Страница 3 из 18
Экономический регулятор в советской экономике, по существу, присутствует лишь в бюджетных ограничениях, но не в самом механизме ее функционирования. В последнее время советские идеологи все чаще прибегают как к критерию эффективности — времени, ссылаясь при этом на Маркса, между прочим утверждавшего и это. Согласно упоминавшемуся уже Афанасьеву «время... выступает, как важный, если не важнейший показатель эффективности». Что это означает? Любая техника, которая будет экономить время, затрачиваемое оператором непосредственно, будет приветствоваться. Можно, например, сделать полностью автоматический завод по производству автомобильных поршней, исключив из него все ручные операции, не заботясь, однако, о том, чего это будет стоить и сколько уйдет сопряженного труда, необходимого для изготовления этого самого завода и, наконец, легко ли будет переналадить этот мастодонт массового производства на другое изделие.
В некоторой степени пародией на такую технику является известный кинофильм Чаплина «Новые времена» с машиной по автоматическому кормлению человека сосисками. Но от этото мало чем отличается, например, лифт, в котором автоматизировано движение руки по открыванию двери ценой сильного усложнения автоматики, необходимости ухода за ней и более того опасности для пассажиров в случае выхода автоматики из строя во время движения лифта.
Если время — решающий критерий, то этим автоматически оправдываются все сложнейшие технические решения в ущерб простым. Критерий экономической эффективности может здесь действовать лишь как вспомогательный для анализа сопоставимых вариантов новой техники, сравнимой по уровню автоматизации. В СССР постоянно делаются попытки среди экономистов настаивать на критерии экономической эффективности новой техники, но им практически никто не пользуется.
Отсутствие экономического регулятора оказывает решающее влияние на механизм ценообразования. Это оказывается еще одним разрушительным качеством советской экономики. Дело в том, что цены на промышленную продукцию, особенно на мелкосерийную, и уж во всяком случае на военную, сметы на научно-технические разработки составляются совершенно произвольно, исходя лишь из интересов производителя или разработчика, в расчете на централизованное распределение.
Один из крупных советских конструкторов в области военной электроники, бежавший на Запад, Анатолий Федосеев, говорит, что «и министерство, и предприятие кровно заинтересованы в максимальной величине... добавки, так как она определяет рентабельность предприятия... Где же факторы, противодействующие установлению цены, не соответствующей потребительной стоимости товара? Их фактически нет... Цена, утвержденная министерством, никогда не отвечает ни потребительной стоимости товара, ни его общественной стоимости».
Таков же совокупный опыт всех, знакомых с советской промышленностью.
Одом говорил, что истинным признаком мирных намерений ООСР будет отказ от централизованной системы ценообразования. Мнение Одома вызвано непониманием советской политической экономии, в котором рыночная система ценообразования невозможна.
Но наиболее разрушительным последствием фетишизма производительных сил и связанного с ним отсутствия экономического регулятора является иррациональный характер советских капиталовложений. Если существующее уже предприятие можно с грехом пополам втиснуть в те или иные экономические рамки, то вопрос о капиталовложениях является исключительно волевым, ценностным, политическим, как бы его не называть. Решение о строительстве нового завода даже еще не является наиболее ярким примером, где может проявляться иррациональность подобных решений. В особенности, далеко идущие последствия может иметь произвольность решений в области долгосрочных капиталовложений в транспорт, топливно-энергетическую, добывающую промышленность; решений, связанных с размещением производительных сил. В экономике, освобожденной от ограничений классического капитализма, такие решения могут быть вызваны любыми соображениями.
Существует представление о плановости советских капиталовложений, как о чем-то полностью продуманном и вытекающем из экономических и социальных потребностей общества. На самом деле советский план капитального строительства — лишь совокупность произвольных решений. Решения о капиталовложениях — совокупность решений, вырабатываемых под действием различных групп давления часто безо всякого экономического обоснования. План означает лишь то, что любое вложение должно быть санкционировано сверху и не может быть сделано произвольно снизу, но учреждения, утверждающие эти капиталовложения, лишены какого-либо экономического критерия при оценке их эффективности. Кроме того капиталовложения должны удовлетворять требованиям баланса. Как показывает советская же пресса, капстроительство в СССР предпринимается часто спонтанно и вне всякого координированного плана лишь под сильным политическим давлением, против которого плановые органы не в силах устоять, дабы не быть обвиненными в саботаже обороноспособности страны. Кроме того решения о капвложениях определяются региональными соображениями. Так решение о строительстве того или иного завода в Сибири может быть принято не потому, что там есть для этого необходимые условия, а именно вопреки им — для какой либо цели, часто не имеющей ничего общего с экономикой.
Например, Хрущев, узнав, что в дельте Дуная имеются мощные предприятия по переработке камышита, приказал в свое время строить целлюлозно-бумажный комбинат в Астрахани. Но выяснилось, что условия произрастания камышита в дельте Волги и Дуная столь различны, что рассчитывать на местный камышит в качестве исходного сырья для комбината не приходилось, по крайней мере, в первые годы его существования, так что в Астрахань стали сплавлять лес по Волге с севера.
Советские капвложения, как хорошо известно, могут быть не обеспечены ни оборудованием, ни рабочей силой по причине отсутствия их экономического обоснования и поэтому полностью неэффективны и даже убыточны. Могут начать производиться ненужные (и даже вредные!) машины, товары, вещества. Могут быть построены электростанции, не имеющие потребителей электроэнергии.
Хаотичность капвложений, их неэффективность — одна из самых разрушительных черт советской экономики.
В результате создается исключительно благоприятная обстановка для милитаризации советской экономики. Поскольку военные интересы имеют в советском обществе абсолютный приоритет, на все экономические решения неизбежно накладывается их отпечаток. Поскольку экономических регуляторов, по существу, не имеется, давление сил, мотивирующих свои требования военными интересами, всегда будет преобладать. Никаких сдерживающих механизмов против этого не имеется.
Поэтому разрушительный характер советской экономики приводит к ее глобальной милитаризации.
§ 2. ТЕХНОКРАТИЯ — ОРУЖИЕ МИЛИТАРИЗАЦИИ ЭКОНОМИКИ
Казалось бы, что движущей силой советской экономики являются военные интересы, что и утверждает Касториадис. В самом деле стратегические интересы СССР, потребности армии определяют количество производимого вооружения, сроки его обновления и т. п. и тем самым существенно влияют на общие экономические показатели страны. Но, во-первых, военное производство составляет лишь часть советской экономики, пусть даже и очень существенную. Во-вторых, сами по себе военные заказы еще не определяют всего технического прогресса. Ни армия, от которой исходят военные заказы, ни бюрократия, которая производит окончательное планирование, не выступают в роли инициаторов технического прогресса. Они могут выбирать лишь из того, что им предложат ученые и инженеры, т.е. советская технократия. Только на основе их предложений, на основе их рекомендаций определяются основные направления развития экономики.
Можно поэтому утверждать, что élan vital советских производительных сил является ни армия, ни промышленная бюрократия, а технократия. Но технократия действует в конкретных условиях советского общества, где военные интересы имеют абсолютный приоритет. Поэтому технократии очень трудно или невозможно добиться финансирования тех или иных наиболее сложных идей и проектов, кроме как обещанием использовать полученные результаты в военных целях, даже если сама армия и не выступает инициатором того или иного новшества. Таким образом, роль армии сводится к функции мощного катализатора советской экономики, но не к роли движущей ее силы.