Страница 18 из 52
чтоб к ружьям скоро бросались
и на завод мешались;
тотчас ружья и сабли похватали,
на тот завод побежали.
Атаман пошёл в солодовой амбар, в котором захватили несколько народу, и в том амбаре заперли. Тогда набольшой стрелял в нас из ружей, токмо тем никакого вреда нам не учинил; напоследок заперся в своих покоях. Мы, схватя от ворот бревно, ударили оным в дверь, которую расшибли в щепы, и взошли в покой. Тогда случившийся у того набольшего Князёк задел по шее нашего огневщика саблей, отчего огневщик упал. Мы тотчас оного Князька, схватя, заперли в нужник, при том ему сказали:
тебе опосле честь будет.
Атаман взошел к набольшему и, видя у него на кафтане звезду,
говорил ему,
что честь твоя с тобою,
а теперь попал в мои руки,
то разделайся со мною;
торг яма,
стой прямо!
Видя яму, не вались,
а с ворами не водись,
не зван в пир не ходи,
сиречь для чего так нечестно поступил;
и хотя грамоте и горазд,
токмо опять не думай, чтобы в наши руки не попасть, —
то есть не дал бы погони.
Взяли у него денег без счёту,
а посуды без весу,
и всё отослали к лесу.
Потом вывели из заходу прежнего Князька, которого атаман спросил: кто он подлинно таков? Он о себе объявил, что грузинской знатной Князь. И, более не мешкав,
поехали мы Кержанским лесом,
где, изобрав место, стояли с месяц.
26
Поехали из того лесу в село Работки, в котором дни три приехал тогда оного села управитель, спросил: какие мы люди? Коему мы о себе объявили,
что мы Донские казаки,
а как увидим деньги,
так не подержут их никакие замки, —
и, более не быв, из того села поехали; при том спросили бывшего тут калмыка: чьего оно господина? Которой объявил, что генерала Алексея Яковлевича Шубина...
— Постой-ка, того...?
— Того самого его. — Неужели, сказали мы, у него летней одежды нет, а всегда ходит в шубе? Почему будут к вам портные для шитья летних кафтанов.
27
И, побыв, поехали из того села и приехали на Оку на Лосенский перевоз, чрез который переезжали на пароме, где случился в то ж время офицер и спрашивал нас: какие мы люди?
А как съехали с того парому, атаман, предупредя, его остановил и при том говорил:
ты спрашивал нас на воде,
а мы спрашиваем тебя на земле:
лучше б ты в деревне жил да овины жёг,
а не проезжающих допросами пёк!
Приказал у него отобрать шарф, знак и шпагу, за что велел заплатить несколько денег, и, оставя его, поехали в Москву.
28
По приезде стали на две партии в ямской Переяславской слободе на постоялых дворах и жили более полугода, токмо всегда спрашивали проезжих: не скажется ли кто генерала Шубина. В одно время сказался нам один служителем того Шубина и при том объявил, что Шубин в то село ездит летом; почему, дождавшись мы весны, поехали ко оному Шубину. Атаман отправил к селу Избылцу меня с двумя товарищами вперед для осмотру к приезду партии места и велел дожидаться.
Мы, как вышли из Москвы, стали подходить к зверинцу, от коего поворотили к Лефортову, где усмотрели незнамо какого звания двух человек, которые вели женщину, у коей обёрнута была голова и лицо простынею по самую шею; из них впереди её шёл один с мешком. Камчатка спросил их: кого они ведут?
Те отвечали,
что они ведут бабушку на повой.
Напротив чего Камчатка сказал:
видно, что в воду головой!
И, остановя, стал её смотреть. Между тем сделалась ссора. Один из них думал выхватить нож, однако до того не был допущен: Камчатка ударил его гостинцом, то есть кистенём: что видя, другой его товарищ, оставя их, бежал в лес. А первого с тою женщиною взяли, отвезли в Лефортово да отдали у рогатки часовым.
Коя показала о себе, что она девка дому господина Лихарева, сманена оными людьми, из чего видно, что они намерение имели в тот мешок её спрятать, чтоб никто не нашёл — сиречь утопить.
29
Где оставя их, пошли мы по Володимирской дороге к тому селу Избылцу и по приходе дождались своей артели. Потом все въехали в то село к знакомому мужику, у коего приготовлеио было мною до прибытия партии четыре лодки, в которых мы и отправились водой.
И как приехали в село Работки, случился тамо на то время торг, токмо Шубина во оном селе тогда не застали: он ездил за охотой. Мы поставили в управительском и прикащиковом дворах караулы, взошли того Шубина в покои, взяли несколько денег и пожитков и, прибравши с собой управителя и прикащика да преждеречённого калмыка, сели обратно в лодки и поехали.
А как стали несколько от того села в расстоянии, то, усмотрев за собою погоню, приказали оному управителю и прикащику её остановить. Кои тем кричали, чтоб они более погони не чинили, почему тут народ запнулся. Тогда мы управителя, прикащика и калмыка положили на берегу связанных.
30
В то ж время по обеим сторонам Волги была великая тревога, в сёлах били в набат, причём для поимки Редькина команда послана была за нами. Мы бросили лодки и в них несколько пожитков, а достальное взяли с собой. Пробираясь лесами трои сутки, пришли в город Муром, стояли в оном два дни. А как об нас знать дано, то мы, пришед до села Избылца, где наши схоронены были лошади, послали наперёд к тому ж знакомому мужику спросить о бывшей тревоге.
Мужик сказал, что для нас оставлен на кабаке бургомистр и при нём пять человек солдат. Мы, об оном чрез посланного сведав, пришли в тот кабак и по приходе закричали:
шасть на кабак,
дома ли чумак,
верит ли на деньги,
даёт ли в долг?
Атаман сказал:
когда мае на хас,
так и дульяс погас...
— Чего такого?
— Всякого да сякого: что-де никто не шевелись!
— Точно ли?
— На сей конец довольно.
31
Попили вина и пива да, взяв у объявленного мужика своих лошадей, поехали к городу Гороховцу. Атаман стал говорить, чтоб избрать место для отдыху, почему приехали в село Языково, в котором жили в смирном образе месяца с три.
В том же селе на реке Суре стояло торговое армянское судно, на которое ночью пришли. Тогда хозяин его палил в нас из ружей, токмо тем спасения никакого себе не получил. Когда мы взбежали на его судно, то он, чтоб его не нашли, заклался в товарах, однако по указанию его водолива был найден. И, по несыску у него денег, которые он думал утаить, перевязали его поперёк тонкой бечёвкой да, ухватя за руки и за ноги, бросили в реку Суру; в которой подержав, вытащили обратно на судно, вздули випог — то есть огонь — и хотели его сушить. Почему, что было у него денег и пожитков, отдал, которые — и притом несколько товаров — взяли и пошли в село Борятино.
32
Тогда ж мы, сведав, что сделалась за нами погоня, пришли к реке Пьяной, где живут мордва и татары, взошли на двор к татарскому Абызу, как прозывается ихний поп, взяли у него лошадей и поехали к монастырю Боголюбову, что близ города Володимира.
По приезде стали на знакомый двор, где жили с неделю. Откуда я от товарищей своих отправлен был в Москву для приискания квартиры.
Я, взяв с собой Камчатку, поехал наперед. По приезде в Москву стали в Кожевниках. Камчатка от меня пошёл на парусную фабрику, ибо он был матрос; а я пошёл в ямскую Рогожскую к ямщику, у коего напредь сего стояли, и жил у него до осени.
Притом ходил по Москве и проведывал воров и разбойников: где кто пристанище имеет, — потому что во оное время для покупки ружей, пороху и других снарядов в Москву цельные партии приезжают. А как о многих сведал, то вздумал...
33
— Остепенись малость: какой тогда год на дворе-то шёл?
— Лето которое? Индикта со вруцелетом уже не упомню, от Адама же осмой тысящи ровно первая четверть, по Рождестве Христове на третий день.