Страница 8 из 94
— Ежели сравнить, то это как по-нашему вы ей серенады под балконом пели и в чувствах своих признавались, а как своего добились — так и отвернулись сразу и родителям вернуть решили. Наши-то девки в таких случаях топиться ходют… но чжурские крепче. Она только зло затаит и все. — отвечает мне Пахом: — а вы возьмите термос с собой, вашблагородие. Чай никто не знает насколько там в Штабной вас задержат, а вы не завтракали.
— Хм. — смотрю туда, куда убежала эта Лан. Действительно, не подумал. А какого черта этот Муравьев такой — «верните девицу»? Хотя, стоп, нельзя на других ответственность перекладывать, тоже хорош. Сказали вернуть — вернул. Действительно, это ж не вещь какая, надо было хотя бы ее мнение спросить. Вот просто в голове есть установка, что плен — это плохо, а когда отпускают из плена — это хорошо и все тут. Но не надо в чужой монастырь со своим уставом, каждому свое, а я тут со свиным рылом да в калашный ряд…
— Да я схожу с ней поговорю — говорит Пахом, глянув в том же направлении: — не беспокойтесь, вашблагородие, ничего с ней не станется. Объясню ей, что вы в традициях да обычаях ихних не понимаете и все тут. У них же самая главная традиция что кто с бою кого взял — тот и главный. А вы с ней мягко… нельзя так. У нее голова и запуталась.
— То есть мне надо было ее косу на руку намотать и дать понять кто тут хозяин?
— Как вы можете, Владимир Григорьевич! — возмущается валькирия Цветкова
— Именно так! — кивает Пахом, не обращая на нее внимания.
— Пахом! Ступай уже! Нам в Штабную пора! — сердится Цветкова. Пахом вручает мне термос, хмыкает и удаляется вдаль по улице.
— А и правда — говорю я: — маловато я про чжурчжэни знаю и про обычаи с традициями… а вот ты, скажем, Цветкова…
— А что я сразу? — откликается валькирия: — сюда идем, Владимир Григорьевич, дальше по улице, у церкви там Штабную и расположили.
Штабную и вправду расположили у самой церкви, Уездный был не так уж и велик, да и не городок это, а так, село, только большое. У церкви же стоял большой, двухэтажный дом, облицованный снаружи досками, украшенный резными ставнями и белой крышей. У дверей дома стоял караульный в форме лейб-гвардии, придерживая винтовку с примкнутым штыком у ноги. Глядя на то, как он вытянулся при виде нас и козырнул — я невольно окинул себя взглядом. Да, вот раньше мой вид у меня сомнений не вызывал, а сейчас… шинель с чужого плеча, да и мундир не мой. Ни петлиц, ни эполетов, на ремне — ни сабли, ни кобуры. Выгляжу как гражданский вахлак, который где-то себе шинельку раздобыл. Фуражка — и та старая, повидавшая виды. Впрочем, учитывая, что обычная одежда на мне рвется, когда сражаюсь, а сражаться за последнее время пришлось немало — оно и понятно. На такого как я одежды не напасешься. Интересно, сколько тут комплект «мундир-шинель-сапоги-фуражка» стоит и должен ли я из собственных денег все это восстанавливать или все-таки за казенный?
— Проходите. Вас ожидают — говорит нам караульный в своей чистенькой и наглаженной форме, медные пуговицы сияют на солнце, начищенный орел на кивере — едва не слепит глаза отражением. Хромовые сапоги, в которые можно глядится как в зеркало, и я уверен — забери сейчас у него винтовку, отведи затвор назад и загляни в ствол на просвет — ни единого пятнышка не найдешь. Рядом с ним становится немного стыдно за свой внешний вид.
— Спасибо. — открываю дверь. За дверью — большая комната, сразу же стоят несколько лавочек, на которых сложена одежда, чуть дальше — стол, за столом сидят люди. Много людей. Я узнаю и форму лейб-гвардии и мундиры валькирий и кто-то еще тут, не знаю кто, но мундиры у них — темно-синего цвета, темней чем у валькирий, едва ли не черные. Кто-то сидит, кто-то суетиться, кто-то бегает взад и вперед с какими-то бумагами и картами. В воздухе висит гул от голосов.
— О! Володя проснулся! — раздается возглас и ко мне подходит гусар Леоне фон Келлер, как всегда бодрый и как всегда — немного навеселе: — Бонжур, сударь! Вас там наверху господа из штаба к себе звать изволили. — говорит он громко, наклоняется ко мне и подмигивает.
— А что, никак вы с Марией Сергевной помирились? — шепотом спрашивает он на ухо: — ух ты и везунчик, Уваров! Она же у нас kapitale Frau!
— Клевета — тут же отрицаю я: — знать ничего не знаю.
— А тут и доказывать ничего не надо — прищуривается гусар и отбирает у меня термос с кофе, споро отворачивает крышку и вдыхает поднимающийся пар: — с коньяком? Это, брат, дело! Все-таки Пахом у тебя… молоток мужик. Вот сколько раз просил его мне продать… он же не армейский, он же из крепостных твоих. Эх… — он прикладывается напрямую к горлышку термоса, обжигается, шипит что-то нечленораздельное и вытирает рот рукой.
— Горячо, осторожно — запоздало предупреждаю его я, он отмахивается, переворачивает крышку-чашку, наливает туда кофе и отхлебывает оттуда. Расплывается в улыбке.
— Вот за что я тебя люблю, Володенька — говорит он и задумывается: — а я вообще — люблю тебя, Уваров?
— Еще как любишь — отвечаю я: — термос не потеряй. Он на кухне взят, казенный.
— О! Ты мне кофе оставляешь! Ступай наверх, тебя сам старик Муравьев дожидается. Впечатлил ты его. Да что его — меня впечатлил… правда не подвигами на поле боя, я ж так и знал, что ты всех спасешь. Ты меня впечатлил подвигами после боя. Ночными подвигами. Подвигом. Геракл! Такой подвиг — это тебе не с медведем…
— Леоне фон Келлер! — не выдерживает валькирия за моим плечом: — как не стыдно!
— И госпожа валькирия Цветкова с тобой. — хмыкает гусар: — рад видеть в здравии. А где эта твоя, которая мастерица по «сунь-вынь»?
— «Север-Юг»! — поправляет его валькирия, но гусар только ухмыляется. Нравится ему валькирий смущать.
— Вижу вам не скучно вдвоем — замечаю я: — Цветкова, ты со мной?
— Я тут, вашблагородие! — валькирия бросает гневный взгляд на гусара, но тому, как с гуся вода, он наслаждается кофе. Закрадывается подозрение насчет пропорции коньяка в нем, но ведь кашу маслом не испортишь?
Кивнув на прощание довольному как кот у которого наступила масленица гусару, мы с валькирией поднимаемся вверх по деревянной лестнице, ступеньки скрипят под ногами. Наверху — небольшая площадка и две двери. Толкаю первую попавшуюся и вижу сидящих за столом офицеров.
— Гвардии лейтенант Уваров по вашему приказанию прибыл! — выталкиваю я из себя привычную формулу.