Страница 12 из 52
15
В начале текущего столетия обо всей этой истории в монастыре напоминали только имена двух его храмов, названных по ангелам супругов Макаровых-Зубачёвых. Иоанновского собора и больничной церкви преподобной Елисаветы. Здесь обитало уже около трёх сотен монахинь и послушниц, которые, помимо своих основных обязанностей, несли послушания по прядению шерсти, вязанию и вышиванью. Работали также иконописная мастерская для сестёр и детские ясли, а близ станции Химки под Москвою находился ещё сельскохозяйственный хутор Чернецово с церковноприходскою школой.
Престольный праздник обители — 29 августа, Усекновение главы Иоанна Предтечи, — по уставу является днём строжайшего поста, почему и монастырь слыл в народе Иваном Постным. Согласно старинным поверьям в эту пору не полагается вкушать ничего круглого, напоминающего очертанием своим голову, а также резать что-либо ножом, даже хлеб, ибо тогда в качестве молчаливого укора за нарушение запрета под лезвием может потечь настоящая кровь. В престол под стенами монастыря собиралась славившаяся далеко за пределами города шерстяная бабья ярмарка: съезжались сотни возов, с которых продавали всевозможные изделья домашнего ткачества и вязки, а между чинными покупателями и торговцами втихомолку сновали лукавые обитатели соседней Хитровки, что называется, не кладя на руку охулки, прибиравшие всё, чему ни случится худо лечь.
В восемнадцатом году здания монастыря перешли в ведение ЧК: сперва здесь помещалось, говоря старым слогом, узилище, а нынче училище; сооружения с тех пор изрядно над- и перестроили. Но не так давно Ивановский монастырь был предложен к постановке под государственную охрану как памятник градостроительства, и хотя пока вопрос этот не решён окончательно в положительном смысле, крышу на соборе, как мы увидим вскоре, всё же вычинили, покрывши медным листом. Полтора десятка лет назад был выполнен также проект восстановления всей Ивановской горки в качестве заповедного старомосковского уголка, и его даже в общих чертах напечатали, — но на деле покуда он остается лежащим втуне.
16
Вот и вся в общем очерке внешняя история этого холма. Что же касается до жизнеописания населявших его людей, начиная от нищей юроденки и вплоть до лиц царского корени, в том числе занимавших некогда всероссийский трон, а также подземных ходов, какими холм источён на много уровней вдоль да наперекрест, и истинного происшествия с чортом на Куличках, — эту часть повести мы продолжим на следующих остановках, поднявшись повыше, куда я приглашаю не только постоянных наших членов, но и тех, кто доброхотно присоединился только сейчас...
Почувствовав себя пойманным с поличным, Ваня-Володя вздрогнул и не нашёлся, что отвечать, — но тут его выручила одна старожилка из среды слушающих, нетерпеливо спросившая:
— Скажите, а подземными ходами мы тоже сегодня пройдём?..
Ведущий несколько замялся, смущённый подобною прямотой.
— Нет, это уж придется отложить до следующего раза...
— Почему? — разочарованно не отступала та.
— Ну, видите ли, во-первых, не всем туда удобно и способно пролезть. Да вдобавок большинство ходов позаложено, давно не используется. Некоторые же из них и вовсе легендарны.
— А есть-таки где-нибудь свободный спуск? — никак не хотела отцепиться любопытствующая вопрошательница.
— Насколько мне ведомо, самый просторный находится внутри того самого серого огромного дома на месте Соляного двора, о котором я, уже поминал, Там идёт вниз такая широкая дорога для автомашин в расположённый в подвале гараж... и далее. Однако, повторяю, нам туда нынче никак не поспеть...
Покуда же мы ещё не удалились от Николы-на-Подкопае, я расскажу на прощание одно связанное с ним лично доброе московское предание. Однажды в день большого праздника шла мимо храма ветхая совсем старушка. Народу было битком, и вот она передала вперёд здоровенному купчине копейку с просьбою купить на неё самую дешёвую свечку. Тот сперва взял, а потом застыдился, что ему, человеку степенному и всеми знаемому, придётся позориться копеечною покупкой — да и бросил жалкую ту монетку потихоньку под колокольнею на траву.
А как служба-то отошла, стали люди выходить наружу и смотрят — чудо чудное: теплится прямо посереди травы неведомо кем поставленная свеча. Собралась толпа, дивуются, никто понять ничего не может, — а тут и купец идёт стороною, да как увидал, сразу понял. Стал на колени и всё, как было, рассказал, повинился...
Но прежде чем возобновить повесть о насельницах Ивана Постного, мы с вами двинемся сейчас мимо ГАИ к палатам Шуйских на углу Малого Вузовского и далее осмотрим ещё трое памятников гражданской архитектуры средневековья, сохранившихся здесь досель: дома дьяка Украинцева, гетмана Мазепы и Долгоруких, а заодно, несколько нарушив жёсткие границы поиска, перейдём на другую сторону Покровки, чтобы заглянуть во двор на Сверчковом переулке, где недавно восстановлены палаты именитого гостя Сверчкова. В конце восемнадцатого столетья в них находился Каменный приказ, ведавший всем зодчеством на Москве, а с восемьсот двенадцатого года четверть века помещалась его наследница — Комиссия для строений, в коей сосредоточились дела по воссозданию первопрестольного града после пожара. Но ещё прежде, в самой середине осьмнадцатого века, в подвале том, по преданию, сиживал любопытнейший вор-перевертень Ванька Каин, о чьих невероятных похождениях тоже большой разговор впереди —
Глава четвертая
ИВАН ОСИПОВ СЛАВНЫЙ ВОР
1
Ей усы, усы проявились на Руси!
Проявилися усы за Москвой за рекой,
За Москвою за рекою за Смородиною,
У них усики малы, колпачки на них белы,
На них шапочки собольи, верхи бархатные,
Ой! смурые кафтаны, полы стёганые,
Пестрядинные рубашки, золотиы воротники,
С напуском чулки, с раструбами сапоги,
Ой! шильцом пятки, вострые носки.
Собиралися усы во единой братцы круг;
Ой, один из них усище атаманище,
Атаманище — он в озямище,
Ещё крикнул громким голосом своим:
Ох! нутет-ка, усы, за свои промыслы,
Вы берите топоры, вы рубите вереи;
За Москвою за рекою, что богат мужик живёт,
Он хлеба не сеет, завсегда рожь продаёт,
Он пшеницы не пашет, всё калачики ест,
Он солоду не растит, завсегда пиво варит,
Он денежки сбирает да в кубышечку кладёт,
Мы пойдёмте, усы, разобьём мужика,
А уж этова крестьянина умеючи взять:
И вы по полю идите, не гаркайте,
По широкому идите, не шумаркайте,
На заборы вы лезьте, не стукайте,
По соломушке идите, не хрястайте,
Вы во сенички идите, не скрыпайте,
Во избушку идите, всё молитовку творите,
Ой! тот ли усище-атаманище,
Он входит в избу сам, садится в переду,