Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 90 из 94



— Любите вы с огнем играть, Владимир Григорьевич, — говорит седой и ставит трость на пол, уперевшись руками в набалдашник: — но давайте к делу. Ваша амнистия не распространяется на убийство двоих сотрудников СИБ, я уже не говорю о других преступлениях против государства.

— Вот и закончились переговоры… — вздыхаю я, стряхивая невидимые крошки с брюк: — а вы говорите — попробуйте головы не отрывать а говорить, Максим Эрнестович…

— Но… — делает акцент на этом слове седой: — несмотря на это у вас есть шанс заслужить амнистию и для себя и для всех своих… интересантов. Полную амнистию, а не это убожество с ограничениями, выдаваемое хедхантерам. Вы же умный человек, вы же заметили, что эта амнистия не распространяется на преступления против Государя Императора и его интересов. А вы у нас с особым цинизмом убили сотрудников Службы Имперской Безопасности.

— Они были весьма похожи на шпионов из чжурчжэней. Или Хань. Напали на моего командира. Любой, кто нападет на моего командира — рискует обнаружить свою голову… не на своем месте. Вот проснется, а голова в тумбочке.

— Да, да, я уже понял вашу линию зашиты, — морщится седой: — но расследование утверждает, что после атаки на сотрудников вы оставили тела коченеть. Пусть даже холодно было — у вас было от часа до двух, чтобы позвать целителей. Хотя бы разобраться в ситуации. Это делает ваши утверждения сомнительными. И, кстати, такие вот дела не присяжные заседатели разбирают, это юрисдикция закрытого трибунала. Боюсь, что на этом трибунале к вашей позиции не прислушаются. Обвинения довольно серьезны. Каторга — это самое меньшее. А вообще, скорее всего виселица. Однако, вы у нас не просто дворянин, но и Герой Фронтира, так что обязательно заменят на расстрел.

— Расстрел? — представляю как хмурым, морозным утром меня босиком и в исподней рубахе выводят в тюремный дворик и десяток солдат вскидывают винтовки к плечу. Я смотрю в небо, а офицер взмахивает саблей и… пули с визгом отлетают от меня во все стороны! Еще залп! И еще! Рикошетом ранит офицера, он падает, хватается за ногу и матерится, а во двор вкатывают осадную пушку на гусеницах… смешно.

— Насколько я слышал — повесить человека лишь раз можно, веревка оборвалась — свободен. Эти же правила верны и насчет расстрела? Тогда пожалуйста давайте не будем тянуть, пальните в меня пару раз из револьвера и я домой пойду.- предлагаю я: — чего время терять.

— К сожалению в отношении смертной казни действует лишь одно правило — продолжать процесс, пока казнимый не будет казнен. То есть до прекращения жизнедеятельности. — продолжает Максим Эрнестович: — и… вы так уверены в своей неуязвимости, Владимир Григорьевич? Поверьте, у Империи найдутся средства, чтобы прекратить ваше существование.

— Верю, — говорю я и делаю это искренне. За то время, что я тут, я успел усвоить одну простую истину, которая была верна и в моем мире тоже. Неуязвимых не бывает. При должной подготовке… ну или случайность. А есть тут и такие твари, которым в принципе плевать на всю мою защиту, та же Акай. Если бы ей было дело до людишек — она бы дел натворила… но что-то мне подсказывает что и на нее найдется болт с левой резьбой. Недаром она не императрица Хань, чтобы ей на подносе молодых мужчин приносили, она в глуши пряталась. Камень-ножницы-бумага, то, что для меня кажется невозможным, легко сделает какой-нибудь даос, они на этом специализируются. Так что не зря я попросил Мещерскую письмецо своей подруге Волчице Шаоци направить, разузнать о даосах и их методах уничтожения лис-оборотней. Ждем-с. А пока — в слова седого о том, что у Империи, если надо — найдутся средства Володеньку Уварова прикопать в овраге — верю.



— Я же говорю — вы умный. Хоть и пытаетесь дуболомом выглядеть, — прищуривается Максим Эрнестович и берет с блюдца чашку с чаем. Отпивает.

— Вполне недурно, — кивает он: — от Департамента я обычно ожидаю самого худшего. Впрочем… давайте так. Вы будете работать на нас. Отпустить вас в свободное плавание я не могу, меня начальство убьет. А в самом деле работать на нас вы не будете, потому предлагаю контрактную систему, словно у хедхантеров — вы исполняете контракт, мы платим вам деньги… если нужна слава — будет и слава. Я прекрасно знаю ваше материальное положение, Владимир Григорьевич, в данный момент вы за счет госпожи Зубовой живете, не так ли?

— Вы хорошо осведомлены, — отдаю я должное этому нехорошему человеку, примечая, заодно, что он единственный, кто Ай Гуль «госпожой Зубовой» назвал. Не Ледяной Княжной, не Кровавой Барыней, не Гулей, а именно так, сухо и по-канцелярски. Что же касается денег… Ну а чего я ожидал? Тот факт, что у гвардии лейтенанта кукиш в кармане — легко устанавливается. Не знаю как у родителей, но у самого Уварова все его материальное благополучие только на жаловании младшего офицера и основывалось. Ладно за голову Свежевателя награду получили… ну так ее только на мотоколяску и хватило. И пару раз в ресторан зайти, цены тут такие, что за раз можно стоимость пары коров спустить, для сибиряка дико.

— Кроме того, из-под угрозы уголовного преследования выведутся ваши… жены. Все сразу. — продолжает соблазнять седой: — при этом у нас с вами могут быть общие интересы. Если, конечно, интересы госпожи Мещерской — это и ваши интересы.

— Что-то опять случилось? Да, Валя сбежала из монастыря, но…

— Я вас умоляю, Владимир Григорьевич, сбежала и сбежала! Пусть бегает хоть сотню раз! Это дело между ней и монастырем, в конце концов монастыри не тюрьмы! — закатывает глаза седой: — не в ней дело. И не в том, что вы с собой в столицу демона-охранителя привезли, а это весьма небезопасно, смею вас уверить! Не в том, что ваша Мещерская давно уже свой ранг от комиссии скрывает, передайте ей, что нам все равно! И уж, конечно, не в том, что ваши жены из Ся с собой контрабанды на сотню тысяч привезли! Будьте кем угодно, разбойником, контрабандистом, до той поры, пока вы не подрываете основы государства — мы вами не занимаемся.

—… вот даже как. Что же, я постараюсь не подрывать основ государства. Но что тогда вы имели в виду, когда сказали что интересы Мещерской…