Девочка у моста

Словно амеба, она отодвинулась от спящего мужчины и, стараясь не производить шума и не думать о том, что он с ней сделал, натянула брюки. С трудом поднявшись, она прижала пальцы к стучащим вискам.

Голова раскалывалась от боли, а к горлу подступала тошнота. Через единственное окно, расположенное под самым потолком, в каморку проникал свет уличного фонаря. Интересно, они здесь одни? Она принялась ощупывать окружающие предметы в поисках какого-нибудь средства от головной боли, обо что-то запнулась и упала на четвереньки. Когда ей снова удалось встать на ноги, ее вырвало прямо на мужчину.

Потом она вышла на воздух.

Внезапно оступившись, она растянулась на земле. Не осознавая, что произошло, она на несколько мгновений застыла, а потом приподнялась на локте и оглянулась. Оказывается, она споткнулась о ступеньки, что спускались от какого-то дома на тротуар. Лишь тогда она поняла, что находится на Лойгавегюр, но не смогла сориентироваться, шла ли она к центру или наоборот удалялась от него. Не в состоянии сообразить, куда ей идти, она потерянно сидела на тротуаре, уткнувшись взглядом в асфальт. Стояла глубокая ночь. До нее дошли слухи, что Данни умерла. Она не подозревала, что было в таблетках, которые ей всучил тот мужик, но чувствовала она себя хуже некуда. Приступы тошноты не прекращались, хотя желудок у нее был совершенно пустой. Встать на ноги она не решалась. Мимо проехала машина, ослепив ее светом фар, и кто-то сфотографировал ее на мобильник.

Над ней склонилась пожилая пара – мужчина и женщина, которые спросили по-английски, в порядке ли она. Поднимаясь с их помощью с земли, она промямлила, что все окей, и неверным шагом двинулась по Лойгавегюр. В какой-то момент у поребрика затормозил большой автомобиль, и перед ней возникла женщина в полицейской форме, светя ей в лицо фонариком. Она попыталась оттолкнуть ее руку, вцепившись в нее ногтями, но женщина так резко развернула ее лицом к стене, что она даже ударилась о каменную кладку головой. В следующий момент появился другой полицейский, который грубо встряхнул ее, и, упершись коленом ей в спину, завел ее руки назад с такой силой, что чуть не вывихнул их, а через мгновение на ее запястьях уже были наручники. Все это время она визжала, как резаный поросенок.

Сидя в патрульной машине, она услышала, как женщина говорит в рацию:

– Она у нас. Да-да, это она. У нее сильно повреждена голова – мы везем ее в травматологию.

Машина тронулась с места. Из рации доносился противный треск.

– Она совершенно… Нет, она не в себе, – продолжала говорить женщина-полицейский, оглядываясь на нее.

– Легавая сука, – попыталась выругаться она, но лишь прохрипела что-то нечленораздельное.

У нее опять началась рвота. Кровавые брызги веером разлетелись по салону машины, но она даже не отдавала себе отчета, откуда они взялись.

Марта узнала об аресте только на следующий день, когда к девушке наконец вернулась ясность мышления, после того как она как следует выспалась в полицейском управлении на Квервисгата. Патруль на поиски подруги Данни отправила именно Марта. Ей сообщили, что девушку обнаружили на Лойгавегюр в жутком состоянии, несмотря на которое она проявила агрессию к сотруднице полиции, в связи с чем пришлось надеть не нее наручники.

Марта распорядилась привести ее к себе. Через минуту девушка уже входила в кабинет в сопровождении конвоира. Она опустилась на стул, растерянно оглядываясь, будто все еще не до конца обрела чувство реальности. Ее голова была перевязана, а руки покрыты ссадинами, которые она получила в результате падения. Впалые щеки, рассеченная губа и потухший взгляд вызывали жалость. Ей не было и шестнадцати.

– Ты Фанней, правильно? – спросила Марта. Бедная девчонка, думала она, за последние два года три раза сбегала из дому, и все из-за наркотиков.

Девушка кивнула.

– Как ты себя чувствуешь?

Фанней лишь пожала плечами и попросила сигарету.

Марта сказала конвоиру, что он пока не нужен, и тот вышел из кабинета.

– У меня только вот эта дрянь с ментолом, – ответила Марта, извлекая пачку и зажигалку. Потом она открыла большое окно, которое выходило во двор, и зажгла две сигареты – одну себе, другую девушке – и кивком пригласила ее сесть возле себя, чтобы курить в окно.

– У тебя же есть подруга по имени Данни, верно? – спросила Марта.

Фанней кивнула.

– Ты знаешь, что с ней произошло?

Девушка задумалась на пару секунд.

– Она умерла, так? – проговорила она. – Мне рассказывали.

Марта кивнула в ответ.

– Мы полагаем, что это произошло случайно. Видимо, она превысила дозу. Вы были близкими подругами?

Фанней заколебалась:

– Ну да.

– Я решила поговорить с тобой, потому что подумала, что ты можешь помочь нам выяснить, как все было на самом деле.

Фанней уже докурила сигарету и попросила новую.

– У Данни были какие-то причины, чтобы нанести себе вред?

– Не знаю. Мысли-то всякие лезут.

– Какие?

– Все… закончить. Плюнуть на все и убраться из этой жизни.

– И у Данни тоже возникали такие мысли?

– Наверняка о чем-то таком она тоже думала, но откуда мне знать? Со мной она об этом не говорила.

– А ты не в курсе, были ли у кого-то причины нанести ей вред?

– Да не знаю я. А что?.. Ее убили, что ли?

– Тебе было известно, что она возила из-за границы наркотики?

– Мне было известно только то, что она была вся в долгах. Ее бабка и дед не давали ей ни кроны, и она хотела съехать от них. Знаю, что она собиралась поехать в Данию, а потом мы больше и не виделись. А почему вы все выспрашиваете? Что с ней случилось-то?

– Мы пока ничего не можем утверждать, – ответила Марта. – Ты знаешь, кому она была должна деньги?

– Знаю, что Рандверу она точно была должна. Только не говорите ему – а то мне не поздоровится.

– А ты знаешь парня по имени Ласси?

– Да, это бойфренд Данни.

– Значит, они были в отношениях?

– Да, причем в серьезных.

– Но ведь у Данни были до него и другие женихи, верно?

– Да, полно. Она их меняла как перчатки. Посылала одного куда подальше, и сходилась со следующим. Она прикольная была. И не дура – всякие умные вещи говорила. Много читала, и рассказывала остальным, что нового узнавала. И помогала всегда первая, если видела, что кому-то хреново – ну если кого-то тошнило, или если кто-то обделался, или если кого-то избивали… – Фанней еще раз затянулась ментоловым дымом и выбросила окурок в окно. – Крутая она была девчонка. Не то, что ее бывший – тот, с которым она встречалась до Ласси. Стебби его звали – не человек, а кусок дерьма. А вы со старыми маразматиками уже говорили?

– С кем?..

– Ну с предками Данни.

– Вообще-то, нельзя так говорить о пожилых людях. Выбирай выражения.

– Да она сама их так называла.

– Данни?

– Да, она их терпеть не могла.

– С чего ты взяла?

– Так она сама мне сказала.

– А ты не знаешь почему?

– Ну, вот бывает же, когда кого-то ненавидишь. Я как-то спрашивала у нее почему, но она не захотела говорить. А может, и сказала – я уже не помню. Да и вообще, все эти вопросы не ко мне. Я ничего не знаю. Откуда мне знать, почему они ее так достали, что она винила их во всех грехах. Может, ей казалось, что она докатилась до такой жизни из-за них. Понятия не имею.

– А ты не могла бы…

– Спросите Ласси. Он-то точно в курсе. Поговорите с ним. Ему Данни все рассказывала.

29

На первом допросе Рандвер не проявил особого интереса к сотрудничеству со следствием. Его голова была по-прежнему перебинтована, а синяки под глазами приобрели желто-зеленый оттенок. Однако Марту его вид на жалость не пробил: увидев его в допросной, она едва сдержала смех, слишком уж комичным ей показался контраст между этим тюрбаном из бинтов на голове у Рандвера и его тяжелым взглядом преступника-рецидивиста. Она дала ему время обменяться парой слов с адвокатом, который подытожил для Рандвера события, приведшие к его аресту. Однако это не сделало его хоть сколько-нибудь сговорчивее. Вел допрос начальник отдела по борьбе с оборотом наркотиков, который начал с состояния здоровья Ласси: когда его обнаружили в багажнике «Лендровера», молодой человек находился на грани жизни и смерти. Учитывая это обстоятельство, не исключалось, что Рандверу и его подельнику будет выдвинуто обвинение в покушении на убийство. Доказательства их причастности были неоспоримы. Адвокат попытался донести до Рандвера серьезность его положения, но потерпел фиаско.