Страница 19 из 41
XXXIV
Заонежанин и говорит-то не так, как говорит вообще северян, многое сохранил он из древне-новгородского наречия, кое-что прихватил от всяких соседних «детей корельских», и потому его говор сейчас узнаешь, и отличишь заонежанина в толпе русских крестьян. Ударение он делает так, что иное слово сразу и не поймешь, а уж прислушаешься, так заметишь, какой он фортель выкинул; не стесняется он и буквами и меняет их по своему, то поступаясь малороссийскому говору, то цокает, как любой рязанский плотник; иной раз так и целый слог пропустит, как петый хохол, в особенности в глагольных формах. Повелительное наклонение он образует также по своему, прибавляя к форме глагольной местоименную: в единственном числе «ко», а во множественном — «тко». Говорит обонежанин (и заонежанин), опять-таки с хохлацким пошибом, словно трудно ему слово вымолвить, медленно, с расстановочкой и притом так и распевает. Слышать, как говорит заонежанка (у них распевность сильнее всего заметна), значит слышать отличнейший речитатив, но конечно без той дрянной личины, которую надевает на него итальянская деланная (не народная) музыка; просто садись и записывай! так ловко она вытянет гласную, смягчит согласную, поднимет, опустит голос там, где нужно, что речь так и льется у неё.
Для примера достаточно будет привести здесь хотя ту первую фразу, которая по своей новизне поразила нас и которую мы тотчас же записали. Одна бабенка звала другую купаться и, стоя от неё шагах в десяти, подкликала ее: «Дьюба, а Дьюба! пойдем куплатись, бо вода так тёплла, так тёплла!» Фразу эту мы тотчас же записали так: «ас; liac; gefde; gac; hede; calic». Такое обилие звуков в такой простой фразе и легкое ударение на верхнем соль указывают как на мелодичность речи заонежской, так и на то, что заонежанка умеет интонацией обратить внимание слушателя на тот именно предмет или же на то именно обстоятельство, которое поразило ее. Не место тут вдаваться в филологические особенности обонежского говора и мы удовольствуемся лишь указаниями главных отличии тамошнего наречия от общеупотребительного великорусского говора. Обонежанин до смерти любит перенести ударение на первый слог, чем он походит на чеха; а уж если предлог перед словом стоит, так уже всенепременно ударение окажется именно на нем: не говорю, не могу, принесли, ушел; бывает, что целое слово он точно проглотит, не сделавши на нем никакого ударения. Интересен тот факт, что на. эту охоту к ударению на первом слоге заонежанин не налагает бразды иногда и в песнях, например акцентирует, как и мы в нашей обыкновенной речи, но и тут иногда он не сладит видимо с этой охотой и поет: на кол, на руке и т. п. Любит заонежанин мягкость звука, а потому и изменяет «а» в «я», «у» в «ю» и — в «ь» после ц, т. е. говорит: молодиця, словно черниговский уроженец; цюдо, словно рязанец и т. п. Заонежанин не скажет: хозяева, а непременно: хозяевы, так как у него буква «а» служит признаком двойственного числа, которое он не утерял, подобно остальным великороссам. «Ч» для него буква слишком грубая и он то и дело цокает: цитай тетко. В дательном падеже и предложном заонежанин не любит «е» и заменяет его или чрез и, или же чрез ы и потому говорит: я пойду к молодицы, я был в городи, в избы.
Когда говорит и заонежанин, и обонежанин, то он жестикулирует, меняет выражение лица и вообще любит сопровождать свою речь мимикой лица и членов. Оторванный от остальной Руси, обонежанин оказался в необходимости разработать богатства языка иначе, нежели приходилось делать это прочим великороссам; реже встречаются здесь слова татарского корня, слов ляхитского происхождения почти вовсе нет, но зато много слов финских, а вместе с тем и таких, которые заимствованы из древне-славянского языка и в других местах утерялись и заменились иностранными. Сапоги у него — бахилы, гребень для костры — бросальница, лапти — верзни, клеветник — ерестун, постоялец — жихарь (также и душа на раскольничьих лексинских картинках, изображенная в виде младенца, вылетающего из уст только что умершего), кукушка — загожка, назойливый — звяга, комедиант — изнимальщик, брюхо беременной женщины — кизуля, не одобрять — кухнать, неудалый — моня, несколько пожней — обод, выжженное место для посева — пал и огнище, пеленка — рипак, ненастье — рянда, изловчить — спорандать, смеяться — халяндать, щеголь — хаз, лощило, фабольщик, замаскированный — хухляк, ничего — целибука (воровск.), дешево — шаль (офенск.), неповоротливый — шигайдун (офенск.).
XXXV
Все речки свои, озера, леса, лощины и болота населил обонежанин всевозможными чертями, которые по месту жительства своего и кличку носят особую; даже несчастную ригу свою и неизбежную баню не оставил он без нечистой силы и в первой — поселил вечно будирующего весь род человеческий ригачника, а во вторую поселил напротив вечно веселого баечника, который, как германский кобольд, вечно школьничает, заигрывает с бабенками и девками, строит разные каверзы с подпившим мужиком и вообще принадлежит к чертям — славным малым. Обилие чертовщины надо было объяснить и вот никогда не задумывающийся над объяснением чего либо непонятного русский человек сплел целую историю о том, что у Адама после греха народилась целая куча детей, которых ему показать постыдно было: вот он раскинул умом, да и придумал попрятать их от Бога и ангелов: кого в ригу, кого в баню, кого в озеро, кого в болото и т. д. Однако Бога ему провести не удалось; Господь осерчал, да в наказание так и оставил их на вечные времена там, где их отец их спрятал. Как дети Адама, они исполняют, не хуже нас людей, завет Божий и размножаются так исправно, что любая жидовская чета может позавидовать их плодовитости. Всякая чертовщина любит табак и черта эта может быть прямо отнесена к проявлениям распространенной здесь секты безпоповцев Поморского толка, которые, приписав чертям особую охоту к этому зелью, видимо хотели удружить общностью вкусов нам никонианам. Черти не все сидят без дела и на их долю работа иногда выпадает; то надо уберечь скотинку облюбленную, то речонку новую пробуравить, то иная какая поделка найдется. Есть лошади, коровы, состоящие под особым покровительством и ведомством того или другого чертенка, а из диких животных гагара пользуется особым покровительством водяного: ее убить нельзя — водяной ее бережет; другими словами: гагара великолепно ныряет, глазаста, да и не с повенецкой винтовкой бить гагар одною пулькой чуть не за 50 сажен! Иногда черти всякого рода устраивают пиршества и если где прорвет плотину, то это верный признак, что какой нибудь юный чертенок спознался и слюбился с юной чертихой и справляют свадьбу. Раз, так вот какой случай был: шли два парня по озеру; слышат — из проруби гудёт что то; подошли — ан из проруби-то полный поезд свадебный выезжает, да мимо их и едет; везут добро какое-то; должно приданое, подумали парни, да, не будь дурни, и загребли из первого попавшегося воза полено, да сена клок, пришли домой — ан в руках-то у них парчи кусок и шелковый платок. Спёрли где-нибудь парнюги и вернее всего, что у попа стянули поповнины обновы, но черт молчит, и свалили они вину на него горемычного. Кстати следует заметить, что у попа уволочь не грех; «ну ладно! не обманывай», говорит местный житель, «не в церквы!» А то, вот анекдотец, типичный до крайности: «Встретились двое крестьян, не видавшись очень долго друг с другом. «Всем земляк: по голове земляк (раскольничья стрижка), по зипуну — земляк! (опять таки покрой раскольничий) Да ты чей?» — «Ваньки Торбана сын!» — «Так ты мне побратень!» Поцеловались. «Все ли дома по добру-поздорову?» — «Все поздорову — сынишка не здоров, без ног, без рук, матка от батьки убегла; брата Ваську решили;..» «За что?» — «За горло!» — «Тьфу дурак! не про то! за дело за како?» — «Дело-то плево, да суд-то!церковку обокрал: ризу, да дымило, да с христовой-то матки кокошник снял! судьям четверик гороху сулили — и осьмины не берут!» Впрочем анекдот этот происхождения весьма древнего и теперь никогда этот же самый Васька не взойдет даже и с преступными целями в церковь, так как побоится оскверниться. Главная работа выпала на долю водяных, которые делают новые озера и новые реки; такого происхождения Задний ручей у Кузаранды и одно из Лобских озер, близ Тихвина бора; но — это мы видели только два произведения, а, собственно говоря, водяные то и дело работают в этих местах: то ручей пробьет себе новое русло, то озером раскинется прежняя болотина. Впрочем не следует смешивать все это нечистое население озер, болот, риг, бань и т. п. с диаволами в собственном смысле этого слова; диаволы понаделаны из камней, по достоверным источникам, а именно по словам одной старицы, и в камни же обращаются, когда их обеспокоишь крестным, знамением.