Святоша

— Несмотря на то, что я сказал ранее, я действительно хочу, чтобы ты вышла из тени. Чтобы показать миру, что Тэнли Олбрайт не мертва, а жива и здорова. И ты сделаешь это под моим крылом. Как моя невеста. Мы наймем публициста, который раскрутит эту историю. Мы заставим все это скрыть.

Он делает жест рукой, как бы охватывая весь Бостон. И теперь все это имеет смысл. Его безумная просьба. Эта жалкая попытка воссоединения. Его преследование меня, его шантаж и угасающий огонек надежды в его глазах.

Он здесь не для того, чтобы искупить свою вину.

Он думает, что я - его искупление.

— Ты хочешь вернуться, — бормочу я.

А потом смеюсь. Я смеюсь слишком сильно, потому что это так чертовски жалко, и я ничего не могу с собой поделать, и он злится, и мне действительно нужно остановиться... но какого хрена реально?

— Полагаешь, этим поступком склонишь их на свою сторону, — говорю я. — Из-за того, что сделал твой отец. Ты изгой. Ты был изгоем все эти годы и все еще пытаешься вернуться обратно?

— Пошла ты, — бросает Александр, сплевывая. — Ты понятия не имеешь, что произошло, потому что ты не смогла проникнуть в этот мир. Ты сбежала, ударила меня по голове и бросила всех, кто когда-либо заботился о тебе.

— А теперь ты хочешь заручиться моим покровительством на пути обратно в тот мир. Используешь имя Олбрайт и рекламу, чтобы отполировать свою новую блестящую репутацию.

Александр снова бросается на меня, и его ярость выглядит отвратительно. Он дергает меня за волосы, откидывает мою голову назад и сжимает лицо в ладонях. И теперь я это вижу. Что он раздавил бы меня, если бы мог. Если он не планировал использовать мое имя, чтобы вернуться, на этот раз он сделает это правильно.

Я бы при этом осталась мертвой.

— Я скажу тебе, как все будет, ты, маленькая сучка. Ты заслужишь от меня эту маленькую милость, и ты встанешь передо мной на колени. Ты будешь моей женой или тебя ждет смерть. Вот твой единственно верный вариант.

Он ждет, что я отвечу. Вероятно, ожидая, что я буду спорить. Когда я ничего не говорю, Александр встряхивает меня.

— Ты, блядь, понимаешь меня?

— Я прекрасно тебя понимаю, — огрызаюсь я на него.

Александр закрывает глаза и зарывается носом в мои волосы, втягивая в нос мой запах. У меня сводит живот, потому что его твердая длина упирается в меня прямо через брюки, и я знаю, что он не уйдет отсюда, не будучи удовлетворенным. Это человек, который получает удовольствие от насилия. Человек, занимающий влиятельное положение. Опасное сочетание.

— Только между нами, Тен, — Александр понижает голос. — Ты изменила меня так, что я никогда не смогу вернуться обратно. С той ночи это все, о чем я могу думать. Твое лицо в грязи, звуки всех этих членов внутри тебя. Я получаю удовольствие от гребаных грязных шлюх. И я всегда вижу твое лицо, когда сношаюсь с ними.

— Отвали.

Я плюю этому уроду в лицо, и он бьет меня ладонью по переносице. Боль настигает мгновенно, а кровь фонтаном льется по моему лицу и по губам.

Мое тело все еще вялое, болтается, как безвольная кукла, когда он поднимает меня за волосы и швыряет об стену. Руками Александр скользит по платью, поднимая его выше на бедрах и прижимаясь ко мне, пока зажимает мою задницу в своей лапище.

— Ты тупая гребаная пизда, — рычит он. — Ты понятия не имеешь, с кем связываешься. Ты действительно думаешь, что кто-нибудь когда-нибудь поверит хоть одному твоему слову против моего? Ты, никчемная уличная шлюха, а я… честный агент. Я мог бы затрахать тебя до смерти, и они даже не моргнули бы дважды, услышав твою душещипательную историю. Так что тебе не мешало бы почаще вспоминать об этом с этого момента и впредь. Когда я велю «прыгай», ты спрашиваешь, как высоко. Когда я скажу тебе встать на колени и отсосать мой член, ты сделаешь мне лучший гребаный минет, который у меня когда-либо был в жизни.

Александр хватает меня за волосы на затылке и впивается пальцами в мое горло.

— Все ясно?

Я ничего не говорю, и Александр впечатывает меня лицом в стену. Все вокруг разом чернеет, и я на грани обморока, и у меня нет выбора, потому что я не могу позволить этому случиться снова.

— Да, — говорю Александру. — Я понимаю.

Он отпускает меня, и я оседаю на пол. Его дыхание прерывистое, а глаза возбужденные. Живые.

Он расстёгивает молнию, а у меня сводит живот.

Александр снова хватает меня за волосы и пытается поставить на колени. Когда мои колени не слушаются, он пинает меня в икру, чтобы убедиться, что они слушаются.

А потом он достает свой член и тычет им мне в лицо. Это происходит снова и снова, и я хочу убить этого мудака, но я слишком слаба, и когда я пытаюсь причинить ему боль, он снова бьет меня.

Без колебаний. Александр просто продолжает наступать на меня. И он получает удовольствие от моей боли, и я понимаю, что он тот монстр, который искалечил Кайли.

Мне нужно уйти от него.

Но у меня кружится голова, я слаба и едва могу сформулировать связную мысль. Когда Александр сжимает мою челюсть и пытается засунуть член мне в рот, к горлу подкатывает желчь. И мой организм вырабатывает свой собственный защитный механизм. Содержимое моего желудка выплескивается прямо на него.

Раздается звук крайнего отвращения, за которым следует резкий толчок.

— Боже, ты чертовски отвратительна.

И все же все это время он гладит себя ладонью. Получает удовольствие от всей этой грязи. Вперемешку с отвращением, которое Александр испытывает, когда смотрит на меня сверху вниз.

Проходит совсем немного времени, прежде чем он откидывает голову назад и издает стон, обливая спермой мое платье.

— Грязная шлюха.

Он снова застегивает молнию и поправляет одежду.

— Не думай ни на секунду, что эти трюки сработают для тебя. В следующий раз я трахну тебя, тыкнув лицом в твою же блевотину.

Он направляется к двери, останавливаясь только для того, чтобы дать мне последнее наставление.

— Даю тебе неделю, чтобы решить, что ты выберешь, — говорит он. — Смерть или брак.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Скарлетт

Ад пуст. Все черти здесь [6]

Шекспир

— Сегодня ночь посвящения, — шепчет Ханна на другом конце линии.

— Откуда ты знаешь? — делаю вид, что не в курсе.

— Нашла записку в шкафчике после уроков. Там было написано, что я должна встретиться за пределами кампуса сразу после полуночи.

— Круто, — говорю я ей. — Надеюсь, ты поступишь.

— Ты тоже получишь записку, — настаивает она. — Не может быть, чтобы ты ее не получила, учитывая твою семью. .

Я не говорю Ханне, что уже получила записку, и у меня нет желания ее смотреть.

— Я бы все равно не пошла, — говорю я. — Все это так архаично.

— Ты шутишь? — Ханна буквально шипит, как будто это худшее, что я когда-либо могла сказать. — Тен, ты ДОЛЖНА пойти. Если ты не пойдешь, это будет полное социальное самоубийство. Кроме того, что скажет твоя мама, если узнает?

Я бросаю взгляд через кухню на женщину, о которой идет речь, и точно знаю, что сказала бы моя мама. Она бы взорвалась, если бы узнала, что я не пойду.

Каждая женщина в моей семье на протяжении последних трех поколений была членом «Птиц пера». Быть Птичкой - это право Олбрайта по праву рождения, говорит моя мама. Это честь и традиция, к которой я должна относиться серьезно.

Я бы хотела, чтобы меня это волновало так же сильно, как ее, но это кажется таким глупым. Не похоже, что эти «тайные» общества вообще являются тайными. Все знают, кто в них состоит, и кто правит балом. И независимо от того, стану я Птичкой или нет, мой социальный статус в Марквардте не изменится. Я - никто, и это именно то, что мне нравится.