Нас рано хоронить

Александра Макарова

Нас рано хоронить

Предисловие автора

Не писать для того, кто этим живет, губительно. Слова, спрятанные от мира, начинают драться с твоими клетками, разъедая организм изнутри. Они бьются о стенки кровеносных сосудов, пытаясь выбраться, не понимая и не принимая заточения. То в сердце, то в печени раздаются протестные возгласы с требование свободы. Самые главные из них объединяются в предложения, они становятся сильнее, группируются, вооружаются метафорами и эпитетами и выходят из-под контроля. Если продолжать делать вид, что их не существует, продолжать играть в прятки или предлагать сделки, рано или поздно не узнаешь своего отражения в зеркале. Протяни им руку и вытащи с баррикад на бумагу. Они нужны людям, они нужны тебе.

Есть истории, которые должны быть рассказаны, и эта одна из них. Потерянные личности тоже имеют право на счастье, и чаще всего оно приходит в самые темные времена, когда кажется, что жизнь окончательно рухнула, а впереди лишь смерть. Важно помнить, что после сильнейшего ливня, угрожающего смыть все на своем пути, всегда есть шанс увидеть радугу.

Грешники, которые стали праведниками, вызывают у меня особый восторг. Без иронии. Потому что это был их сознательный выбор. Это ряд решений, требующих огромной внутренней работы. И такой труд достоин уважения. Так же, как и честность. Когда о былых ошибках говорят открыто, спокойно, без надрыва, не пряча их трясущимися руками в подвалы памяти. Правда, пусть и неприглядная – это про свободу. Мы не куклы. Мы живые. А живым свойственно иногда принимать неправильные решения. Фраза «люди не меняются» – полная чушь. Меняются. Порой до неузнаваемости. Только не у всех хватает на это сил.

Капельки на стекле, оставленные дождем, как покинутые дети, это различные жизненные ситуации, через которые мы прошли. Они вместе создают загадочную картинку, однако на самом деле мешают отчетливо видеть. Искажают. Вводят в заблуждение. Все смотрят на мир сквозь призму собственного опыта, потирая шишки на голове от многочисленных ударов, поэтому никогда нельзя точно сказать, что есть истина. Проще оставить так и многозначительно молчать, перемалывая в себе воспоминания снова и снова, а можно открыть окно и протереть его как следует, но самому зачастую не справиться, тут нужен грамотный психолог или верный друг. Я стала таким другом для героев этой книги.

Все персонажи в данном произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми или событиями являются случайными.

Глава 1

Вкушение алкоголя есть бессознательная попытка самолечения посредством «спаивания» внутренней стражи.

Шандор Ференци

На кассе супермаркета столпилось уже порядка двенадцати человек, остальные, по обыкновению, не работали. В самом конце очереди, смотря куда-то мимо стеллажа с журналами стеклянным взглядом, стояла девушка лет тридцати на вид. Густая шоколадная челка спадала на глаза, волосы собраны в небрежную косу, шарф болтался на ручке сумки, черное пальто расстегнуто, сквозь дыру на джинсах, бросая окружающим вызов, белела острая коленка, в руках две бутылки вина, прижатые к груди, как величайшая ценность, которую нужно оберегать, чтобы не отобрали.

– Галя, у меня отмена! – даже в состоянии великой депрессии от этой фразы всегда смешно.

«Пятерочка выручает» – донеслось из динамиков.

Спустя двадцать минут Женя вышла наружу. Дерзкий апрельский ветер словно влепил пощёчину, ишь ты, улыбаться вздумала. Не смей. Вздрогнула, застегнулась на все пуговицы и побрела в сторону ближайшей высотки. Выкрашенный когда-то в оранжевую жизнерадостную краску дом превратился под натиском дождей и буйных подростков в грязно-серый образец современного уличного искусства. Череда подъездов, до боли знакомых ям на разбитом тротуаре, таком же изувеченном, как и половина жителей спального района. Кто вообще придумал такую ерунду? Этот район никогда не спал. Этот район круглосуточно пил. Одинаковые панельки в унисон страдали с похмелья каждое утро.

В лифте ударил в ноздри уже привычный запах соседского одеколона, смешавшийся с чьим-то потом. Подпаленные Витькой из сорок седьмой квартиры пластиковые кнопки страдальчески кривили цифры. Десять этажей, задержав дыхание, и, наконец-то, дома.

– Привет, Федь, скучал?

Черный кот, не торопясь вышедший навстречу, лениво потягиваясь, потерся в ответ о ногу и тут же направился трусцой на кухню, отлично зная все ежедневные ритуалы.

– Тебе лишь бы пожрать, настоящий мужик.

Женя высыпала остатки сухого корма в миску и только после этого пошла раздеваться. Как всегда. Бросила в прихожей пальто и ботинки, джинсы через всю комнату закинула на морщинистый венский стул, устало крякнувший от непосильной ноши.

– Будешь ворчать – на дрова отправлю, – пригрозила хозяйка раритетной мебели.

Прихватив плед, вино и штопор, она отправилась на балкон, такой же скрипучий, потрескавшийся, но родной. Они с бабушкой вместе следили, как сосед татарин добросовестно обшивал его деревянными дощечками. Реечка к реечке. Аромат свежей древесины давно исчез, как и бабушка с ее ватрушками, а воспоминания остались.

Пара глотков прямо из бутылки, прийти в себя после очередного бессмысленного и беспощадного дня. На плетеном столике уже привычный натюрморт – полупустая пачка «Парламента», переполненная пепельница, две сломанные зажигалки, одна рабочая, дневник с нелепым единорогом, подаренный на восьмое марта, искусанные ручки и бокал с отпечатками пальцев для любимого красного. Первый – залпом, и можно выдохнуть. Женя уселась в старое кресло, обтянутое коричневым велюром, прожженным в нескольких местах, потому что кто-то забывал вовремя стряхивать пепел, открыла блокнот, изрядно потрепанный за этот месяц, и начала писать дрожащей рукой:

«Боже, спасибо тому, кто придумал вино! С каждой минутой тиски внутри постепенно разжимаются. Ощущение сродни тому, когда на обожженную руку льешь прохладную, живительную воду. Гнев отступает, но вслед за ним опять накатывает брезгливое отвращение в паре с презрением ко всем и ко всему, что за окном. Как же сложно это выносить. Одиночество, порождающее безумие, когда нет сил ни выть, ни жаловаться, ни плакать. Только пить. А завтра опять на работу, эту ненавистную, убивающую все живое, службу золотому тельцу. Одни и те же лица. Примитивные, самодовольные, алчные маски. Во рту весь день был знакомый зуд. Голод, не связанный с едой. В феврале еле откачали, но мне плевать. Какой смысл жить в этом болоте лицемерия?

Реалисты вымирают, как и гетеросексуалы, способность рассуждать клеймится позором. В женском стаде сплошные крайности – либо ты ходишь в полупрозрачных платьях, со сквозняком в голове и под юбкой, поклоняясь стразам и маленьким членам больших начальников, либо пропагандируешь феминизм и не бреешь подмышки, только два лагеря, а что делать тем, кто посередине? Нормальным людям? Видимо – пить, курить, пахать до изнеможения и постепенно угасать, ибо шанса что-либо изменить в этом мире нет, а выносить такую реальность без допинга невозможно. Нас просто истребляют, ненавязчиво, мол, решайте сами, хотя уже давно все решено. Игра в русскую рулетку. Умрешь сегодня, или выживешь?

От пропаганды никуда не деться, она преследует по пятам. Получай удовольствие, дари удовольствие, не ной, будь на позитиве и добивайся успеха. Либо наоборот – стань нигилистом, в любом случае, старательно играй свою роль, не отступай, иначе заклюют. Все бегут, и ты беги. Не останавливайся. Покупай, продавай, зарабатывай. Воображаемое всемогущество. Больше, еще больше, сильнее, быстрее. Иллюзия безграничных возможностей. Нельзя думать, что ты не можешь – ты просто неправильно хочешь. Мы тебя научим, заплати деньги за семинар. Культ индивидуальных потребностей, общества не существует, на него наплевать. Всем не поможешь, думай только о себе, остальные мешают и тянут вниз, избавься от них.