Страница 14 из 21
– Алеся Яновна, это лейтенант Кулик Родион Глебович, местный участковый, – представил он парня. – Вроде что-то проясняется у нас. Давай, Родион, расскажи, что видел.
Прежде чем отрыть рот, участковый кивнул в сторону панских развалин:
– Я вчера от Мацкевичей возвращался, решил срезать через усадьбу и вроде бы кого-то видел.
Полное разочарование, а не информация. Я уже было настроилась на что-то стоящее и тут меня, как кувалдой по голове ударили слова Кулика, что тот вроде кого-то видел. А кого? Кого, мать твою, он видел?! Неужели нельзя как-то уточнить кого именно он видел? И когда я задала вопрос кто же это мог быть, участковый пожал плечами. На секунду многообещающе задумался и огорошил своей тупостью, сказав: «Тень мужская была. Да, точно мужская. Бабскую юбку я от штанов даже в кромешной тьме отличу». Последнее было излишним юношеским хвастовством. Что он там в темноте различает меня абсолютно не интересовало. То, что убивает мужик было и так понятно. Женщины на такое не способны. Хотелось, конечно, услышать больше, но участковый продолжал пожимать плечами и корчить подобие умного лица. После пяти минут разговора с Куликом, я почувствовала настоящую злость. Вот бывают люди, которые одним своим видом просто раздражают, а тут появилось невыносимое желание прибить идиота.
– Спасибо, лейтенант, идите работайте дальше, – с нескрываемым раздражением сказала я и, дождавшись, когда бестолочь Кулик уйдёт, с вопросом посмотрела на Шумского.
– Ладно, Лесь, сам охренел, – поняв, оправдался Женя. – Он сказал, что видел убийцу.
– Теперь понятно, почему вы больше года Зверя ловите, – в упрёк сказала я, вскользь пробежавшись глазами по сотрудникам милиции.
Оцепление из пяти человек не может справиться с напирающей толпой зевак. Начальник милиции распинался перед негодующими жителями несколько минут и, поняв, что это бесполезно, смотался обратно в отделение. Один из двух криминалистов побегал с фотоаппаратом несколько минут и убежал в кусты. Чересчур впечатлительный специалист со слабым желудком… Чуть что сразу рыгает, сложившись пополам. Хорошо хоть второй проявлял большее рвение в работе, расхаживая по траве. Он, нагибаясь до самой земли, пристально рассматривал каждую соринку рядом с трупом Тоси.
– Да ладно, можно сказать, у вас там, – кивнул он в сторону Москвы, – дураков нет.
– Дураки там долго не живут, – буркнула я, зацепившись взглядом за второго криминалиста.
Тот вроде бы что-то нашёл. С минуту повертев в руке находку, поднялся с корточек и направился ко мне.
– Товарищ капитан, – сходу, не представившись, обратился он ко мне, протягивая ладонь, – это было под рукой девочки.
Я взяла из раскрытой ладони пуговицу. На первый взгляд обычная черная пуговка. Такие тысячами выпускают на заводах нашей Родины. Но вот, перевернув её, я увидела на обратной стороне аккуратную гравировку из двух заглавных букв «ПС».
– ПС, – повторил мои мысли, заглянувший через плечо Шумский. – Имя, фамилия?
– Может быть, – задумавшись ответила я.
Панские развалины, мужская тень, пуговица с инициалами… простому советскому человеку гравировать свои пуговицы без надобности. Такой придурью страдали только богачи. Может, кто-то из этого панского рода вернулся в Заболотинск и мстит его жителям? Или всё-таки это я хочу связать бывшего эксплуататора с убийствами детей. Вот и ищу зацепки там, где их попросту нет.
– Женя, а у кого-нибудь из здешних панов были такие инициалы? – оторвавшись от раздумий, задала я вопрос.
– На конце было бы «З», а не «С», – быстро ответили он, забирая у меня из рук пуговицу, и, рассмотрев её получше, добавил. – И вряд ли пан Заболотинский заказал бы вырезать свои инициалы на простой советской пуговице. Зачем ему это?
Вот тут Женя и развалил всю мою и так слабую версию. Но мысль про пана никак не отпускала.
– Усадьбу обыскивали?
– Да, но там почти ничего не сохранилось. Всё строение полуразрушено. Второй этаж почти обвалился во время пожара, – сказал Шумский.
– Пусть ещё раз обыщут, – настаивала я. – Может, найдут подвалы.
В старых домах дворян часто были потаённые комнаты или огромные подвалы, где хранились дорогие вина. Так что обыскать усадьбу ещё раз лишним не будет. Правда, по гримасе Шумского, я поняла, что немного перегнула с приказами. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо:
– Леся, я сам лично облазил усадьбу вдоль и поперек. Ничего там нет.
Я с неохотой согласилась с Шумским и вернула пуговицу молодому криминалисту. Мы ещё около двух часов пробыли на месте, пока тело Тоси не увезли в морг. Старика, обнаружившего труп, и с десяток горожан, желающих высказаться, я допросила лично. Ничего нового. Убийца словно растворялся в ночных кошмарах местный жителей. Мне рисовали образы монстров из легенд прошлого: каких-то оборотней, ведьм, призраков. И во всём этом шлаке я должна была провести границу между реальностью и вымыслом. Но панская усадьба так и не выходила у меня из головы, притягивая своей таинственностью, покрытой мраком трагичной историей. В огне погиб преданный панам сторож.
ГЛАВА 7. Восемь
Мы привыкли верить своим глазам, даже когда они видят то, что противоречит нашему восприятию добра и зла. Где добро – это белое, а зло – чёрное. Наши глаза прекрасно различают этих два цвета, но тонкая грань между ними остаётся невидимой. Мозг, словно, нарочно не хочет воспринимать серое, ведь этот полутон нельзя отнести ни к черному, ни к белому. Нечто пограничное, маркое, сумрачное. То, к чему не захочется прикоснуться даже кончиком пальца. Грязь, которую мы обязательно обойдём, чтобы не испачкаться. Но, что делать, когда в мире людей серый становится единственным цветом человеческой души? Среди нас нет людей, способных похвастаться абсолютной святостью. Нет и тех, кто соединил в себе вселенское зло. Обычно нас окружают простые грешники, и не все из них стремятся попасть в рай. Кому нужны божьи законы, когда в мире царят лишь животные инстинкты направленные на выживание?
Не святые, но и не грешники – просто люди с серой душой. И в нас всего поровну, как добра, так и зла. Правда, бывают исключения, когда в серую грань нашей сущности просачивается больше чёрного… И тогда из обычного человека мы вдруг превращаемся в звероподобного монстра. В тварь, которую остановит только смерть.
Я никогда не стремилась казаться лучше, чем есть на самом деле. Когда нужно было любить – любила. Когда нужно было верить – верила. Когда предать – предавала. Забыть – забывала. Ненавидеть. Ненавидеть… С этим чувством у меня всегда были проблемы. Как бы я ни пыталась кого-нибудь возненавидеть, со временем моя ненависть перерастала в презрение, а презрение в равнодушие. Но, изучая дела убитых девочек, я испытывала такую ненависть, что дышать становилось больно. Хотелось достать из кобуры пистолет и пустить пулю себе в лоб, потому что читать сухие отчёты было невыносимо. Перед глазами всё время маячили жуткие образы убиенных детей. Я смотрела на фотографии с мест преступления и отказывалась верить собственным глазам. Неужели человек способен на такую жестокость? Нет. Этот монстр никогда не стоял на сером распутье, он крепко увяз в чёрной липкой грязи, которую ошибочно принимал за душу. Он, словно, выполз в этот мир из преисподней. Абсолютное зло. Чудовище питающиеся муками невинных. И ему всё мало, мало и мало!
До Тоси было семь жертв. Все девочки одного возраста – четырёх, пяти лет.
Первая жертва Галина Волошина. Галюся, как назвали её родители. Она пропала в начале марта прошлого года. Утром играла с детьми во дворе, а к обеду исчезла. Сначала мать со старшими сыновьями сама искала дочку и, когда уже отчаялась, пришла в милицию. Через неделю сторож кирпичного завода случайно нашёл труп девочки. Его собака раскопала мусорную кучу и жалобно заскулила, подзывая к себе хозяина.
Вторая жертва – Алевтина Егорова. Для матери с отцом Алечка. Пропала через два месяца после Галюси. Точнее середина мая. Труп нашли на пустыре. Подозреваемые? У девочки, как и у родителей, недругов не было. Следовательно, и подозреваемых тоже не было. Второе убийство ребёнка в городе, а спросить не с кого.