Преступные игры гения

– Про место для работы тоже из новостей? – прошептала Аллочка, внезапно осознав, что стремительно куда-то скатывается, в какую-то черную пропасть.

– Да. Был один репортаж. Только там было сказано как-то непонятно… – Настя щелкнула зажигалкой, затянулась. – Будто художник девушку убитую не знает. А как такое возможно, если она ездила на его машине? И за кем? За подполковником полиции! И что теперь нам делать, Аллусик?

– Что? – Ее шея все глубже уходила в плечи.

– Я тут подумала и решила, что ничего! Мы с тобой ничего не сможем сделать. В том смысле, что не сможем быть свидетелями.

– Почему?

– Тебе так хочется, чтобы твой любимый Геночка узнал о нашей слежке? – задохнулась дымом Настя и, понаблюдав, как подруга интенсивно машет головой, закончила. – Вот видишь, и тебе не хочется. А мне – тем более. Ты ночью пощаду вымолишь. А я что? Я попаду в его черный список. И я приняла решение, дорогая. За нас обеих решение приняла…

Дым стелился по кухне туманом. Настя дымила как паровоз. Это всегда случалось в минуты ее сильнейшего душевного волнения.

– Мы молчим, – выдала она, отправляя затушенный о раму окурок на улицу. – Ничего не видели, нигде не были. Поняла?

– Да.

Всплеск облегчения от принятого за нее другим человеком единственно разумного решения затопил весь совестливый душевный шепот.

– А мы не обязаны, так ведь? – не моргая смотрела она на подругу. – Мало ли кто за ней ездил? Может, это разработка такая, и это намеренно было сделано. Ею же! Она ведь такая… Такая коварная!

– Она профессионал, – поправила ее Настя с кривой ухмылкой. – И ревность – это пережиток, милая. И тебе давно пора успокоиться. Гену она выпроводила. Назад никогда не примет.

– Много ты знаешь! – вырвалось у нее тайное, мрачное.

– Такие женщины, как Анна Смирнова, не прощают предательства. А Гена твой ее предал.

– Нет. Он от нее просто устал, – тут же попыталась защитить любимого Алла.

– А потом от тебя устанет. И потом еще от кого-то. Это такая категория мужиков, малыш. Их мотает по жизни, как дерьмо по проруби…

– Прекрати! – прикрикнула на нее Алла, дико обидевшись и за Гену, и за себя заодно.

С какой стати ему от нее уставать? У них все идет отлично. Они полгода живут вместе и еще ни разу не повздорили. И она постепенно привыкает к его чудачествам и не ропщет. Хотя одно из них ей кажется особенно странным. Это когда Гена не позволяет убирать со стола чашку с его недопитым чаем или кофе.

– Пусть стоит. Допью, – строго смотрит он всякий раз, вставая из-за стола.

Она кивает, оставляет чашку, но не понимает зачем. Гена еще ни разу не допил остатки. Заглядывал в чашку, недовольно морщился и выплескивал все в раковину. Чудит? Да на здоровье! Ее это не раздражает.

Настя утащила ее из кухни в комнату. Вывалила на диван кучу барахла и принялась хвастаться, что через пару недель улетает с парнем на отдых.

– Что за парень? – равнодушным голосом поинтересовалась Аллочка. – Достойный?

Настя покивала, разбрасывая платья по спинке дивана. Она выглядела такой веселой, такой беспечной, что Аллу это даже задело.

– Хорошо как, – проговорила она со странным чувством легкой зависти и тайной неприязни. – Ты сматываешься. А я остаюсь с проблемами.

– Какими? – наморщила Настя лоб, не поняв.

– Слежка за Анной и все такое.

– Замечу, не я это предложила! – Настя вскипела мгновенно. – Ты помешалась на ревности. Принялась следить. Меня втянула. А когда запахло жареным, хочешь за чьей-то спиной укрыться? Ни фига не выйдет, дорогая. Расхлебывай сама. Я умываю руки.

– И сматываешься, – закончила Алла.

– Да, и сматываюсь. И вообще… – Настя выразительно глянула на настенные часы. – Мне сейчас надо будет отъехать по делам. Так что…

Она ее выставила. Даже не извинилась! Хотя, подумав, Алла все же признала, что подруге извиняться не за что. Она вольная птица. Захотела – с Мишей поехала за город. Захотела – с Петей на Канары полетела. А вот она должна сидеть и ждать Гену с работы. Ее слежка за Анной, вылившаяся в настоящее приключение, кажется, закончилась.

Неделю она грустила, слоняясь вечерами без дела по квартире. Гена все чаще задерживался. Объяснял это убийством девушки, чье тело было обнаружено в парке художником. Алла слушала его вечерами за ужином и ловила себя на желании помочь любимому. Рассказать ему все о слежке. О том, что они эту девушку видели. В машине того самого художника, что ее нашел мертвой. И девушка эта с какой-то блажи ездила за Анной Смирновой. Следила за ней!

Но Алла каждый раз вовремя прикусывала язык. И не потому, что боялась гнева Гены. А потому, что не хотела выставить себя на посмешище. Гена станет задавать вопросы: зачем ей это было надо, что за ерунда пришла ей в голову, чего она хотела этим добиться… А ответов-то у нее нет. Она промолчит, а он задумается. Примется их сравнивать и тогда…

Она не рассказала ему ничего. И когда через пять дней ей из аэропорта позвонила Настя, неожиданно расплакалась.

– Эх, Аллочка! Ну что у тебя опять за беда? – с легким раздражением поинтересовалась подруга, старательно перекрикивая шум аэропорта.

– Я и помочь ему хочу. И не могу. А вдруг от того, что я промолчу, кому-то будет плохо? – всхлипывала она в трубку.

– Тут я не уверена, – перебила ее подруга нетерпеливо. – Но вот то, что тебе хорошо не будет после твоих признаний, – это сто процентов. Бесплатный совет желаешь?

– Валяй.

– Хочешь и дальше продолжать жить в мире и согласии со своим Геной, молчи…

Настя улетела, Алла промолчала. А через пару дней на Анну было совершено покушение.

Глава 6

Она сидела на кушетке доктора с перебинтованной головой. Длинные волосы спадали из-под повязки на плечи спутанными окровавленными прядями. И от этого ему было особенно скверно. Он впервые видел ее такой беспомощной. Впервые осознал, что может потерять ее раз и навсегда по-настоящему.

Конечно, против этого можно было бы возразить: он уже потерял ее. Да, спорить глупо – они не вместе. Но он потерял ее как жену, как любовницу. И, кажется, они оба испытали от этого только облегчение. Но вот потерять ее вовсе, то есть из виду, как друга, как коллегу, он был не готов.

Ему важно было каждый день ее видеть. Ну или почти каждый день. Слышать ее язвительные замечания на свой счет. Стараться избегать нравоучений, но прислушиваться к советам.

Да он просто хотел ее видеть всегда! В кабинете на ее привычном месте: слева от входа – у окна. На парковке у машины. На месте преступления, когда она все осматривает странным взглядом, словно устремленным куда-то внутрь себя.

– Вам несказанно повезло, Анна Сергеевна. – серьезно глянул на нее доктор поверх белоснежной марлевой маски. – Если бы вы не споткнулись, головы бы вам не сносить.

– Мне повезло, потому что я заметила нападавшего, – очень слабым, шелестящим голосом ответила Аня. – Сгруппировалась и смогла дать отпор.

– Как он выглядел? – спросил Гена.

Он держал в руке ее окровавленную белую джинсовку. Анька ее очень любила. Пристраивала на себе с любыми штанами и юбками, платьями и сарафанами. Все изумительно сочеталось. Теперь, наверное, ее придется выбросить. На белой плотной ткани пятна крови проступали уродливым узором. Вряд ли их теперь удастся отстирать.

– Я не рассмотрела, как он выглядел, – глянула она на него зло, словно угадала, о чем он сейчас думает.

– Ты же сама только что сказала… – попытался он негромко возмутиться.

– Я сказала: заметила, а не рассмотрела. Улавливаешь разницу, Сидоров? Помоги мне… – приказала она после того, как отчитала его при докторе и медсестре, только что закончившей перевязку.

Он разницу уловил. Подошел, взял ее под руку, поднял и, поставив рядом с собой, слегка притянул ее к себе за талию.

– Не увлекайся, Сидоров, – прошипела Аня.

Но сил бороться с ним у нее точно не было. И она так и пошла с ним бок о бок до самого выхода из больницы, а затем и до машины.