Страница 20 из 78
Пётр охренел чуток, когда смотрел на это действо. По литейному двору течет огненный ручей с температурой полторы тысячи градусов, а над ним стоят те самые горновые, люди из очень горячего цеха, и периодически перекрывают его русло. Из средств защиты — комбинезон и каска. Ах да, еще ботинки со стальными носками. Жара такая, что можно кабанчика запекать, стальной пар над песком, излучение от жидкого металла. В полной темноте, в дыму и копоти люди совершают трудовой подвиг. Какие нафиг машины, какие краны! Всё вручную, всё как в восемнадцатом веке. Насчет темноты — где-то высоко наверху горят прожекторы, которые вроде дают достаточно света, должны давать. Но когда идет чугун, весь прочий свет становится незаметным, подспудно кажется, что железная река — единственный источник света на литейном дворе. Красиво, как в аду, особенно тогда, когда зашел на полчасика посмотреть, а потом выбегаешь на «свежий» воздух. Ой, а тут живые, солнышко, небо… Понятие свежести, оно такое условное. Фролов подумал, что для этих людей после смерти нужно сочинять какой-то отдельную преисподнюю, в классическом аду им будет скучно. Хотя не факт, что горновой может туда попасть, зачтут жизнь как пребывание в чистилище, и оформят рай как ветерану отрасли.
Кстати, с другой стороны печи после плавки в почти такие же ковши льётся шлак. Там температура всего семьсот градусов, если нечаянно разольётся шлак, то и рельсы останутся целы, и надолго движение не прервётся, это Фролов уже знает. Шлак под печью остывает довольно быстро, схватываясь как пирожное-безе. Такой же ломкий как безе, но сильно вонючий, пахнущий сероводородом. В первый такой раскоряк, когда Пётр решил лично возглавить устранение нештатной ситуации, его предупредили — это сверху шлак остыл, а внизу всё те же семьсот по Цельсию, и тебя корка не удержит, провалишься и запечёшься. Век живи — век учись.
Очередную проблему железнодорожники поимели с подачи коммерсантов. Внезапно завод буквально завалило железной рудой. Вот буквально неделю назад засыпало снегом, а не успели вздохнуть, победив эту напасть — засыпает рудой.
— Александр Анатольевич, да когда это закончится! У нас все склады завалены уже! Где выгружать будем, чем?!
— Хороший вопрос, Фролов. Предлагаю поискать ответ вместе.
— А вообще, почему такая хрень получилась?
— О, это сложный вопрос. Но если разобраться… коммерческий отдел получает премию за обеспечение поставок сырья. Чем дешевле его найдут, тем больше премия. Вот они и подсуетились — нашли максимальную скидку на поставку.
— Ага. И скорее всего скидку дали за то, что размер партии ни в какие ворота не лезет. Весь завод на ушах, а у них премия.
— Ну, где-то так. Но тут еще момент какой, наш Чермет считается небольшим заводом, не такой гигант металлургии, как Магнитки или Липецк. Вырвать поставку у них не так просто. Ладно, Пётр, прорвемся.
А потом оказалось, что ругаются не одни железнодорожники — содержание железа в купленной по дешёвке руде было низкое, зато всякого мусора шло до кучи полно. И в результате на выходе из печи шел чугун настолько разного качества, что хоть плачь. Как известно, для выплавки чугуна нужно всего три компонента, это руда или рудный концентрат, кокс и известь. Сыпь всё в печь в нужной пропорции и правильной последовательности, а на выходе будет счастье. Жидкое оранжевое счастье, на которое можно смотреть, пока глаза не высохнуть — такое оно красивое. Но если коммерсанты привезли тебе какашку вместо руды, начинаются танцы с бубном. И чем опытнее доменщики, тем выше прыжки и оборотистее матерок, шелестящий над заводом. А потом еще и продать надо как-то получившийся чугун неведомой марки.
Что есть чугун? Это железо, в котором содержится углерод в количестве более трех процентов, то есть его так много, что он образует микроскопические зёрнышки в железе. В идеале на этом всё, ничего другого в чугуне быть не должно. Тогда из него можно сварить любую сталь с любыми свойствами — только выжигай из железа углерод да не забывай подмешивать легирующие добавки. Только нет в жизни идеала, а потому в чугуне в микродозах сидит сера — главный враг сталеваров. Ну и еще какая фигня до кучи. Чем больше этой фигни, тем хуже марка чугуна. Вот тебе, отдел продаж, чугун пяти какашчатых марок, иди с ним на рынок и продавай. А коммерческий отдел, устроивший эту свистопляску, сидит довольный и премию считает. И почему им до сих пор аутодафе не устроили, непонятно. Конечно, это шутка, но ведь обидно. А сожжение на Чермете происходит без массового скопления народа и не на площади. Недавно в Лету канул один из горновых — в цех пришел, и больше не вышел. И мыслей по исчезновению товарища у доменщиков не много, всего одна — упал в ковш. Фильм про Терминатора здесь не в почёте, слишком зрима опасность.
А еще тут не принято вспоминать про экологию. Кто-то даже шутил на эту тему — в воздухе так много железа в самом удобоперевариваемом виде, что ни у кого проблем с малокровием быть не может — постоянно обогащаем свою кровь активным железом. Каждый выпуск, то есть выдача чугуна из печи сопровождается большим хвостом желтого дыма над печью — железо парит. С пешеходного моста особенно интересно выглядит завод — черный дым над аглофабрикой, желтый над доменными печами, белый над градирнями. Градирни — огромные перевернутые стаканы без донышка, в которых постоянно идет дождь — идет охлаждение воды, участвующей в технологическом цикле. Стоя максимально высоко над цехами, Фролов ощущал себя мухой, попавшей внутрь работающего лампового телевизора — пыль, горячие детали, что-то светится, где-то гремит. Вот только масштаб несколько иной — с мухой можно сравнить вертолет, а Фролов просто пылинка. Кстати, а чего это вертолет над заводом завис? Что за фигня там творится?
— Видел вчера вертолёт? — спросил на следующий день Лузгин.
— Так кто ж его не видел? Его и слышно достаточно хорошо было. А что там за цирк случился? Он чуть ли не садился на Чермете.
— Он бы и сел, да места не хватило. Война случилась. Экономическая.
— Это как?
— Ты в курсе, что в девяносто втором все цеха акционировали как отдельные предприятия?
— Нет. Я по экономической части не очень.
— Кто-то сильно умный подлянку кинул в духе Британской империи. В том плане, что вместо одного сильного завода в рыночную экономику вошла куча непонятных осколков. Чую, не просто так это произошло, кто-то из-за бугра руку приложил. Чтоб или развалилось всё, или по возможности к рукам прибрать.
— Ну да, похоже. С Индией также замутили, когда она о своей независимости объявила.
— Так вот, мы все цеха собрали в один кулак, выкупили все пакеты, во всяком случае все контрольные. Остались два цеха — цех ванадия и крупного бетонного литья. Что такое ванадий знаешь? — не то просто поинтересовался Лузгин, не то устроил очередную проверку.
— Металл типа редкоземельный. Легирующая добавка.
— Верно. А еще его используют в электронной отрасли. И чем дальше, тем более важным будет его производство.
— А из чего его делают?
— Извлекают из отходов черной металлургии. Сопутствующий элемент. Так вот, его в месяц производят в цеху несколько сот килограмм. А вчера ты наблюдал, как его вывозят.
— Вертолётом? Пипец.
— Именно. Наши заблокировали все подъезды к цеху, пусть хозяева думают над нашим предложением. Щедрым и справедливым.
— В смысле, вы их акции выкупить хотите?
— Да. И присоединить к заводу, как раньше.
— Погоди, а как люди на работу ходят сейчас, если блокада?
— Через пустырь, а потом через забор по приставной лесенке.