить.
Прячу лицо в ладонях и всхлипываю.
– Он сделал вид, что мы незнакомы, – приглушенно бормочу.
– Чего он сделал? – ревет над ухом сестра. – Вот ган…
– Ма, – теплые ладошки сына пытаются отодрать мои ладони от лица, – ма, а что ты плачешь? Ма-а-а-а-а.
Кирюшка тоже начинает хныкать, и мне приходится подальше задвинуть свою собственную боль, только бы сын не начал плакать. Вытираю слезы и выдавливаю улыбку.
– Все хорошо, сыночек. Мама просто что-то плохо себя почувствовала, – пытаюсь сгладить момент и не волновать сына.
Мой малыш и так многое уже перенес за свои четыре года. Врачам пришлось выхаживать его после экстренных родов. Он родился недоношенным, и мы провели с ним два месяца в больнице, пока врачи не убедились, что ни мне, ни ему не грозит опасность и нашим жизням ничего не угрожает.
– И вообще, мы после магазина, пора бы подкрепиться. Там что-то тетя Кира тебе привезла, – веселый голос сестры отвлекает Кирюшу от меня, и он с довольным визгом лезет в пакеты за нашими спинами.
– Что там? Что? Что там, тетя Кира?
Сестра смеется и достает сыну большое яблоко. Сын куксится и надувает губы.
– И это все? Яблоко?
– Остальное после нормальной еды, – хватает его за бок.
Сын взвизгивает и уносится в дом.
– И что ты будешь делать, Ник? – Кира задумчиво щиплет себя за губу, смотрит на дом.
Пожимаю плечами.
– Ничего. Я отпустила его давно, пусть так и будет дальше, Кира. Мне ничего от него не нужно. Мы сами справились. К тому же у него уже другая семья и скоро будет ребенок.
Сестра открывает рот, но не говорит ни слова. Видимо, ей нужно время, чтобы переварить информацию.
– Не говори ничего, – мотаю головой, – четыре года прошло. У каждого из нас своя жизнь.
Кира кивает, но в её глазах застывает тоска.
А я будто снова переживаю время, когда приходилось выдирать себя из кошмаров. Обустраивать дом. Подстраивать его под нужды ребенка. Делать его безопасным. И тут тоже нам помогала сестра.
– Кира, – хватаю её за запястье и ловлю на себе её удивленный взгляд, – спасибо, что ты нам помогаешь. Хотя у самой сейчас проблем много.
Сестра цокает.
– А как иначе? Мы же с тобой семья.
– Тебе бы с Аликом разобраться, а ты с нами нянькаешься.
Кира меняется в лице. Болезненно морщится.
– Алик в прошлом. Нет его больше для меня, Ника. Как и для тебя Леши. И давай на этом закроем тему.
Сестра находится в состоянии развода с Аликом. И старается не касаться лишний раз темы их семьи и несложившегося семейного счастья. Да и я оберегаю Киру от ненужных волнений. Сестра и так на пределе.
Вручает мне бумажный пакет, сама сгребает в охапку ещё два.
– Что ты там набрала? – отдуваюсь, но тащу все в дом.
Кира хмыкает.
– Племяш, дверь подержи, – кричит, чтобы сын её услышал.