Что-то остается

На пути ему попался Ардароно. Прежде чем уступить дорогу, тот отсалютовал раненому. Я, конечно, небольшой специалист по военной субординации, но, показалось мне, подобным салютом приветствуют каоренские солдаты старших по званию.

— А, — отозвался Ирги, — Привет, привет. Ты мне тоже понадобишься.

Они вошли в дом. Я дергала за одежду всех подряд.

— Послушайте, нельзя тянуть! Это серьезная рана! Алаг, ты слышишь? Господин Ардароно, скажите же им! Ну, хорошо, тогда я сама побегу…

— Альса. Подойди ко мне.

Алаг положил свою ношу на сундук. Сам присел на корточки рядом — в полный рост в Сычовой избушке он не умещался. Ирги оперся о его плечо. Лохмотья, похожие на изъеденное ржавчиной железо, струпьями облепили жуткую рану. Запах отравленной крови, на улице почти неразличимый, жестко вломился в ноздри, ударил в голову.

— Альса. Не лезь, кому сказал! Дай руку сюда… И ты, малыш. У меня мало времени. Мне надо. Вам кое-что сказать. Выбор теперь — за вами…

Взгавкнул Ун. Топот, шебуршание, хлопнула дверь.

— Вот они где! Я так и знал! Эй, что это у вас тут?

Имори. А за спиной у него — Летта и Иль.

— Девочки! Слава Богу!

— Ой! — вскрикнула Ильдир, — Кто это? Господи, ужас какой!

— Ч-черт! — выругался больной, — Хвостатый, девок убрать. И подержи их там, ладно?

Ящер пригнулся и с невероятной скоростью бросился на марантин. Летта поднырнула ему под локоть, но была зажата под мышкой. Иль взвизгнула.

— Спятили?! — заорала я, — Спятили?! Вы что творите, идиоты?!

Рванулась было на помощь подругам, но мокрая от пота рука стиснулась так, что вопль мой перешел в шипение. Алаг выволок девочек на улицу. Дверь захлопнулась.

— Ирги, да что на тебя нашло? Ты что, не понимаешь…

— Это ты. Не понимаешь. Слушай меня.

— А…

— Потом позову твоих лекарок. Обещаю. Малыш?

— Я здесь.

Стуро подсунул ему под плечи ворох скомканной одежды. Опустился на колени у изголовья — лица их оказались на одном уровне.

— Андалан отменяется, — сказал Ирги, — Неразумно.

Я не могла сидеть спокойно и ерзала.

— Хорошо, отменяется. Все?

— Нет, не все. Есть. Три варианта. Бессмараг. Итарнагон. Каорен.

Расскажешь кому — не поверят. Нашел время править планы! И пока не выложит — гори все синим огнем…

— Ирги, миленький, давай потом об этом.

— Потом не будет. Бессмараг — кабала, Альса. Навсегда. Останетесь детишками. Итарнагон — риск. Оказаться. Без башки. Каорен… — он поглядел поверх наших голов на Ардароно.

— Да, — откликнулся тот, — Сделаю. Эльроно мне должен. Не беспокойся.

— Ребята… — стынущие от пота пальцы сжались, — Выбор за вами. Если не трудно. Сделайте его сейчас.

Что за морок! Лицо его, лицо какого-то незнакомого найлара, как зимнее поле — перепахано, заморожено болью; голос — соломенный жгут, колючий, шуршащий, то и дело обрывающийся… И профиль Стуро под гладким крылом черных волос, явственно-зеленого цвета, глазницы — провалы, щеки — провалы, просто ангел бездны склонился у одра…

Я помотала головой. Чем скорее мы окончим это собеседование, тем лучше.

— Мы сделаем, как ты захочешь. Что ты хочешь?

Пауза. Взгляд словно сквозь толщу воды — утекает, туманится. Страшноватой тварью со дна всплывает укор. Шевелит щупальцами.

— Так нельзя, Альса. Что хочешь ты? Что хочет он? Я из расклада выпал. Выбор. Ваш.

Тварь наотмашь хлестнула щупальцем. Острекала. Я схватилась за щеку. Как так? Почему — я? Я же доверяю тебе, Ирги… Разве мое доверие ничего не стоит?

— Малыш, — теперь он обращался к Стуро, — Тебе придется. Самому вставать на крыло. Здесь, в Бессмараге. Тебя никто не тронет. В Итарнагоне ты. Будешь нечистью. В Каорене. Работать. Тянуть лямку. Какое-то время — за двоих.

Стуро кивнул. Глаза у него были накрепко закрыты.

— Имори. Тебя и его… — Ирги слабо мотнул головой в сторону Ардароно, — Оставляю. Ребята выберут. Вы обеспечите.

Отцов телохранитель перегнулся через мое плечо. Он жалостиво сопел.

— Слышь, друг. Марантины, они ведь это… может, еще…

— В задницу марантин. Шипастый дракончик. Тебе хвостатый потом. Растолкует. С вами все. Хозяюшка. Ун.

Песьи морды живо просунулись между мной и Стуро. Слабые пальцы отпустили наши руки, приласкали собак.

— Молодцы. Хорошие мои. С ребятами остаетесь. С ребятами. Да?

— Ваф! — тихонько сказала Редда.

Ун лизнул ласкающие пальцы.

— Дана.

Она подошла, теребя край платка. Серебряный крап на щеках. Плакала.

— Прости дурака, красавица. Так уж вышло. Не держи зла.

Я думала, она завоет и кинется «Сычику» на грудь, и даже отодвинулась, давая место… Дана кивнула, шмыгнула носом и скрылась за спиной Имори.

Я бы на ее месте взвыла. А что тебе, собственно, мешает? Вой на здоровье.

— Альса. Не надумала?

Я смотрела, моргая. В черепе было пусто и звенело. Еще пару минут назад я куда-то спешила, боялась не успеть… Теперь из меня вынули все — и кости, и жилы, и мозги… Что здесь происходит, не понимаю?

— Ладно. Имори, зови своих марантин. А вы, — это нам со Стуро, — дайте руки. Берегите друг друга, негодяи. Только попробуйте у меня… Я к вам оттуда…

Неожиданно крепкое пожатие.

Стукнула распахнувшаяся дверь. В комнату ворвались две зареванные черно-зеленые фурии. Я успела вскочить, а Стуро они опрокинули.

— Сыч! — страшно гаркнула одна из них, кажется, Летта, — Я тебя убью!

Кто-то аккуратно, но крепко прихватил нас сзади. Алаг.

— Он попробует… Сам только попробуй!.. — выкрикнула я.

Голос вдруг сфальшивил. Из горла выдавился жалобный задушенный скулеж.

— Эй, как там тебя… Инга! — громыхнул над ухом Алаг, — Ты перчатки там одень или что… Руками-то голыми не лезь!

— Без советов твоих обойдусь, — окрысилась Иль.

Алаг хмыкнул и потянул нас к выходу. Правильно. Не будем мешать девочкам. Они и так в растрепанных чувствах.

— Хвостатый, — оклик получился невнятным. Сонным, усталым. Видимо, Летта добралась до упрямца. — Там, на поляне… Курточка моя… Принеси, а?

— Ага. Сбегаем, не боись. Будет тебе курточка.

Мы вывалились из дома — и зажмурились, заслонились руками. Белый режущий свет бросился в глаза. Сейчас. Сейчас проморгаемся. Фу ты, мокро…

Унылые серые клочья над нашими головами разлезались, обнажая свежую синеву. Новая плоть под коркой старой раны — новое, ошеломляюще яркое небо.

Весеннее небо. С сегодняшнего дня — и на целый год.

Эпилог

Стуро Иргиаро по прозвищу Мотылек

Мы уезжаем, Ирги. Уезжаем. Видишь, я снова с тобой прощаюсь. Вчера летал над лесом. Сегодня — сижу в маленькой тесной коробочке на колесах. Мы уезжаем. К Альсе на родину. В страну… опять забыл. Что за голова у меня!

Позади твой лес, Ирги, позади человеческое поселение, маленькие коробочки без колес, позади — Бесс-ма-раг, — уф, все-таки запомнил. Все позади, Ирги. Впереди — новый ветер. И я перебираю воспоминания, словно это придаст твердости крылу…

Ты зря боялся той женщины из Бессмарага. Той, которая все может. Ты велел мне не смотреть ей в глаза, никогда и ни под каким предлогом. Велел думать о тебе, если она заговорит со мной, и ни о чем больше не думать. Ты говорил — она может сделать так, что я захочу тебя оставить. Что не захочу уходить из Бессмарага. Она не сделала этого. Она… как это… благос… словила, да? Она благословила нас. Сказала, пусть с нами будет «единый». Сказала, нас примут, если мы решим вернуться. Но мы уезжаем. И не вернемся, Ирги. Я знаю, ты не хотел, чтобы мы здесь оставались…

Редда прижалась к моей ноге, Ун положил голову на колени Альсы. Альса запустила пальцы в бурую шерсть. Альса молчит. Альса смотрит в окошко. Вспомнил! Родина Альсы называется — Итарнагон. Язык сломаешь.

Человек и арваран сказали, что нам помогут в Каор Энене. Они сказали, чтобы мы заехали к ним в том городе, столице, куда ездила Альса. Сказали, как их найти. Но мы едем не в Каор Энен. Альса сказала: «Нельзя разбивать жизнь другого человека, только чтобы нам с тобой было легко и хорошо. Ирги ведь вынудил его помогать нам. Я выбираю Итарнагон. А ты?»