Страница 70 из 93
В 1809 году Кола испытала нападение англичан; они послали в нее со своего флота две шлюпки с 35 матросами; Кола имела тогда в гарнизоне всего 50 инвалидов и ни одной пушки. Горожане, завидев врага, немедленно ополчили 300 человек и передали начальство над ними купеческому сыну Герасимову. Этот купеческий сын задумал было взять англичан живьем в плен, преградив им отступление; но местный исправник предпочел встретить англичан иначе и малодушно отдал им свою шпагу. Час спустя по выходе на берег все англичане были мертвецки пьяны и убрались с трудом, потому что горожане, удалившиеся на гору Соловарака, стали мало-помалу возвращаться; более трезвые из англичан положили совсем пьяных товарищей в Кольские карбасы и перевезли к своим кораблям.
В 1854 году англичане бомбардировали Колу и сожгли 64 дома; следы разрушений видны и до сих пор. Все вооружение Колы тогда состояло из двух орудий: одно из них находилось у соляного магазина: это был фальконет без цапф, привязанный к двум бревнышкам, заменявшим лафет, а у древней башни — большое старинное орудие с отбитой дульной частью. Но жители все-таки решили защищаться; они нашли эти оба орудия в Екатерининской гавани и перевезли с великими затруднениями, твердо решив дать неприятелю отпор. Защитой Колы руководил Бруннер, о котором было сказано при воспоминании о бомбардировке Соловецкого монастыря. Одна из этих пушек красуется и теперь возле церкви за оградой.
До 1858 года Кола была городом заштатным, затем уездным, потом опять разжалована и в 1882 г. повышена снова в уездные. С 1877 г. тут имеется метеорологическая станция. Здешнее обширное лесничество — что очень характерно — приносит казне всего только около 5.000 руб. дохода, потому что в нем насчитывается до 8.000.000 десятин тундры, не производящей ничего, кроме лишаев. Ни больницы, ни аптеки в этом уездном городе в описываемое время еще не было; только сравнительно недавно устроена больница на шесть кроватей, имеются врачи, и (с 1895 г.) город соединяется телеграфной линией с внутренними городами.
В 1867 году архангельский вице-губернатор Сафронов нашел в Коле, бывшей тогда уездным городом, «одного чиновника, правившего должности исправника, городничего, судьи, казначея и стряпчего; одну лошадь и одни дрожки». Видимо недовольный Колой, вице-губернатор замечает, что «кто же пойдет на север в челюсти полюса»? Другие мнения о городке — менее мрачные. Живший здесь довольно долго судебный следователь находил местный климат без сравнения лучше петербургского, а шведский профессор Вульфсберг считает его даже лучше итальянского! С 13-го ноября по 9-е января солнце на горизонте здесь даже и не показывается и в пасмурные дни света не бывает совсем, а только сумерки. С 20-го мая по 10-е июля, наоборот, солнце с горизонта не сходит вовсе. В последние зимы холод не превышал 35,5° по Реомюру. Сравнительная резкость в процентном отношении тьмы и света обусловила, вероятно, существование поговорки, гласящей о Коле: «город уда, а народ крюк»; сложилась она, без сомнения, в те дни, когда большинство маленького населения, едва достигающего тысячи человек мужчин и женщин, были сутягами; с кем и почему сутяжничали они — необъяснимо. Вообще, если судить по поговоркам, репутация Колы очень незавидна: «в Коле с одной стороны море, с другой — гора, с третьей — мох, а с четвертой — ох!»; «кто в Коле три года проживет, того на Москве не обманут». Есть еще и другие поговорки — похуже приведенных.
Велико было в былые годы богатство рыбы в Кольской губе. рассказывают, будто в 1825 году жители черпали тут сельдей ведрами, а ранее того, в 1777 году, на отмелях обсохло однажды стадо сельдей по колено вышиной. Изобильны в Кольской губе, как сказано было раньше, и акулы.
По словам вице-адмирала Рейнеке, сюда заходило столько акул, что промышленники молились об избавлении их от этих чудовищ. Акул бывало так много, что их по зароку не ловили вовсе; но когда принялись за них снова, то промышленники в одну ночь зарабатывали по 25 руб.; «страх забирал глядеть, говорили они, как потянут двухсаженную рыбу, а другие, окружив шняку, десятками высматривают из воды, чернеясь на её освещенной огнем поверхности своими чудовищными спинами». В прежние времена, за недостатком стекол, из кожи акул делали «окончины». Заходят в Кольскую губу и киты. Г. Кушелев очень занимательно описывает мародерство норвежских китобойных пароходов в наших заливах и бухтах. По десяти и более пароходов вторгались в залив вслед за китами: «подводные частые взрывы как попавших в китов ядер, так и ударяющихся в морское дно; резкий свист пара; шумные плескания издыхающих китов, до пены взбивающих могучими хвостами и плавниками неглубокие воды маленькой бухты; грохот и лязганье цепей и якорей; визг быстро выбираемых талей; крики и возгласы команды; хриплые командные выкрикивания шкиперов; глухой гул морского прибоя; гудение и свист ветра в снастях». А на берегу? что делается в это время на берегу? Киты вошли в бухту вслед за мойвой; мойва исчезает; промышленники наши остаются без наживки, и неудивительны неистовые причитания наших мойвеных артелей, пред глазами которых совершается все описанное...
Кола, как центр нашего китобойного промысла, была намечена давным-давно. В 1723 году иноземец Гарцин представил Петру I проект учреждения китоловной компании, и тогда же велено было построить для этой цели в Архангельске три или четыре корабля и отправить их в главный операционный пункт — Колу. Корабли строил Баженин, и один из них назывался «Вальфиш». В 1803 году, по ходатайству министра коммерции графа Румянцева, была учреждена «Беломорская компания» для сельдяных и китоловных промыслов; складочным местом назначена опять-таки Кола; стоянкой для судов — Екатерининская гавань. В 1813 году эта компания прекратила свою деятельность.
Из краткого очерка прошлого Колы видно, насколько городок этот представлял интерес. Паровой катер и вельбот на его буксире, везшие путешественников, не могли подойти к пристани, устроенной на реке Туломе, шагов на сто расстояния; тут поставлен был на якорь баркас, за который придержались. Между баркасом и берегом Тулома бежала очень быстро по мелкому каменистому ложу; пришлось пересесть на маленькие лодочки и переплыть через стремнину, не менее быструю, чем в Кеми, но не порожистую. Путешественники вышли на берег и направились к церкви, пешком, конечно, потому что и тут лошадей в заводе нет. Солнце блистало во всю, и небо было глубоко лазурно; сине-зеленая бухта, такая же река, кружная панорама гор, уходивших вдаль долиной Туломы, были в полном смысле слова роскошны. Толпа женщин в праздничных нарядах, состоявших из пестрейших одеяний и златотканых сарафанов, кокошников и кацавеек, называемых здесь «коротенька», также отвалила вслед за прибывшими.
Некоторые из головных, ярко блиставших золотом на солнце, кокошников достигали одного фута и более вышины; самостоятельный предмет украшения составляют здесь цепи на шеях женщин, начиная от тонких до массивных серебряных, золоченых, перевитых жемчугом. Так и вспоминались женщины богатого древнего Новгорода, времен Марфы Борецкой, прямыми потомками которых являются колянки. Существует поговорка: «Кола — бабья воля», что, по объяснению Подвысоцкого в его замечательном «Словаре архангельского областного наречия», значит, что колтаки при крепком, крупном телосложении отличаются энергией и самостоятельностью не только в хозяйстве, но и в морских промыслах, управляя нередко судами, идущими в Норвегию.
Небольшая каменная городская церковь с луковицеобразным куполом и шатровой колокольней расположена в уровень с остальными строениями города, тоже на зеленом лугу; купол и верх колокольни — зеленые, стены выбелены; церковь — небольшая, в два света, с белым деревянным иконостасом. Есть в городе и другая церковь, кладбищенская, деревянная; она расположена против городской церкви на островке, образуемом порогами реки Колы; серенькая, неподновляемая, она, видимо, идет к разрушению, и нижняя часть её резного иконостаса уже заменена какою-то серой коленкоровой завесью. Вокруг церкви на островке раскинулось кладбище; есть много старых, даже провалившихся, полуоткрытых, зияющих могил; здесь, на этом кладбище, судя по надписям на разбитых, накрененных плитах, в мире почивают исправники прежних времен и другие люди, власть имевшие. Перевоз покойников на этот островок не всегда удобен; в весеннюю и осеннюю воду река Кола не раз уже промывала могилы; в них, вероятно, и костей не сыскать. От этой церкви очень хорошо видна высящаяся над Колой гора Сотоварка или Соловарака, едва поросшая кустарником; она довольно простого, утомительного очертания; слева на ней заметен совершенно гладкий песчаный откос, след землетрясения, приключившегося в 1872 году, в феврале, в самую мясопустную субботу. Говорят, что это было в четыре часа утра; подземные удары длились около пяти минут. Соловарака дала большой оползень к реке Коле и обнажена одним боком и до сих пор.