Страница 52 из 93
Не лишнее будет упомянуть несколько подробнее о раскольничьем мятеже, имевшем место в Соловках, так как это одна из любопытных страниц истории нашего Севера.
Явное возмущение раскольничествовавших монахов началось при настоятеле Варфоломее и длилось ровно десять лет. Личное недовольство патриархом Никоном, множество братии и прилив ссыльных немало способствовали смутам. Много было тут военных и мирских людей. Уже давно шло пьянство по кельям, о чем игумен Илия и доносил царю; доносил он, что слишком часто меняют игуменов и что много времени проводят без них.
В ответ на это царская грамота 1647 года возбранила принос по кельям пития. Когда Никон управлял новгородской епархией, он тоже заметил многие беспорядки в Соловках, а именно: что просфоры пекут не из одной пшеничной муки, а с примесью ржаной; что поют в два, три и четыре голоса, вместо того, чтобы петь единогласно; питаются в пост рыбой, допускают жить мирских людей, вводят хмельное и нарушают предание об откровении глав. Об этом писал сюда Никон в 1651 году.
Особенно противились Никону соловецкие ссыльные, и между ними вел главенство князь Львов, бывший главный начальник печатного двора в Москве. В 1655 году вызван был из Соловок в Москву для исправления книг грек Арсений; когда он вернулся, то жил двусмысленно и одобрял мнения раскольников. Против исправления книг был и сам архимандрит Илия. В 1657 году прибыл в Холмогоры с новыми книгами боярский сын; книг этих не приняли в монастыре, и монахи начали писать свои знаменитые челобитные в Москву. Число недовольных росло; таким оказался и Никанор, архимандрит Саввина-Сторожевского монастыря, тоже удалившийся в Соловки. Сам соловецкий архимандрит Варфоломей исключил из символа веры слово «истиннаго», и он же ездил в Москву со своими объяснениями. Тогда послана была от царя в Соловки комиссия, под начальством архимандрита Старо-Ярославского монастыря Сергия. Это был «муж гордый, якоже древний фараон и велеречивый», то есть совсем непригодный к роли умиротворителя. 4-го октября 1666 года прибыл он и, собрав монахов, прочел им царский указ. Раздались крики: «Указу послушны во всем, но повеления о символе веры, сложении перстов, аллилуйя и новоизданных книг не приемлем...» «Горе нам! отнимают у нас сына Божия! Где вы девали сына Божия»? — кричали монахи. Они хотели даже потопить присланных стрельцов, и сам Сергий поторопился отбыть в Москву с келарем Савватием; он взял с собой также князя Львова и других непокорных. По отъезде его, избран был монахами новый келарь Азарий, открытый враг новоисправленных книг; монахи послали царю челобитную, в которой изложили, что за веру чудотворцев готовы смерть принять; многие приняли схиму; «позволь нам, государь», писали они, «в том же предании быть, чтобы нам врозь не разбрестись и твоему богомолью, украйному и порубежному месту, от безлюдства не запустеть».
Настоятель за это время отсутствовал, и мятеж усиливался. Притекали в Соловки, прослышав о нем, разные люди, «даже и грабители из шайки Стеньки Разина». Когда из Москвы отправлен был новый архимандрит Иосиф и с ним прежний Варфоломей, то допущен был в поездку — что было уже совершенно некстати — и заявивший свои раскольничьи воззрения Никанор. Он предпослал своему возвращению в Соловки лживое письмо, последствием которого было то, что Иосифа не приняли, а у Варфоломея разорвали клобук и выдрали волосы.
22-го сентября 1668 года отправлена была царю еще одна, самая знаменитая челобитная. Царь решился тогда прибегнуть к строгости: он отписал на себя все земли монастырские, не велел пропускать запасов и послал в Соловки сотника стрельцов Чадуева. Это была полумера, которая и не помогла: монахи писали: «и повели, государь, прислать на нас свой царский меч, и переселить нас от сего мятежного жития на безмятежное и вечное». В ответ на это царь послал в Соловки стряпчего Волохова с сотней двинских стрельцов, с приказом подчинить монахов оружием и ввести законного настоятеля архимандрита Иосифа. Это распоряжение, как мера запоздалая, тоже не принесло ожидаемой пользы: царское войско встречено было пушками. Главными деятелями в монастыре были: келарь Азарий, архимандрит Никанор и послушник Бородин; первый и последний были вскоре захвачены в плен царскими стрельцами, стоявшими перед запертыми монастырскими воротами. В монастыре в это время, в 1674 году, находилось 200 братий, 300 бельцов, 90 пушек, 500 пудов пороху и хлеба лет на десять. Почти семь лет стояли стрельцы под стенами соловецкими; в 1674 году назначен начальствовать над ними воевода Мещеринов, человек более предприимчивый. Но и со стороны осажденных росла дерзость, в которой не было больше и помину о прежнем послушании царю, изображенном в челобитных. На сходке 28-го декабря решено было не молиться за царя; в сентябре 1675 года монахи не ходили более к священникам, говоря: «и без них проживем»; явились, словно из-под земли выросли, люди, о которых прежде не было слышно: сотники, неведомо кем так названные, Исачка и Сашка, подстрекавшие ко всему; сам Никанор, бывший архимандрит, в ожидании приступа, ходил по стенам и кропил святой водой пушки, нежно величая их: «О, матушки мои, голаночки!»
Приступ был сделан 23-го декабря 1676 года, но отбит. Только 8-го ноября 1677 года перебежчик Феоктист сообщил Мещеринову, что в крепость можно проникнуть из рва Онуфриевой церкви; в ночь на 22-е января Мещеринов сам или лицо, им посланное, действительно с пятидесятые стрельцами пробрались в монастырь, и началась жестокая расправа. Никанор, Сашка и многие другие люто казнены, многие разосланы. Описание расправы оставлено в свидетельстве Семена Денисова, который в своем Выгорецком раскольничьем ските написал «Историю о запоре и взятии Соловецкого монастыря», конечно, с точки зрения раскольнической. Значительная часть монахов бежала на берега олонецкой реки Выга, в так называвшуюся Выгорецию, где быстро росли объемом, значением и богатством раскольничьи монастыри Данилов и Лекса. Так кончился соловецкий раскольничий мятеж, и памятью его служит ныне часовня Предтеченская, где покоятся царские воины, погибшие и умершие во время осады монастыря. Монахи показывают место, сквозь которое проникли стрельцы; оно находится у сушильни, близ Белых ворот южной стороны.
Огромное число богомольцев ежегодно посещает монастырь много уже веков. Дней за десять до Троицына дня, в Петербурге, на Калашниковой пристани, можно видеть отправление соловецких паломников. Пестрый народ этот помещается в одну или две соймы и двигается, буксируемый пароходом, вверх по Неве. Путь их рассчитан так, чтобы поспеть к Троицыну дню в Свирский монастырь, ко времени ежегодного перенесения мощей св. Александра Свирского из одного храма в другой. Оттуда Свирью и Онежским озером двигаются они на Повенец, чрез Олонецкий горный кряж, Масельгу, кто пешком, кто верхом, или в телеге, а иногда по пескам на санях, приходят они к Сумскому посаду на Белом море, где их ожидают карбасы или пароходы Соловецкого монастыря. Сто двадцать верст, остающиеся до обители, в сравнении с пройденным путем кажутся им, конечно, недалекими. Как только завидят они в море мелькающую точкой монастырскую святыню, тотчас радостно и торжественно приветствуют ее общим коленопреклонением и молитвой. Эта минута могла бы дать богатейший сюжет кисти живописца-художника.
Когда-то, еще сравнительно недавно, Соловецкая обитель служила местом ссылки; сюда ежегодно командировалась особенная военная команда в составе одного офицера и двадцати рядовых из архангелогородского местного батальона для различных служебных нарядов. Так как цель командирования её для содержания караула при тюрьме утратила всякое значение, за упразднением тюрьмы, то дальнейшее содержание команды на острове признано бесцельным, и она возвращена к своему батальону.