Страница 18 из 71
Последнее я сказала персонально для мамы. Чтобы она в отсутствие бабули не принялась с удвоенной энергией оборонять меня от того, что могло представляться ей драмой, но ничего драматичного в себе не таило.
Бабулиным голосом я продолжала вещать:
Это тоже написал Пушкин… И к этому надо прислушаться. Зачем заменять счастье вредными привычками?»
Я намекала на вредную папину привычку курить, против которой восставала бабуля. Но от которой папа, как ни старался, не мог отделаться. После кончины бабули я дала себе клятву наблюдать за здоровьем родителей. А бабулин голос продолжал:
Это поет в опере „Евгений Онегин“ генерал — муж Татьяны. Но генерал имел в виду любовь в браке, в семье, а не вообще…»
Я для разнообразия сослалась на оперу… А привела ту строку, чтобы родители, хотя они и не забывали о своих — не таких уж юных! — годах, продолжали по-юному друг друга любить. Бабуля надежно скрепляла нашу семью, и я вознамерилась, подражая ей, это продолжить.
С цитатами я, кажется, переборщила. Но тем не менее мама и папа стали оглядываться, как гости оглядывались на поминках, словно ожидая, что вслед за бабулиным голосом появится и она сама. Убедившись, что этого не случится, мама резко отодвинула свою тарелку в сторону: ей было не до ужина.
— Ты воссоздала и ее голос, и ее образованность, — полушепотом отметила мама. И еще дальше отодвинула тарелку с едой.
Папа тоже отодвинул свой ужин.
— Она и для меня была матерью…
«Если так будет ежевечерне, они просто заболеют от голода…» — обеспокоилась я. И напомнила:
— Бабуля обожала, когда вы к ее ужинам припадали…
— Таких ужинов больше не будет, — сказал папа. — Мы припадали с удовольствием и потому, что рядом была она…
— А сейчас нарушаете ее завещание, — попыталась я урезонить родителей. Но сама опять сорвалась в слезы.
Не так легко было бабулино завещание выполнять!
Оставшись наедине с собой у себя в комнате, я приняла еще одно уверенное решение: во всех сложных ситуациях обращаться мысленно к бабуле. Догадываться, что она бы мне посоветовала, подсказала…
Как родился дуэт с Нудилкой
Прошло полгода… И все эти шесть месяцев я не возвращалась к своим тетрадкам. Написала о первом воссоздании бабулиного голоса — и остановилась. Почему? Не могу объяснить. Вернее всего, не хватало духа возвращаться к тем дням. Но, желая доказать, что бабуля была права и житие-бытие продолжается, оно, бытие, к тетрадкам меня вернуло. Волей не предполагавшегося мной события… Но снова — обо всем по порядку.
В свободное от адвокатской фирмы время мама мне по-адвокатски поучительно втолковывала:
— Словом «любовь» не следует злоупотреблять… Иначе оно обесценится.
Зло употреблять это слово я вовсе не собираюсь. Но в добром смысле — придется… Или, вернее, в трепетном, так как от первой — и, безусловно, последней! — женской любви меня пробирает дрожь. Она настигла меня в раннем возрасте и не отпустит до самого финального мига. Я в этом не сомневаюсь. Хотя сомнения — неотвязные спутники настоящей любви. Если нет сомнений и подозрений, значит, нет и любви. Я самостоятельно пришла к этому выводу, даже если кто-то подобное уже утверждал до меня. Одни и те же убеждения каждый выражает по-своему. Да сама все испытала. Теоретически… Потому что теория, как говорит папа, всегда бежит впереди практики. Если практика вообще за ней устремляется…
Новая моя картина, как и первая, сделалась кинобестселлером. Такие фильмы часто называют боевиками. Но «фильм-боевик» слышится, как «фильм-террорист». Поэтому все же — бестселлер.
Так что же дальше произошло в моей жизни?
После постигшего меня полгода назад неизбывного горя думать о чем-то счастливом было грешно. Я и не думала… Но житие-бытие все же заставило меня вспомнить поговорку «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Нет, речь не о том, неизгладимом, несчастье… а совсем об ином. Правда, счастье было мое, а несчастье — чужое.
Русские пословицы и поговорки благодаря бабуле не оставляют наш дом. Среди них попадаются очень странные: «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь». Я пыталась поймать воробья… Не получилось! Или вот еще: «Работе время — потехе час». А если потеха и есть работа? За час не управишься! Или: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним!» Почему? У нас бабуля первой реагировала на мои смешилки. И смеялась при этом умнее всех.
И еще… «Надежда умирает последней…» А почему она вообще должна умирать? Понятно, какую романтическую надежду я имею в виду…
В моем новом фильме зрители увидели, как я лечила детей смехом. И в связи с этим у нас дома появился… он.
Я и во сне — а снился он мне прежде каждую ночь! — не могла себе такое представить.
Явился он со словами любви.
— Больше всех на свете я люблю… — Тут я задохнулась. — Свою сестру.
Меня удивило то, что он начал с этого сообщения. Но я и обрадовалась: пусть лучше любит свою сестру, чем чью-то чужую. А потом он произнес:
— Одна ты мне можешь помочь.
«Одна ты…» Постоянно бы слышать это! У него были мама и папа, были дедушка и сестра. А помочь могла только я!
— Сестра призналась мне, что не хочет жить. Это интимное откровение, но я обязан тебе рассказать, чтобы ты смогла…
— Как можно не хотеть жить? — изумилась я. И чуть было не добавила: «Если ты рядом…»
— Есть люди, которые не хотят… А кроме того… Оскар Уайльд писал: «То, что он умер, еще совсем не значит, что он жил». Факт существования — это не факт жизни. Но у сестры совсем другое…
Я сразу подумала о бабуле: уж к ней-то слова о существовании не относились!
Он был начитан так же, как моя бабуля-дворянка! Хотя, как я еще раньше установила, он в дворянах не числился. Но манеры… Но образованность!
«За спиной у великих как-то увереннее себя чувствуешь», — приводя очередную цитату, призналась как-то бабуля.
Нет, я с нею не расставалась.
В тот же день вечером я узнала из книги «В общении с мудрыми мыслями», кто такой был Оскар Уайльд, и вспомнила свой давний философский разговор с бабулей о жизни и смерти. Вроде бы по собственной инициативе, независимо от его сестры… Бабуля в подобных беседах предпочитала быть за спиной у великих.
«Ты, бабуленька, часто цитируешь лермонтовскую строку: „Я б хотел забыться и заснуть“! Но если уж он хотел навечно заснуть…»
«Гениям труднее всего: зависть преследует их еще подлее и изощреннее, чем, допустим, знаменитостей».
Чем знаменитостей? Уж не меня ли она имела в виду?
Уловив хвост нашей беседы, мама, помню, строго осведомилась:
«Ты что, умирать собралась? „Человек рожден для счастья, как птица для полета!“»
Мама должна была привести именно эту цитату. Она не прекращала оберегать меня от меня.
Но вернусь к утреннему посещению. Он предупредил:
— Знать обо всем этом будем лишь мы вдвоем. Обещаешь?
В чем-то мне предстояло быть с ним вдвоем. Могла ли я не пообещать, что третьего с нами не будет! Тайна соединяет людей. И мы с ним соединились. Хоть так…
— Сестра моя в какой-то степени инвалид, — сообщил он в то утро, приблизившись ко мне. — Но в какой-то степени. Она немного похожа на тех, кого ты излечивала от депрессии в своем фильме. Если ты станешь ее подругой — а еще лучше сестрой! — она сможет постоянно ощущать твое юмористическое воздействие. А стало быть, и спасительное!
«Если я стану как бы ее сестрой, он сделается как бы моим братом, — сразу сообразила я. — Но разве это мне нужно?»
«Я вас люблю любовью брата…» — объяснял Татьяне Евгений Онегин. Все знают, чем это кончилось. Не хотелось услышать ту арию в исполнении моего старшеклассника.