Кейдж

— Понял, — отвечаю я Купу. — Держись на север, пока я не получу сообщение, — тараторю я Брексу. Я ни за что, блядь, не упомяну его имя при Купе. Мэддокс — единственный, кто знает, с кем я встречался, и это на одного человека больше, чем нужно.

— Грег, с кем ты, черт возьми, связался? — Спрашивает Куп.

— Не твое дело. Просто не отрывай глаз от экрана и скажи мне, как добраться до моего мальчика. — Да. Терпение лопнуло.

— Господи, тебя посадят или того хуже, Грег. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Да. Мы близко? — Прекрати это дерьмо; я должен это прекратить. Я делаю несколько глубоких вдохов и жду сигнала к повороту. Еще через несколько минут мы обнаруживаем, что сидим перед самым отвратительным куском дерьма, который я когда-либо видел в своей жизни. Как этот дом все еще стоит, выше моего понимания. Коробки с хламом выстроились вдоль фасада, и еще больше мусора и подержанных машин завалено во дворе, но чего я не вижу, так это людей. Во дворе нет ни одного транспортного средства, которое выглядело бы работающим. Просто хлам, рождественские гирлянды и кошки.

— Кейдж, оставайся на месте, чувак. Я знаю, тебя гложет, зная, что твой парень там. Но именно поэтому я здесь. Я вернусь. А пока возьми мою черную седельную сумку из задней части фургона. Расстегни ее для меня, ладно? Захвати пистолет, на всякий случай. На нем нет опознавательных знаков, никаких завязок, если вдруг он понадобится. Оставь сумку расстегнутой. Там мои любимые игрушки. И что-то подсказывает мне, что я собираюсь поиграть. — Он издает несколько тихих смешков, которые являются чистым злом, и не в первый раз я ловлю себя на том, что рад называть его другом, а не врагом. Брексон Брейкер — это не тот враг, которого вы хотели бы иметь.

— Грег? Какого хрена ты делаешь? — Я слышу, как Куп зовет по линии. Блядь.

— Забудь, что ты это слышал, Зик Купер, и не смей, блядь, говорить мне, что ты не сделал бы все возможное, чтобы убедиться, что ты вышел победителем в этой ситуации. Я не позволю, чтобы моей девушке или нашей семье снова угрожали. — Он начинает что-то говорить, но я отключаюсь и бросаю свой телефон на сиденье, ожидая возможности тихо вылезти и пробраться на заднее сиденье, чтобы следовать указаниям Брекса. Откидываясь на спинку сиденья, я наблюдаю, как он бесшумно передвигается по дому. Стараясь оставаться незаметным, пока проверяет все окна, он на секунду останавливается у входной двери, прежде чем повернуться к фургону с ухмылкой на лице. Он указывает на заднюю часть фургона, и я вылезаю, чтобы выяснить, что его так развеселило.

Похоже, игра, блядь, началась.

Он заходит сзади и протягивает руку за своей сумкой. Открыв люк, он кладет сумку на землю и начинает вытаскивать свои игрушки. Я видел почти все, но когда я вижу, какое дерьмо он вытворяет, даже я испытываю небольшой шок. Два железнодорожных шипа, кувалда, клейкая лента и 9-миллиметровый. Я понимаю ленту и пистолет, но первые два сбивают меня с толку.

— Брат, не уверен, что хочу знать, что ты запланировал с шипами и кувалдой, но теперь это твое шоу. Скажи мне, что делать, где быть и как вытащить моего мальчика.

— На данный момент, чем меньше ты знаешь, тем лучше. Всего четверо. Услышал, как две сучки срутся, а еще одна тявкает где-то перед домом. Ты оставляешь их мне. Хватай своего парня и убирайся оттуда к черту. Не хочу, чтобы ответный удар причинил вред тебе или твоему мальчику. Ты будешь нужен ему. Я вхожу первым. Ты, блядь, держись прямо за мной, чувак. Ты пригибаешься, убегаешь, мне насрать. Просто держись, черт возьми, подальше от меня.

Я могу с этим поработать. Я киваю ему и следую за ним к двери. Кому-то Брекс может показаться грубым, но я знаю, что это его шоу, его город, и я хочу этого. Я могу доверять ему, он справится с работой, не оставив ни единого следа за мной, и если дерьмо станет горячим, он позаботится о том, чтобы оно быстро остыло. Как я уже сказал, вы не захотите видеть в нем врага, но с ним как с союзником будет лучше.

Первое, что я замечаю, когда мы врываемся в дверь, — это запах. Пахнет так, как будто этот дом годами использовался как ванная или морг. В сочетании с жарой пустыни и отсутствием кондиционера «гнилой» — это мягко сказано.

Брекс быстро заставляет замолчать сучек, которые сидят за кухонным столом и нюхают кокаин, а затем жестом указывает мне следовать по темному коридору в заднюю часть дома. Даже когда я двигаюсь, мои конечности начинают расслабляться, моя кровь начинает биться быстрее, и я чувствую, как адреналин циркулирует по моему организму. Почти так, как будто мое тело знает, что мы находимся в нужном месте.

Чем ближе я подхожу к задней части, тем отчетливее слышу звуки секса, грубое соприкосновение тел с влажным шлепаньем кожи и тяжелые удары того, что, как я могу только предположить, является каркасом кровати, ударяющимся о стену. Низкие стоны мужчины заставляют мои внутренности гореть, но когда я слышу пронзительный визг, каждый мускул в моем теле сводит судорога. Я знаю эти гребаные визги.

Что за гребаный ад?!

С ревом, достаточно мощным, чтобы сотрясти фундамент, я вышибаю дверь и окидываю взглядом открывшуюся передо мной сцену. Вот она, чертова Мэнди, во всей своей обнаженной красе, производящая наилучшее впечатление взбрыкивающей наездницы на самом уродливом сукином сыне, которого я когда-либо видел.

Ее крики ударяют мне в уши, но я смотрю только на ублюдка под ней. Он быстро сбрасывает ее со своего тела; мне приходится бороться с желчью, когда я вижу, как его член встает между нами.

— Ты! Я, блядь, разберусь с тобой позже. — Я указываю на Мэнди. Расставив ноги и готовый принять все, что угодно, я смотрю на мужчину, которого, как я только что узнал, ответственен за то, что забрал мать моей девочки из этого мира. Тоном, от которого даже у меня мурашки бегут по коже, я выкрикиваю единственное, блядь, что меня волнует. — Где мой сын?

Суматоха, должно быть, насторожила Брексона, потому что я сразу же чувствую его присутствие позади себя.

— Ты знаешь эту сучку? — спрашивает он, указывая на ту сторону комнаты, где Мэнди пытается подняться на ноги.

— Да, — кусаюсь я, но не продвигаюсь дальше, когда вижу, что мужчина делает свой ход.

Я не сводил глаз с мужчины, все еще голого и бешено плюющегося, поэтому, когда он пытается напасть на меня, нетрудно блокировать его усилия. Мой кулак, соприкасающийся с его щекой, издает тошнотворный стук, и я слышу, как от силы моего удара ломается кость. Я бросаю на Брекса быстрый взгляд, чтобы увидеть, как он разбирается с Мэнди.

— Она продолжит дышать, пока у меня не найдутся слова, брат, — плюю я через плечо. Он дергает подбородком, прежде чем вытащить ее из комнаты за волосы.

Переключив все свое внимание обратно на другого мужчину, я наблюдаю, как он слегка спотыкается, но делает движение, чтобы снова подойти ко мне. На этот раз я не теряю ни секунды. Два быстрых удара в живот заставляют его перевернуться. Еще один резкий удар в висок заставляет его слегка пошатнуться. И когда я, наконец, беру его голову в свои руки и опускаю ее на свое поднятое колено, он рассыпается. Кровь течет у него из носа, рта и ушей.

Когда он, наконец, падает на пол, я отступаю назад и врезаю ногой в ботинке ему в живот.

— Где мой сын, придурок? — Я рычу ему в лицо.

Я не получаю ответа, поэтому опускаюсь на колени рядом с его распростертым телом и спрашиваю еще раз:

— Где, черт возьми, мой сын?

— Пошел… ты, — стонет он.

Неправильный ответ.

Я полностью теряю чувство реальности, когда мое зрение становится красным, и начинаю его метелить. Только когда кровь полностью покрывает мои руки, и я тяжело дышу, я, наконец, могу отстраниться, падая задницей на залитый кровью пол.

Я слегка подпрыгиваю, когда угрожающее рычание Брекса наполнило комнату.

— Брат, хватит. Иди, я разберусь. Я окрашу все в красный, Кейдж. Иди.

— Я не могу найти своего мальчика, — говорю я, поднимая глаза и встречаясь взглядом с Брексом. Под яростью, которая охватывает его лицо, я вижу сострадание и печаль по отношению ко мне. — Мой мальчик, Брекс.