Страница 25 из 83
Какого *уя Сакага так мутно обрисовал мою вину? Неужели мне действительно не стоило встречаться со слибу Мокки и копать под некого фер Приша? Или все же причина, по которой крепкий стул с высокой спинкой становился моим смертным ложем, крылась в оскорблении, которое я нанес фер Шири-Кегарете?
Удивительно, но когда ты связан и ежесекундно глотаешь собственную кровь, в голову подчас приходит так много интересных вопросов…
По затекшим запястьям внезапно побежало жгучее тепло.
Будто бы очнувшись по щелчку пальцев, я вдруг сообразил, что услышанный секунду назад звук был коротким чиркающим прикосновением ножа. Пошевелив тяжелыми кистями, я обнаружил, что путы разрезаны. Пьяно подняв голову, хотел было обернуться, но на плечо предостерегающе легла узкая лапа, а в ноздри ударил запах свежепережеванного «бодрячка».
— Мой гендо у западной стены, брат, — прошипел в ухо знакомый голос, а затем в световой круг ворвалась вертлявая тень.
Глушилка звонко вскрикнул и выронил почти полную банку эля; его приятель недоверчиво обернулся, а затем в воздухе сверкнул метательный нож. Зачарованный и еще не поверивший в случившееся, я бесконечный миг провожал его серебристое вертящееся тело затуманенным взглядом.
С протяжным свистом клинок сделал еще пару проворотов, после чего врезался точно в висок Безухого, чуть ниже безобразного рваного ошметка… правда, врезался короткой рукояткой, в лучшем случае оставив синяк…
Боец Пыльного взвыл и отшатнулся, оторопело рассматривая отскочивший от башки нож. Его тощий напарник с подавляющим имплантом в морде оказался чуть сообразительнее — отскочил, рванул на груди куртку и потянулся за башером.
Неудачливый метатель с отчаянным воем кинулся на парочку головорезов в клинч, хлестнул хвостом Безухого, заставив отскочить еще дальше, затем крутанулся волчком и набросился на Глушилку.
Хлопнул затвор башера, ему вторил крик боли, а затем невысокий босолапый чу-ха в стареньком плаще навалился на стрелка и я услышал, как звонко клацают его челюсти. Боец Сакаги зарычал, пискнул и завалился на спину, увлекая противника за собой.
— Беги! — заверещал мой спаситель, и теперь я окончательно убедился, что мне не померещилось…
Я поднялся со стула, приложив примерно столько же усилий, как если бы пытался приподнять фаэтон. Покачнулся, устоял, с зубовным скрежетом пошевелил опухшими пальцами.
Мне казалось, все происходит очень и очень медленно, предательски медленно для полноценного спасения… но на деле я оказался возле ящика с трофеями весьма быстро для затекших ног.
Безухий уже кидался ко мне с нацеленными в лицо когтями, когда «Молот» привычно наполнил мою ладонь, уставился в морду бандита и дважды харкнул фанга прямо в оскаленную пасть. Мой истязатель взвыл и схватился за окровавленную голову, из-под него будто вышибли нижние лапы, и он с размаху опрокинулся на спину.
Глушилка с рычанием продолжал борьбу, но вцепившийся в него неприятель оказался слишком цепким, вертким и необычайно сильным для своей комплекции, не позволяя ни встать, ни отползти.
Чужой башер хлопнул еще раз, другой, и через секунду палач Сакаги сбросил с себя хрипящее и подвывающее тело. Попробовал выбраться, поднимая оружие в мою сторону, но я уже перехватывал свое отяжелевшее запястье второй рукой, целился и стрелял.
С сочным шлепком фанга пробила левый глаз Глушилки, вышла чуть ниже правого уха и царапнула по бетону. Вздрогнув всем телом, долговязый чу-ха опрокинулся, его хвост судорожно хлестал из стороны в сторону.
При экранизациях манга в таких случаях обычно наступает полная тяжелая тишина. В действительности все происходит совершенно иначе — несмотря на окончание скоротечной схватки, многочисленные звуки и не думали покидать склад: беззаботно подпевали ребятки из «ВЦР», шумно шипели уроненные банки с элем, хвост Глушилки продолжал скоблить бетон в посмертных судорогах.
А лежащий на животе молодой чу-ха, перерезавший мои путы, но так и не научившийся толково метать ножи, надрывно хрипел и силился встать из расползающейся красной лужи.
Я попытался сфокусировать расплывающийся взгляд. Повел стволом «Молота», будто во мраке могли прятаться другие головорезы Пыльного. Покачнулся, подошел к раненому, присел и осторожно перевернул на бок. Грудь черно-желтой жилетки без нашивок и значков слишком быстро перекрашивалась в темно-красный.
Прогиб умирал — первая фанга Глушилки лишь навылет прошила ему правый бок, а вот последующие вошли в грудь и горло, не оставляя ни единого шанса. Глаза парнишки закатились, сверкая ослепительными белками, когти отчаянно хватали пустоту, в пасти пузырилась коричневая слюна.
— Байши… — простонал я, в отчаянии схватившись за измочаленную голову и даже не заметив боли. — Проги… да как же так⁈
Дебил! Малолетний кретин, болван, недоношенный придурок! У юного «Дитя» хватило крохотных мозгов увязаться за мной от самой «Сдержанной благодати», терпеливо дождаться у «Перпекто» и даже проследить за фаэтоном Пыльного в стремлении любой ценой угодить и помочь.
Но я был готов спорить, что вместо того, чтобы вызвать полноценную подмогу, парнишка с жаром поцеловал клинок ножа и отважно бросился в драку, уцелеть в которой не смог бы и более толковый боец…
— Байши… — повторил я, осторожно приподнимая край жилета и ощупав края ран. Нашел исчезающий пульс Прогиба, взъерошил слипшийся от крови мех на горле и не без стона изучил входное отверстие от третьей фанга Глушилки. — Да как же так?..
Самый бесполезный казоку-йодда «Детей заполночи», так и не заслуживший ни одной регалии, любивший «бодрячок» и жалевший денег на обувь, издал последний хриплый вздох, цепко ухватился когтями за пустоту, и умер у моих ног.
Он спас меня. От пыток и избиений, от подступающей смерти, от позора и возможного использования в грязных играх «Уроборос-гуми». Спас ценой собственной жизни, словив сразу три фанга, но не переставая драться и отвлекать противника, пока я вооружался…
Байши, байши, байши… Байши!
Я поднялся на ноги, застонав от судороги в оживающих конечностях. Осмотрелся, лихорадочно выстраивая план дальнейших действий. Подступил к палачам и убедился, что они тоже мертвы.
Машинально потер «Молотом» щеку, вскрикнув от боли в разбитом лице. Тяжело оперся на ящик. Подняв брошенную банку с элем, жадно опрокинул его остатки в рот; кривился, стонал от огня в разбитых зубах, но выпил все до капли.