Военные повести и рассказы

– Лому всякого, железок – сто двадцать кило, шурупчиков и гаек там разных – полторы кошелки, да еще рельса старая, не очень сильно ржавая, даже со шпалой…

Сколько весит, не знаю: больно тяжелая.

– Проходи, – говорил Валерка. – А ты с чем? – обращался он к другому.

– Был в госпитале, провел громкое чтение вслух, да еще две книжки про себя, сочинения писателя Марка Твена, очень интересные… Отвага и Верность!

– Труд и Победа! Проходи. Следующий.

– А я накрасил плакат против Ходули и прочих подобных срывщиков… Ходуля меня стукнул два раза…

– Проходи.

Вот уже прибыл Стёпушкин Кира, лучший в городе сборщик металлолома. Соскочил с лодки Коля Кудряшов, прославившийся в Затоне своей тимуровской заботой о малышах, желанный гость в каждом доме, откуда отец ушел воевать. Явился главный барабанщик Павлуша Марченко – этот отличился как неутомимый песенник в госпиталях, где он вместе с другими пионерами развлекал раненых. Уже сдали рапорты Начальник Охоты – юннат Веня Кунц, Рыцарь Клетчатых Лат шахматист Юра Плотников и другие славные пионеры Рыбачьего Затона. Не было только самого Капки да Тимсона, который должен был сопровождать командора и ждал его на лодке у Рыбной пристани.

Долго не было Капки. А тьма все сгущалась, ветер порывами проносился в кустах, и деревья полоскали свои мокрые ветви в воде. Мальчики стали уже беспокоиться. Но вот заскрипели уключины, раздвинулись кусты, и длинный острый нос рыбачьей лодки вылез, шурша о камни, на берег. Тимка соскочил с носа на землю и вытянулся. В левой руке он держал лодочную цепь, правой отдавал салют. Капка, балансируя, чтобы не упасть, перепрыгивая со скамьи на скамью, сошел на берег. Валерка шагнул ему навстречу и отсалютовал:

– Товарищ командор и Мастер Большого Костра! Пионеры-синегорцы Рыбачьего Затона собрались по вашему сигналу. Рапорты приняты и занесены в книгу. Зеркала проверены. Костер зажжен.

Капка поднял было руку для ответного салюта, но, не донеся ее до головы, тяжело махнул.

– Да ладно уж… – тихо произнес он.

Валерку покоробило это пренебрежение к обычаям. Совсем по-другому, не так, не таким голосом, не теми словами должен был ответить командор.

Все молча прошли к пещере. У входа ее Кира Стёпушкин, почетный Хранитель Огня, уже разжег костер. Он еле заметно тлел под ржавым листом жести, потому что время было военное и нельзя было палить огни – в районе проводилось затемнение, даже бакенов не зажигали на ходовом русле Волги. Ветер загонял дым костра в пещеру, ело глаза, но закон есть закон, обычай свят, и мальчики молча расселись вокруг небольшого возвышения, которое громко называлось Круглым Столом. Тимка стал у выхода на часах.

– Ребята… – начал тяжелым, осипшим голосом Капка.

«Плохо дело! Сейчас откажется», – подумал Валерка.

– Ребята, я сейчас вам… – Капка запнулся.

«Решил, все кончено», – догадался Черепашкин.

– Ну… мне приходится, – продолжал еле слышно Капка, – мне вышло сказать вам плохое…

Все замерли.

Капка опустил голову.

– Арсения Петровича убили, – проговорил он быстро, и горло у него перехватило.

– А-а-а! – глухим стоном прошло по кругу.

И стало ужасно тихо. Каждому казалось, что сердце его во мраке колотится о стены пещеры. Потом кто-то, еще словно надеясь, спросил осторожно:

– Капка, ты правду говоришь?.. Ты верно это знаешь?.. Может, неизвестно еще… А, Капка? Может, это не так…

Но Капка замотал низко опущенной головой.

– Мне его мать из Саратова письмо написала. Ей похоронную уже прислали, – сказал он.

Было темно, и дым очень ел глаза, и некоторые всё откашливались.

– Ребята, – заговорил опять Капка, – конечно, горе. И даже очень большое. Хуже уж некуда. Таких, как Арсений Петрович, мало где сыщешь. А коли найдется, так для нас все равно лучше Арсения Петровича никто на свете не будет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «