Сортировка 2. Завод

Глава 4 Переезд

Совсем не так представлялась Пете его работа на заводе, вот прямо сильно он не угадал. Прежде всего с масштабами. Работая на Сортировке, самой большой и производительной станции региона, он был уверен, что самая напряженная движуха и накал страстей именно там. Ага, пять маневровых локомотивов перерабатывают почти три тысячи вагонов в сутки. А двадцать пять не хотите? При развернутой длине путей, составляющей двести с гаком километров, по всем этим путям и стрелкам крутится двадцать пять тепловозов от самых несерьёзных шестиосных малышей до магистральных двухсекционных монстров. Чуть ли не всё движение сырья и готового чугуна на всех этапах осуществляется по рельсам. И при каждом тепловозе составитель.

Сотня составителей, полсотни стрелочниц, дежурные по станции, маневровые диспетчеры — штат работников, находящихся в прямом подчинении более двухсот человек. Количество маневровых районов не поддаётся подсчету, узких мест столько, что не вышепчешь. Увы, узкие места оказались не только фигурой речи. Его подчиненные, как выяснилось, обеспечивают бесперебойный график обслуживания производства в невероятных и одновременно невыносимых условиях. Впору кричать: «Да была ли здесь Советская власть? Как так можно?!» Рельсы виляют как весенние ручьи, обходя опоры, агрегаты и механизмы, соответственно видимость минимальная. А где-то, как на аглофабрике её нет вообще. Составитель командует маневрами почти на ощупь. Мало того, он же управляет и выгрузкой вагонов-самосвалов.

Что такое аглофабрика? Во-первых, цех по приготовлению агломерата, то есть спеканию мелкой руды и извести. А во-вторых, мощнейший источник пыли и дыма. Вот в этом аду, надев респиратор и очки, висит на вагоне или идет впереди состава бедняга составитель. Половину маршрута его состав едет не по земле, а по высокой насыпи или эстакаде на высоте десятки метров. Жуть! И если он не попадает под колеса, не травмируется об опоры эстакад или не загибается от поражения лёгких, то его увольняет за пьянку страшный Фролов. И что прикажете делать? Не пить составителю или не карать Фролову? Ни тот, ни другой не представляют, как можно работать без этого.

В первые же дни своей работы на заводе Пётр не поленился ногами пройти там, где ездят его подчиненные. Лузгин смотрел и не вмешивался. Но на планерки велел являться с первого дня, даже при том, что официально Фролов пока был никем. На самой первой он был представлен как будущий начальник службы эксплуатации цеха с самыми большими полномочиями. Никто не вскакивал с овациями, не говорил слов поддержки и одобрения. Никто даже не хмыкнул. А Фролов «наматывал» десятки километров рельсошпальной решетки на свои ноги и записывал в блокнот все встреченные непонятки. Непонятно было многое, в первую очередь — как это вообще работает? Почему одни вообще не чешутся, соблюдая производственную дисциплину, а вторые прорываются сквозь это всё? Записывал, молчал и не лез с вопросами к руководству или сотрудникам. Кто он сейчас такой, чтобы задавать свои странные вопросы.

А тем временем первый этаж дома, странно оштукатуренный и с чистовыми полами, был готов встретить своих хозяев. Насчет странной штукатурки честно признаюсь — не ожидал от своего героя такого креатива. Фролов насмотрелся видений и восхотел «венецианскую» отделку. Умный человек, он даже не стал пытаться найти что-то подобное в продаже. Сейчас такие вещи в России появляются только под заказ из самой Италии, чуть ли не отдельным самолетом для самых взыскательных потребителей. Он пошел другим путём. Вместе с отделочниками они сначала замесили чистовую алебастровую штукатурку, а потом разделили её на три части. В каждую бадью экспериментальным путем замешали красители: классическую оранжевую охру, что-то позорное розовое и нечто кирпично-терракотовое. По указке хозяина дома промешивали не тщательно, а тяп-ляп, чтобы на выходе получилось что-то странное, с пятнами густого пигмента в некоторых комочках. А потом смешали все три тонированные массы в одной большой бадье. Но опять не как следует, а кое-как. Штукатуры вертели пальцами у виска, причем матерно, ржали и покрывали тщательно выведенные стены чистовой штукатуркой. Ну и матерком тоже, как без этого. Получалось пёстро с разводами и неописуемыми орнаментами. Приказ тщательно растирать добавил как мата, так и разводов на стенах. Каков итог? Осматривая подсохшую стену, бригадир крякнул и спросил?

— Это называется «венецианская штукатурка»?

— Ну почти.

— Ага. Запомню, учту. Расскажу людям. Забавно. — присутствующие работяги даже чуток зависли, столько слов подряд их начальник никогда не произносил. Обычно он бил в репу молча или тыкал пальцем в стену, когда косяк был несерьёзный. А когда всё было в норме, также молча платил деньги. А тут говорит с клиентом, да еще после получения оплаты!

— Будет серьёзный клиент, можешь даже привести, чтоб смог посмотреть. Я понимаю, такое просто словами не описать. Но тогда уговор — с тебя десять процентов от оплаты. За науку и показ. А если мои гости захотят тебя нанять, то пятнадцать.

— Уговор.

Короче говоря, первый этаж дома получился вполне неплохо. Только ванная комната пока стояла без облицовки. Сама ванна, вернее чаша, была выложена из гранитных плит, оказавшихся лишними при ремонте пьедестала памятника Владимиру Ильичу Ленину на центральной площади Тулы. Пётр не спрашивал, но плиты были один-в-один как те. Красивая и большая ванна имела всего один недостаток — её никак не получилось бы переставить в случае такой необходимости. Стены туалета, как и все прочие отделали той же штукатуркой. Фролов вообще не очень понимал, почему так часто туалеты облицовывают кафелем. Неужели хозяева квартир через одного имеют привычку ссать на стены? Это ж сколько надо пить, чтоб она выработалась?

Деньги. Даже не так — деньги! Как же здорово, когда все свои проблемы можно решить этим инструментом. Как говорят евреи, если проблемы решаются деньгами, то это не проблемы, а расходы. Вот и сейчас у семьи Фроловых возникли расходы на переезд. Уже не надо было поднимать знакомства и связи, торговать лицом с солидным выражением и строить схемы «ты мне, я тебе». Заплати человеку, в чьём владении находится грузовой фургон, заплати команде грузчиков — и всё! Причем не так важно, владеет тот тип грузовиком на правах собственности или взял на работе подкалымить. Это как с женщиной: чтоб овладеть ею, не обязательно жениться.

Вроде и немного вещей у Фроловых, а в одну ходку не уложились. Так что расходы выросли в два раза. Зато вывезли совсем всё. Включая раритетную самодельную мебель. На кухне остался сиротливо висеть стеллаж, да держала марку газовая плита. По всем понятиям, плита является неотъемлемой частью квартирного имущества. Как краны, окна и двери. А если по-честному, плита была старая и убогая, Лена сказала, что не повезет этот ужас в новый дом. Слишком там красиво и скоро будет уютно, чтоб тащить этот хлам. Как понять женщин, почему один хлам она тащит за собой, а другой оставляет?

А вообще Фролов молодец — внутри домик еще лучше, чем снаружи. «Ты же его и сверху поштукатуришь? Вот также красиво сделаешь? Нет? А почему?» — поди объясни гражданскому лицу, особенно дамского полу, что в ходе военных действий главная тактика — не привлекать внимание противника к своему пункту постоянной дислокации? А кто у нас противник, против кого боевые действия? Ситуация ровно как в песенке из будущего: «Здесь ты против всех! Здесь ты против всех! Ты один против всех!» Пропетые, вернее прогавканные строки под гитарный рефрен Лену не впечатлили: «какая гадость! Это больше не пой». Но смысловой посыл она уловила:

— Ты бы еще ров прокопал вокруг участка.