Сортировка

— Тогда в станционные рабочие. Со сломанной головой ты далеко не уйдешь.

— Да шучу я, нормальная тема! К кому меня прикрепите?

— Да вот с Юдиным будешь работать, давно у него учеников не было, заотдыхался Владимир.

— А чего сразу мне-то?

— У тебя крыло попроще, твой парк «Б» не такой запутанный, а к парку «С» локомотивное депо примыкает. И вообще, приято так, сам знаешь. Или надбавка за наставничество тебе лишняя? — заместитель начальника станции спокойно, но планомерно дожимал строптивого дежурного по станции, не выказавшего охоты стать моим учителем.

— Не лишние. Только доплата копеешная в сравнении с нервами, что этот твой знакомец мне попьёт.

— Не боись, Владимир Федорович! Я страсть какой смышленый!

— Как Филипок?

— Точно! Сам не заметишь, как экзамены сдам.

— Ну смотри, ты обещался, ученик. А для начала ноги в руки и…

— Не, сначала я с ТРА станции ознакомлюсь, потом остальные документы вычитаю.

— Да что ты там поймешь?

— У меня высшее образование, я не с улицы пришел. — А вот эта моя фраза Владимиру не понравилась. Видать, не все здесь с институтскими дипломами, сильно не все.

Да уж, не маленькая станция, одно слово — сортировка. Сюда приходят грузовые поезда с четырех направлений, вагоны перетасовываются как пасьянсы на нескольких колодах, а потом уходят во вновь сформированных поездах в разные стороны. В Купянск на Украину, в Венспилс на Латвию, поближе на Москву, Тулу, Елец… тысячи вагонов ежесуточно обрабатывает и отправляет станция. Для непосвященного в эту кухню человека кажется, что главное в работе железнодорожников — перевозка пассажиров. А на самом деле основа основ грузовые перевозки, это и более девяноста процентов всех усилий, и более ста процентов доходов. Более ста, потому как возить нас хороших железнодорожному транспорту обходится дороже, чем мы платим за билет. Деньги от доходов за грузоперевозки покрывают убытки от пассажирского движения.

Как ни странно, но информация, получаемая из многочисленных документов на удивление складно ложилась в мою голову. Вообще, порой появлялось чувство, что раньше я, ну или некая часть меня работала в схожих условиях. Чуть ли не дежурным по сортировочной станции, пусть и не этой, но похожей по размерам.

— Эй, специалист, ты там хоть чего понимаешь? Зачитался, притих как мышь под веником — не удержался Юдин.

Я уже более шести часов сидел за спинами дежурных рядом с девушкой оператором и вглядывался то в нормативные документы, то на пульт. Действительно, глубоко погрузился. И задницу отсидел, и ноги затекли, и на мочевой пузырь давит. Надо пройтись размяться. Только отвечу, чтоб не приняли за невоспитанного или высокомерного человека.

— Да чего тут не понимать, станция как прочие, никакого космоса с черными дырами или бермудских треугольников пока не нашел.

— Ха! Это верно, что пока. Погоди, начнёшь сам работать, будут тебе и черные дыры, и треугольник как минимум один. На грузовой двор маневровый тепловоз пошлешь, и всё — с концами!

— Это как?

— А на грузовом дворе нет над ним нашей власти. Там только составитель решает, что нужно делать и как долго он будет переставлять вагоны. И стрелки ручные, и пути не централизованные.

— Это я еще не дошёл до грузового двора.

— То-то! А то ишь, станция ему не космос… Так и ты не Гагарин поди.

Да, в дневную смену работать нормально, хоть и долгое это дело — двенадцатичасовая смена. Ладно я, сижу сзади да документацию изучаю, а вот дядьки всю смену не умолкают: дают задания, проверяют правильность восприятия команд, да всё не своими словами, а строго по регламенту. Ну как строго, не без вольностей, но в пределах разумного. Только что досталось на орехи Ленке — оператору при дежурном. Она отвлеклась на доклад по селектору поездному диспетчеру и не услышала команду Юдина машинисту поезда на осаживание состава. Ух как он разорался!

— Ты что, овца тупая, не объявила по громкой связи, поезд вагонами вперед пошел! А вдруг подавим кого на парке!

— Вы не говорили мне!

— Ты должна была слышать, как я команду машинисту отдал!

— Я с диспетчером разговаривала!

— У тебя два уха! Одним в трубку, другим меня слушаешь, третьим Курдюкова! Чтоб последний раз!

— Я сейчас объявлю.

— Сиди уже! Я сам объявил.

— Так какого…

— А для порядка, чтоб не спала. И в глаза мне смотри!

— Так вы ж ко мне спиной сидите, Владимир Федорович. И вообще, не кричите на меня, я вам не жена.

— Выкручивайся как-то, ты оператор. Это как жена, только на двенадцать часов и за зарплату.

Реально, дежурные слушают эфир по трем каналам, диспетчеров, оператора, дежурных стрелочных постов, друг друга, рассказывают анекдоты в свободное время, да еще мне ухитряются пояснять свои действия. Гай Юлий Цезарь рядом с этими монстрами выглядел бы бледно. Опять же про него рассказывают, что он мог делать три дела одновременно, но никто не уточняет, с каким результатом. А тот правитель вполне мог так косячить, что простым смертным и не снилось. Да что мог — точно напортачил сильно, его ж подчиненные зарезали прямо на рабочем месте за что-то. Наверняка за косяки.

Первая ночная смена далась мне с диким напрягом — после двух часов ночи я перепробовал всё — попить водички, умыться холодной водой, выйти на улицу подышать и сделать зарядку, отжаться раз двадцать. Бодрости не прибавляло ничего. Зато объявления по громкой связи для работающих на парках в ночи звучали особенно громко. А ближе к трём часам дежурные подговорили Ленку почитать «Отче наш». Оказалось, что так здесь называют памятку по охране труда, и читать её положено днем. Зачитываемые ночью правила означают, что на станцию с проверкой заявилось начальство.

— Вот пусть теперь побегают, а то забились по норам, храповицкого дают — ржет Юдин.

— Ленка, тебе не стыдно, народ же пугаешь своей молитвой — добавляет Курдюков.

— Так вы ж сами велели читать!

— А ты и рада поиздеваться над народом.

— Да тьфу на вас!

— Это мы еще сирену не включали.

— Окститесь, половину же города перебудите.

— Да ладно, не буду.

Оказалось, что в помещении поста управления станцией висит рубильник от сирены оповещения всего железнодорожного узла о воздушной тревоге. Раз в год её положено проверять, но даты проверки нигде не расписаны. Так что скучающие командиры станции иногда включают её просто так, якобы для проверки. А весь город вздрагивает в непонятках — это так весело! Я только одного не могу понять — когда эти люди успевают заскучать с таким ритмом работы.

Офигеть! Я с трудом додержался до восьми утра, чтоб свалить домой и не свалиться по пути, но мне объяснили — это еще не конец, сваливать рано. После ночного дежурства руководство смены в лице двух дежурных по станции и двух маневровых диспетчеров остаётся на доклад о прошедшей ночи. Что успели к дневной смене подготовить, как сработали, где накосячили, ладно ли с дисциплиной. И главным в смене является не дежурный, как мне заливали, а именно маневровый диспетчер. Понял, запомню — не всему тут можно верить, старшие товарищи порой пускают дезу. Но принципиально не понравилось другое — с учетом предсменного инструктажа и утреннего доклада трудовая ночь у командиров-движенцев длится не двенадцать, а все тринадцать часов. Мой тяжелый вздох развеселил коллег, заканчивали доклад мы на веселой ноте.

— Молодой, ты с нами после смены пивка засадишь? Тут по пути.

— Вы офигели! Да я сейчас прямо на ступенях упаду и засну.