Страница 9 из 10
– Остановись, говорю! – закричали с галеры. – Собьем же, ты этого добиваешься?
– Не видишь, что ли, у меня клюет? – заорал Джориан, изо всех сил удерживая удочку.
С галеры донесся шум, там оживленно спорили. Какой-то альгартиец, заядлый рыболов, настаивал на том, чтобы дать Джориану вытащить добычу, а уж потом ограбить его. По правому борту начали табанить, галера развернулась. Пираты убрали парус и двинулись параллельно «Летучей рыбе», отставая шагов на двадцать. Карак под парусом тоже шел следом, но далеко позади.
Джориан вытащил скумбрию. Он бросил рыбину в кубрик и, оставив ее биться о днище возле лежащего без сознания Зерлика, развернул судно против ветра.
– Как ваше здоровье, судари мои? Чего изволите? – заговорил он на западноксиларском сельском диалекте. – Рыбки купить не желаете? Видали, какую красавицу вытянул? Свеженькая. А еще в бочке засоленных с дюжину, а то и поболе, которой желаете?
На галере снова послышались голоса. Пират, державший рупор, выкрикнул:
– Мы берем твою рыбу, господин рыболов!
Галера подошла вплотную к «Летучей рыбе».
– А что это за парень лежит там, на днище? Что с ним? – спросил все тот же пират с рупором.
– А, этот бедолага? Мой племянник. Налакался, бездельник, еще на берегу, а закусить нечем было.
С той поры и валяется. Ничего, через часок отойдет.
С галеры спустили на веревке корзину. Джориан сунул туда свежую скумбрию, а сверху наложил соленой рыбы из бочки; пираты тем временем работали отпорными крючьями, чтобы суда не столкнулись. Корзину подняли на борт галеры.
– Теперь насчет платы… – начал Джориан.
Пират с рупором ухмыльнулся, перегнувшись через фальшборт:
– А насчет этого? Ты получишь кое-что получше денег.
– Да? Что, к примеру?
– Жизнь. Бывай, господин рыболов. Отваливай.
Джориан сидел, зло нахмурившись и беззвучно бормоча себе под нос ругательства. Пираты отходили на веслах; когда вдали взметнулся парус галеры, сердитая мина Джориана сменилась улыбкой, он положил румпель вправо, и маленькое суденышко, которое отнесло береговым ветром немного назад, развернулось по часовой стрелке. Паруса наполнились ветром, и «Летучая рыба» продолжала путь на юг. Зерлик пошевелился, застонал и кое-как вскарабкался на сиденье.
– Чем ты меня ударил? – спросил он.
Джориан отцепил от ремня нож:
– Видишь! Чтобы выскочило лезвие, надо нажать на кнопку. А так чем не дубинка? Держишь за ножны и бьешь свинцовой головкой. У меня был такой ножик пару лет назад, когда я путешествовал с Карадуром. Потом потерялся, было очень жаль, и я заказал другой по типу того, пропавшего. Полезная штука: бывает же, что надо не зарезать, а просто удержать кого-нибудь от дурацкого поступка. Скажем, захочет кто-нибудь подставить мою глотку под пиратский нож, только чтоб похвастаться своей доблестью и отвагой…
– Наглец! Невежа! Я еще с тобой расквитаюсь.
– Прибереги свой пыл до Ираза. И мне-то одному с этим судном не справиться, а ты и подавно потонешь.
– Ты всегда такой трезвый и расчетливый? У тебя вообще есть человеческие чувства? Или ты машина, набитая винтиками и пружинками?
Джориан усмехнулся:
– Думаю, свалял бы дурака не хуже любого другого, дай я только себе волю. Когда я был таким вот молоденьким парнишкой, как ты…
– Ты и сейчас не старик!
– Конечно. Мне нет еще тридцати. Но от превратностей бродячей жизни я возмужал раньше времени. Ты тоже, если повезет, быстро повзрослеешь, иначе из-за какой-нибудь ребяческой выходки придется перейти в следующую реальность. Ты уже трижды был на грани за время нашего короткого путешествия.
– Пф-ф! – Зерлик ушел в каюту и мрачно просидел там, держась за голову, весь остаток дня.
Однако на другой день он снова оживился. Бодро выполнял приказания и делал все, что от него требовалось, как ни в чем не бывало.
III
Башня Кумашара
Вдоль западного побережья почти на сотню лье тянулись высокие зубцы Козьей Кручи. Горный кряж, поросший угрюмым хвойным лесом, напоминал спину дракона и местами уходил под воду. Вот почему в этой части Западного океана было рассеяно множество мелких островков, подводных скал и рифов, которые кораблям приходилось огибать, делая большой крюк. Затем Козья Круча шла на убыль, переходя в холмы Пенембии, по весне зеленые, а осенью пестреющие грязноватыми оттенками желтого и коричневого с редкими вкраплениями зелени.
Взошло солнце, осветив бурые, с зелеными пятнами холмы; начался двадцать четвертый день месяца Единорога. Джориан направил подзорную трубу на юг, вдоль побережья.
– Погляди-ка, Зерлик, – сказал он. – Это и есть ваша башня с часами? Та штука на стыке береговой линии и горизонта?
Зерлик поглядел:
– Возможно… Пожалуй, так оно и есть… Да, я вижу сверху струйку дыма. Башня Кумашара, она самая.
– Верно, названа в честь какого-нибудь покойного короля?
– Нет, не короля. Это целая история, очень любопытная.
– Расскажи.
– Все произошло более ста лет назад, при Шаштае Третьем, получившем прозвище Шаштая Капризного. Кумашар был известным архитектором и инженером. Так вот, Кумашар уговорил короля Шаштая построить башню-маяк, правда без часов, часы появились позднее.
– Знаю, – вставил Джориан, – их собрал мой родной батюшка, когда я был еще мальчишкой.
– Да что ты! Ну да, теперь припоминаю, Карадур писал что-то такое в письме. А ты был с отцом в Иразе?
– Нет. Мы жили тогда в Кортолии, в городе Ардамэ, отец оставил нас на несколько месяцев ради этого контракта. Похоже, ваш король надул его, не заплатив и половины. Выдумал какой-то бешеный налог с денег, вывозимых за пределы королевства. Ладно, продолжай.
– Ну вот. Король Шаштай пожелал, чтобы на камне было высечено его собственное имя, а не имя архитектора. Когда Кумашар предложил высечь на башне два имени, король страшно разгневался.
«Ты слишком много на себя берешь, – предупредил он Кумашара, – не пришлось бы пожалеть…»
Но Кумашар был не из тех, кто легко сдается. При достройке башни он сделал на стене небольшое углубление и собственноручно высек там надпись: «Здание возведено Кумашаром, сыном Юнды, на две тысячи тридцатом году правления джуктарской династии». Затем он выровнял стену, замазав углубление толстым слоем штукатурки, а сверху написал имя короля, как и было приказано.
Несколько лет на башне красовалось имя короля Шаштая. Потом штукатурка размякла от зимних дождей и отслоилась, обнажив первоначальную надпись.
Король Шаштай пришел в ярость, узнав, как насмеялся над ним Кумашар. Архитектору пришлось бы несладко, если бы он – к счастью или к несчастью, это как посмотреть – не умер к тому времени своей смертью.
Король повелел сточить надпись, оскорбительную для него, и высечь новую, угодную его величеству. Но чиновники, от которых это зависело, были высокого мнения о Кумашаре, а Шаштая Капризного не очень-то уважали, притом в те годы он был уже дряхлым стариком. Так что на королевские капризы они почтительно кивали, а потом работы бесконечно откладывались под самыми разными предлогами. То денег в казне недоставало, то возникали непредвиденные технические трудности, то еще что-нибудь. Вскоре король Шаштай, в свою очередь, скончался, а надпись так и осталась нетронутой.
– Вот-вот. Даже власть могущественных монархов ограничена людским своеволием, – заметил Джориан. – Я прочувствовал это на себе, пока правил Ксиларом. Одно дело – отдать какой-нибудь приказ и услышать в ответ: «Да, сир. Слушаюсь и повинуюсь». И совсем другое – проследить, как этот приказ передается по цепочке сверху вниз, чтобы не застрял где-нибудь на полдороге. А что за человек ваш нынешний король?
– Король Ишбахар? – На лице Зерлика застыла напряженная улыбка; это искусственное выражение Джориан не раз замечал у чиновников и придворных, когда был королем Ксилара. – Ах, сударь, что это за чудесный правитель! Поистине образец мудрости, справедливости, мужества, благонравия, рассудительности, достоинства, щедрости и благородства.