Путь к славе

– Мы совершенно разбиты от усталости, – заметил один из солдат.

– И еще не ужинали, – прибавил другой.

– А завтра надо быть крепкими для вступления в Монс, – сказал третий.

Тот, который рассказывал всю историю, проворчал!

– Там, в этом проклятом замке, получишь, чего доброго, еще пулю в лоб или взлетишь на воздух! Из-за мальчишки не стоит рисковать своей шкурой.

– В таком случае я пойду сама, – сказала Екатерина, – пойду одна, потому что Лефевр стоит в карауле со своим отрядом, а вы все слишком трусливы для того, чтобы идти со мной. Я обещала его матери вернуть ей ребенка и сдержу это обещание! Пейте, кушайте, спите хорошенько, детки! Покойной ночи!

– Гражданка Лефевр, я пойду с вами, если вы хотите, – сказал Красавчик Сержант. – Вдвоем не страшно!

– Скажу, лучше втроем, – сказал негромкий голос, и к ним приблизился ла Виолетт.

Его сабля не имела ножен, весь мундир был изрублен. На голове у него была австрийская драгунская каска.

– Ты пойдешь с нами, ла Виолетт? Вот это славно, парень! Ты знаешь, ведь это наш малютка Анрио, это его негодяй Леонард бросил в замке!

– Дело не в нем, а в вас! Я не могу оставить вас одну на поле битвы, вы знаете… О, я порядком-таки боялся весь День, и это увидел драгунский капитан, который рассек мне кивер своей саблей. Я остался без шапки, как видите.

– И ты убил его?

– Да, чтобы отнять у него каску. Не мог же я ходить без каски, это имело бы вид, что я заснул во время сражения! О, это было не так просто! Капитан был окружен пятью драгунами, которые не подпускали меня к каске их командира. По-видимому, они очень дорожили ею. Но я все-таки достал ее, хотя это и было не легко. Пятеро драгун держались долго. Ужасно упрямый народ – эти австрийцы!

– И ты, помощник маркитанта, сделал это? Ай да молодец!

– Да!.. Но пойдемте же в замок! Я докажу вам, что ночью я не трушу, как я вам и говорил.

В ту минуту, когда они собирались отправляться, темная тень загородила им дорогу.

– Как? Это вы, Марсель? – воскликнула Екатерина в изумлении.

– Он тоже пойдет с нами – заявил Ренэ. – Разве там не пригодится врач, если ребенок ранен?

И они вчетвером пошли во мраке, среди тел, развалин укреплений, поломанного оружия, загромождавших окрестности Жемапа.

Под развалинами замка Левендаля Екатерина нашла маленького Анрио без чувств, но только слегка обожженного. Марсель начал ухаживать за ним и скоро привел в чувство. Когда спасенного мальчика привели в лагерь, он был усыновлен 13 полком и стал сыном полка.

XXI

Тулон так же, как Марсель, Лион, Кан, Бордо, противился революции. Роялисты в союзе с жирондистами открыли коалиции ворота города и арсенал. В тот момент, когда вся Европа ринулась на Францию, стремясь диктовать ей законы, жирондисты, забывая о своем прошлом, отступили и заключили союз с врагами, призывая во Францию иностранные державы.

Но в это же время в комитете общественного спасения были Робеспьер, Сен-Жюст, Катон, Карно; добровольцы постоянно прибывали в армию; молодые генералы, как, например, Гош и Марсо, заменили на границах Дюмурье и Кюстена, участвовавших в роялистском заговоре. Особенно же счастливый случай сделал то, что артиллерия республики, направленная против Тулона и английского флота, была поручена молодому, неизвестному артиллерийскому офицеру Наполеону Бонапарту.

Город был наполнен пестрой толпой, собравшейся со всего побережья: тут были испанцы, неаполитанцы, сардинцы, мальтийцы. Папа прислал монахов для возбуждения населения. Это была южная Вандея, более страшная, чем западная, так как в руках восставших был морской путь, благодаря чему они могли получать подкрепления, а среди них английские войска.

Республиканская армия была разделена на два корпуса, между которыми возвышалась гора Фарон. В ней царила смесь энтузиазма с неопытностью, храбрости с отсутствием дисциплины, и эти импровизированные, нестройные отряды были ядром будущей итальянской армии.

Командирами люди делались случайно; за какую-нибудь неделю простые солдаты превращались в генералов. Высшее руководство находилось в руках плохого художника и еще более плохого солдата Карто. Врач Доппе и бывший маркиз Лапойп были его помощниками. Эта странность объяснялась тем, что почти все прежние офицеры принадлежали к дворянству и потому бежали или эмигрировали. Комиссары конвента – Салисетти, Фрерон, Альбитт, Бар-рас и Гаспарен – воспламеняли мужество и энергию командиров, возбуждали солдат, призывая их к сопротивлению и ожиданию победы.

Осада длилась. Ольюльские ущелья, примыкающие к Тулону, были взяты, но крепость держалась, защищаемая сильными укреплениями. Осада требует военной опытности, знаний и хладнокровия, а всего этого не было ни у вождей, ни у солдат этой только что возникшей армии. Карто, главный начальник, не имел ни малейшего представления об артиллерии.

Случай привел к нему Бонапарта, который на пути из Авиньона в Ниццу остановился в Тулоне, чтобы повидаться со своим земляком Салисетти. Последний представил его Карто, который с искренним удовольствием, ожидая похвал, принялся показывать артиллерийскому офицеру свои батареи. Бонапарт только пожимал плечами; пушки были поставлены так неумело, что ядра, направленные против английского флота, не долетали даже до берега.

Карто оправдывался тем, что порох был плохой, но Бонапарту не стоило никакого труда опровергнуть все его объяснения. Представители конвента, пораженные его доводами, тотчас же поручили ему руководство осадой.

В несколько дней, обнаружив поразительную энергию, Наполеон вызвал офицеров и артиллерийские припасы из Лиона, Гренобля, Марселя. Он чувствовал, что здесь было бы бесполезно вести атаку по всем правилам. Если бы удалось заставить английскую эскадру уйти из Тулона, то осажденный город должен был сдаться, поэтому необходимо было завладеть пунктом, откуда можно было бы обстреливать рейд; таковым был мыс Эгильетт. «Здесь весь Тулон!» – решил Бонапарт с гениальной проницательностью. Он занял этот мыс; английский флот ушел, и Тулон сдался. Коалиция была побеждена. На юге не могла больше повториться Вандея, а Бонапарт, победоносный и гениальный, занял место в истории. Он был сделан артиллерийским генералом и послан в Ниццу, где находилась главная квартира итальянской армии под начальством Дюмербьона.

Прославленный, достигший в двадцать четыре года такого положения, которое удовлетворило его честолюбие и насытило его желания, Бонапарт занялся устройством судьбы своих братьев и сестер, мысль о которых по-прежнему не давала ему покоя.

Удача брата Жозефа приводила его в восторг. Говоря о нем, он всегда прибавлял: «Счастливец этот негодяй Жозеф!» Женитьба на дочери торговца мылом казалась ему в то время верхом счастья. К. этому восхищению счастьем юной четы присоединилось некоторое сожаление о невозможности жениться на Дезирэ, второй дочери мылоторговца Клари.

Однако другой брак, которого он не предвидел, расстроил и рассердил Наполеона.

В Ницце он узнал, что его брат Люсьен женился, но при таких обстоятельствах, воспоминание о которых еще через десять лет вызывало его гнев.

Люсьен занимал маленькую должность в военном управлении в Сен-Максимене, в Воклюзе. Он был молод и пылок, хорошо говорил и был общим любимцем в трактире, где обедал.

У трактирщика Буайе была хорошенькая дочь Кристина. Она не устояла против красноречия и комплиментов будущего председателя совета пятисот и объявила отцу, что хочет выйти замуж за Люсьена.

Трактирщик, уже собиравшийся отказать в обедах своему клиенту, запоздавшему с платежами, почесал затылок и наконец согласился. Все-таки это было средством покрыть счета этого неисправимого неплательщика.

Наполеон, узнав, что его брат дал ему в родственницы дочь трактирщика, не помнил себя от гнева. Он уже предвидел свое величие и его приводило в бешенство все, что могло повредить его карьере или уменьшить блеск его имени. Он прекратил всякие сношения с братом и никогда не примирился с молодой женщиной. Кристина Буайе была кротка и скромна; несколько раз она пыталась смягчить Наполеона и снискать его расположение, но он оставался глух; дочери трактирщика не было места в его сердце.