Путь к славе

Свадебное празднество положило конец их краткому медовому месяцу.

Два дня спустя после официальной церемонии Наполеон снарядился в дорогу, чтобы отправиться в Италию. С той поры он вступил на путь славы; отныне ему предстояло останавливаться в гостинице любви лишь мимоходом, между двумя победами, пока не было суждено роковым жребием споткнуться об ослепительно белую постель Марии Луизы, эрцгерцогини Австрийской.

В брачной записи Бонапарт из любезности, с целью уравнять разницу лет, прибавил себе два года лишних, тогда как Жозефина из кокетства, с помощью свидетельства о рождении, за неимением правильной метрики, убавила себе четыре года. Однако это плутовство хорошенькой Женщины, не желавшей показаться слишком пожилой рядом с молодым супругом, привело к ужасным последствиям Для Жозефины при разводе, повлияв на признание законности ее брака с Наполеоном.

Бонапарт унес с собой горячку страсти, ускакав в Италию, где его ожидали самые невероятные триумфы. Он не пропускал дня, чтобы не написать своей Жозефине любовное послание, несколько напыщенное по тону. Заваленный работой, утомленный бессонными ночами, едва успев спрыгнуть с коня после объезда позиций накануне боя, молодой генерал среди умножившихся забот и опасностей никогда не забывал набрасывать на бумаге пламенные фразы, свидетельствовавшие о силе его любви. И это письмо тотчас вручалось курьеру, который скакал сломя голову день и ночь, отвозил его в Париж вместе с донесением о выигранной накануне битве и перечнем знамен, отнятых у неприятеля, которые возлагались впоследствии адъютантом на алтарь отечества при великолепной церемонии под председательством директоров.

Наконец настал дивный праздник Победы, организованный Наполеоном из его палатки, разбитой на плоскогорье Риволи. Этот день патриотических восторгов, доставленных Парижу, когда его друг Жюно поднес конвенту австрийские знамена, был задуман им ради своей Жозефины. Ничтожная и чувственная креолка превратилась в тот же день в королеву Франции. Перед войсками, перед лицом всего собравшегося народа, под пушечную пальбу и колокольный звон, которые возвещали ликующему городу торжество победы, Жозефина шествовала под руку с Жюно. В лице последнего население приветствовало представителя, друга, соратника героя Наполеона, имя которого неслось к небу, возглашаемое сотней тысяч исступленных уст. Карно, стоя в центре трибуны на Марсовом поле, держал речь, сравнивая в ней молодого победоносного генерала с Эпаминондом и Мильтиадом. Лебрен, официальный поэт, управлял хором, исполнявшим гимн, специально сочиненный для этого случая.

Весь Париж был заинтересован гражданкой Бонапарт, а ее супруг, находясь вдали от Франции и отдавая приказ наступать и взять Мантую штурмом, наслаждался заочно триумфом, который приготовил для предмета своей любви. Между тем Жозефина в тот же самый вечер после апофеоза, где она выступала богиней, спровадив мелкого актера, занимавшего ее в последнее время, отдалась гусарскому корнету, некоему Шарлю. Этот любовник получал от своей покровительницы все, что у нее оставалось от уплаты торговцам, ростовщикам, модисткам из тех денег, которые высылал семье Наполеон, обрекая себя на лишения. Таков был придуманный ею способ награждать армию.

Жозефина не только обманывала своего молодого мужа, пылкого, славного, кумира всех прочих женщин, но не любимого ею; она даже не считала нужным оказывать ему внимание, какого требовало простое приличие. Эта беспечная женщина долго отказывалась отправиться в Италию, куда Наполеон призывал ее всей силой своих пылких желаний. Изнывая в тоске по ней, он был готов на всякие сумасбродства: хотел бросить командование армией, подать в отставку, примчаться в Париж к своей Жозефине, если она не решится приехать к нему.

Наконец Жозефина с большим трудом согласилась покинуть Париж, который так любила, и пуститься в дорогу. Вместе со своим багажом она сочла нужным захватить и красавца Шарля.

Когда в продолжение настоящего рассказа у нас зайдет речь о разводе Наполеона, мы еще вернемся к многочисленным эпизодам постоянной измены этой коронованной беспутницы, судьбой которой старались разжалобить народную душу романисты, драматурги и поэты, обманывая потомство.

Наполеону изменяли не только те маршалы, которых он щедро осыпал почестями, обогащал наградами. И обе женщины, которым он предложил разделить славу его имени, оказались грязными плутовками. Мария Луиза, дочь императора, эрцгерцогиня, падкая до мужской любви, пожалуй, заслуживает даже большего снисхождения. Ведь она не была вытащена Наполеоном из сомнительных будуаров директорского волокитства, и от нее нельзя было требовать благодарности коронованному солдату, который завоевал ее со шпагой в руке и занял ее ложе победителем, как занимают сдавшуюся неприятельскую столицу.

После итальянского похода, предварительных переговоров в Леобене и заключения мира в Кампо-Формио Бонапарт, одновременно триумфатор и миротворец, снова стал бредить Востоком. На этот раз его подстрекали к тому не нужда, не честолюбие, но смутное вожделение женщины, пылкой и алчной до всего, что можно приобрести, добыть, захватить и удержать в руках, хищных и цепких, как когти. Восток был для Наполеона не только раем побед и славы, которые мерещились ему в чаду его сна и наяву. Этот край манил к себе корсиканца, как пристань и убежище.

По возвращении в Париж 5 декабря 1797 года, после утверждения Кампо-Форминского трактата и подписания военной конвенции, по которой к Франции отходили Майнц и Манигейм, то есть Рейн, Наполеон, поселившийся в своем маленьком особняке на улице Шантрейн, лестным образом переименованной в улицу Победы, вскоре изведал неудобства популярности и опасности исключительного положения в республике.

Прежде всего ему пришлось присутствовать на торжествах в честь победоносных армий. Наполеон был героем этих праздников. Все взоры устремлялись только на него среди яркой пестроты трепещущих знамен, и имя Бонапарта было у всех на устах. Баррас, Талейран, который уже пробовал свои способности в искусстве предательства, торжественно прославляли его. Наполеон отвечал в неопределенных выражениях. Из его благодарственной речи ясно выделялась лишь одна фраза, почти угрожающая: «Когда счастье французского народа будет опираться на лучшие органические законы, вся Европа сделается свободной». Этими словами возвещалась гроза. Под этой фразой, чреватой бурями, глухо рокотал громовой удар 18 брюмера (9 ноября 1799 года), когда во Франции пала директория. Один из директоров, Сийес, вместе с Бонапартом замысливший этот переворот, предложил своим товарищам по директории, Роже-Дюко и Баррасу, выйти в отставку. Таким образом из пяти членов директории остались только двое и их власть, согласно конституции, считалась недействительной. На следующий день их арестовали и затем была принята новая конституция и было назначено временное правительство из трех консулов (Бонапарт, Роже-Дюко, Сийес). Этот день считается концом французской революции. Бонапарт стал почти полновластным диктатором.

Тогда Бонапарт стал уклоняться от оваций, которые преследовали его. Карно, изгнанный из Франции после переворота 18 фрюкидора (4 сентября 1797 года), оставил вакантное место в Парижской академии. Оно было предложено Наполеону, и с той поры он нарочно появлялся на публичных церемониях в скромном фраке с зелеными пальмами. Под этой ливреей науки баловень военного счастья казался менее солдатом-победителем, чем трудолюбивым слугой идеи.

Внезапно ему в виде национального подношения вздумали подарить замок Шамбор, это чудо искусства Возрождения, однако Наполеон отказался. Он отклонил также все предложенные ему отличия и согласился только принять звание главнокомандующего английской армией.

Бонапарат подготавливал с некоторым шумом проект высадки французских войск в Великобритании. На самом же деле он занимался втихомолку изучением средств поразить неумолимого врага Франции и революции там, где он был особенно уязвим, а именно в его колониях. Наполеона соблазнял Египет, и он решил увлечь туда своих соратников. На берегах Нила представлялась возможность пожинать неожиданные лавры. Бонапарт рассчитывал вернуться из этой сказочной страны с ослепительным престижем. В его кипучем мозгу развивался гигантский и химерический план; он мечтал покорить не только Египет, но и Сирию, Палестину, Турцию, вступить, подобно предводителю крестоносцев, в Константинополь и тут обойти Европу с тыла, гоня волны своей армии, пополненные свежим притоком феллахов, бедуинов, турок и различных племен, привлеченных из Малой Азии. Наполеон мысленно расправлялся со всеми противниками, переделывал по-своему карту мира и заставлял склоняться перед мощью своего непобедимого оружия всех земных владык и все нации.