Смешилка — это я!

С чего, например, начинается та чаще всего незаметная, словно притаившаяся в чертополохе тропинка, что приводит иного подростка к равнодушию и ко злу? Думаю, что началом ее нередко бывает цинизм. Коварное, разъедающее душу свойство… Это оно нашептывает, что чужой успех следует воспринимать как большое личное горе, что понятие «дружба» можно подменять понятием «совпадение интересов» и что «ни одно доброе дело не должно оставаться безнаказанным». Эффективнейшим лекарством против цинизма является, на мой взгляд, приобщение юного человека не только к высоким словам, но и к высоким делам.

Вновь вспоминаю военную пору… Приходили, помню, на строительство одного из главных цехов школьники-старшеклассники. Не на экскурсию. Прораб-ленинградец, спавший по три часа в сутки, не мог запомнить имени каждого из ребят. И всех называл одинаково: «Друг мой…» Эти слова звучали как-то очень интеллигентно, деликатно. Они могли бы показаться высокопарными, неестественными. Но не казались. Таковы уж были голос прораба, его интонация.

Школьники и обедали вместе со строителями в рабочей столовой. Только трудовой день у ребят был короче, потому что приходили они на стройку после школьных занятий. Прораб, не учитель по профессии, был все же в душе воспитателем: он видел в каждом подростке равного себе человека.

Однажды старшеклассники не пришли «на объект» в положенное время. Они опоздали часа на два, потому что были, как выяснилось, в кино.

«Ну-у, друзья мои… — медленно и с изумлением произнес прораб-ленинградец. — Это вам не игра!»

Да, тот, чуть не падавший от усталости, герой минувшей войны уважал юного человека. А поэтому и предлагал ему не игру в труд, а настоящее дело, был строг и не считал, что юный возраст дает право на безответственность.

Подросткам не терпится скорее стать взрослыми. Но, конечно, не о морщинах и сединах грезят они, а торопятся вложить свои силы в то самое настоящее дело, которое, как они уверены, чаще всего находится за рубежом юной поры. Хорошо запомнившийся мне прораб-воспитатель умел направить энергию каждого своего молодого друга по верному курсу. Пусть это прозвучит слишком возвышенно, но капитанами кораблей юности являемся мы, взрослые, и писатели подчас прежде всего… Значит, от нас зависит, сядет ли иной из этих кораблей на мель или отправятся все они в большое плавание — по курсу доброты и сердечности, мужества и великодушия, готовности к подвигу и борьбе за свои убеждения, к защите того, кто в этой защите нуждается.

«Детство», «Отрочество», «Юность» — так назвал свои великие творения о начале жизни человеческой Лев Толстой. Эти названия, мне думается, еще раз убеждают нас: в юную пору каждый прожитый год — целая эпоха. И подростки совсем не то что дети, которые в любое дело вносят увлекательный элемент игры. Подростки хотят, чтобы все было всерьез.

Для юношества и его взрослых воспитателей мной написаны повести «Действующие лица и исполнители», «Безумная Евдокия», «Третий в пятом ряду», «А тем временем где-то…», «Звоните и приезжайте!..», «Очень страшные истории», «Поздний ребенок», трилогия «В тылу как в тылу», «Мой брат играет на кларнете», «Раздел имущества», «Сердечная недостаточность», «Позавчера и послезавтра», «Дневник жениха», «Здоровые и больные», «Домашний совет», «Сигнальщики и Горнисты», а также пьесы «Молодая гвардия» (по роману А. Фадеева), «Обратный адрес», «Пойдем в кино?», «Мой брат играет на кларнете», «Звоните и приезжайте!..», «Поздний ребенок».

Хочу еще раз настоятельно подчеркнуть: книги, адресованные детям, подросткам, — это вовсе не произведения, рассказывающие лишь о мире юных, а повествующие обо всей нашей жизни, ибо мысли, мечты и деяния молодого поколения нерасторжимо связаны со всеми свершениями матерей и отцов.

Лев Кассиль, который много писал о моих повестях и которому я сердечно признателен за дружбу и творческую поддержку, отмечал как-то, что, по его мнению, разные мои повести объединяет и такая мысль: взрослость — понятие не столько возрастное, сколько нравственное, и определяется она прежде всего не датой рождения, указанной в паспорте, а поступками человека.

Именно о том, как, участвуя в больших событиях взрослого мира, юный человек и сам переступает границу взрослости, я стремлюсь поведать в повестях, рассказах и пьесах. И еще своим святым долгом я считаю проповедь законов подлинной человечности.

Более всего ценю доброту… Это великое и многообразное человеческое достоинство. Оно, разумеется, являет себя и в слове (как не ценить воодушевляющую мощь слова и его врачующее, целительное предназначение!), но все же главная сила доброты — в поступках, в действиях, требующих порой не только самоотверженности, но и самопожертвования. Добрыми можно назвать и конкретных людей, и целое государство, народ. Тогда понятие «доброта» приобретает глобальный характер… Доброта протягивает руку спасения, помощи и человеку, попавшему в беду, и целым народам. Доброта пламенно являет себя и в ненависти, ибо крушить зло — тоже значит творить добро. Проповедь доброты в таком именно смысле я и считаю святой обязанностью.

Нашей добротой должна быть обогрета и спасена родная природа. Ею должен быть огражден от подлых браконьерских нападений из-за угла животный мир. И он тоже! Потребность заботиться о четвероногих соседях по планете — естественная потребность души. Пусть не катятся от горя «глаза собачьи золотыми звездами в снег»… Но когда я слышу, что «собака — лучший друг человека», мне все же хочется сказать своим читателям: лучшим другом человека должен быть человек! И я стремлюсь убедить их в этом своими книгами…

Стремлюсь воспитать своих читателей и людьми мужественными. Уверен, что мужество, отвага могут в полной мере проявить себя только в борьбе, в непримиримой схватке с тем, что не имеет права существовать в жизни и душах людей. Беспощадно обличая одно, писатель и близкие ему герои утверждают другое — то, что должно составлять ясную и благородную суть нашего бытия.

Хочу еще раз сказать о тех, кому я многим обязан в своей литературной жизни. Кроме К. Паустовского и Л. Кассиля с благодарностью назову и К. Пискунова, бывшего директора издательства «Детская литература», одного из самых талантливых издателей нашей страны. Этих моих старших друзей уже нет на земле. Я склоняю голову перед их светлой памятью… Высоко ценю труд издателей и полиграфистов: без них наши произведения оставались бы всего-навсего рукописями.

Я начал рассказ о себе словами о маме… Была у меня святая традиция: первый экземпляр новой книги я всегда дарил ей. И ей первой рассказывал о том, что, я был уверен, могло обрадовать ее, сделать счастливой. Увы, я уже не могу рассказать маме о том, что мой труд отмечен орденом Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, медалями, званиями лауреата Государственных премий СССР и РСФСР, премии Ленинского комсомола… О том, что я удостоен международных премий, что мое имя внесено в Международный почетный список имени X. К. Андерсена, что избран членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР (ныне — Российская академия образования. — Примеч. ред.). Но за все хорошее, чего мне удалось достичь в жизни, я говорю спасибо ей, своей маме.

1985

А. Г. Алексин

Смешилка — это я!

(Из тетрадей девчонки)

Как я изобразила… банкира

Все люди очень смешные. И очень странные… Они похожи друг на друга. И совсем не похожи: каждый по-своему ходит, и по-своему спит, и по-своему смеется… И по-своему плачет. Не знаю почему, но мне интересно не чем они похожи, а чем отличаются. Я это хочу запомнить. А чтобы получше запомнить, повторяю всякие непохожие их фразы, их манеры, гримасы, ужимки, которые почему-то называют выражением лиц.