Листея

– Валя!, – сладкий голос Надежды прозвучал, как только я свернул за угол, – отличные новости!, – подбежав, я уставился на список и камень, что тяготил меня уже несколько дней, спал с души.

– Поступил!

* * *

Заселение в общежитие, дело необычайно муторное, как и само проживание в оном, но когда другого выхода нету, любая каморка кажется королевскими покоями. Если говорить начистоту, меня никак не встретили, ведь и сама комната была пуста. По слухам, коменданты, главные люди в общаге, заранее знают детей новоприбывших, и определяют особей в приятную экосистему, что непременно может быть правдой.

– Что-то я тебя раньше тут не видел, – вдруг прервал мои поиски санузла некий молодой человек.

– Так я новенький тут, первогодка, – дружелюбно улыбаясь ответил Валерьян.

– Знал ли ты, что слабые особи обычно погибают в дикой среде, – вдруг сотряс воздух своей философией изрядно хулиганисто выглядящий парень, – мы с тобой не ужились бы в одном племени.

– Тогда, друг, нам лучше не пересекаться.

– Ты мне тут на заднюю не дави, слабых особей принято поколачивать по моим понятиям.

– А я по твоим понятиям не живу, теперь дай мне пройти, друг, – всеми правдами и неправдами новичок пытался выбраться из конфликта.

– Похоже ты туповат, – бандит преградил дорогу, – ты мне душу мозолишь своим существованием. Думаешь, я не видел Валерьяна Видоплясова на 3 месте в списке поступивших?

– Да, думаю он мог бы выдать результат и получше, – вдруг прервал нарастающую ссору задорный голос другого парня, – Тёма, ну тебе не хватило вчерашнего, иди сходи с бомжом за бутылку “Жигуля” подерись, а от новичка отстань, – говорил спаситель положа руку на плечо 150 килограммового задиры, тот бурча себе под нос проклены мирно удалился, поспешно завернув в другой коридор.

– Спасибо, я Валерьян…

– Знаю, знаю – Валерьян Видоплясов, – наконец-то его можно было разглядеть полностью, взгляд был закрыт круглыми, темными очками, над которыми красовались довольно массивные, но аккуратные брови, виски были выбриты только с одной стороны, когда другую накрывали длинные пряди прямых волос, светлая, божественно чистая, и гладко-выбритая кожа, подчеркивалась острыми скулами. Дальше по списку шел кремовый плащ под которым скрывалась обычная уличная одежда, и странного вида кожаные туфли с брошью осы, которая также сверкала на воротнике плаща, – добро пожаловать, друг, меня Василием звать. Знаешь, а пошли-ка в мою комнату, вижу ты тут бесцельно бродишь.

– Я туалет иска…

– Ну не стесняйся, пошли, – Вася приобнял спасенного и повел к себе.

– А можно вопрос?

– Да?

– Почему этот хулиган послушался тебя?

– Я староста в его группе, постоянно выгораживаю по разным вопросам, он мне за многое уже в ответе.

– А что за прошлый раз?

– Когда Тимур насадил мертвую кошку однокурсницы на швабру и омыл ею полы, после того как разлил ведро помоев под дверь другому первогодке? Да так, пустяки, – Василий много и активно жестикулировал, будто ставя кукольный театр своими движениями, – если честно, с подобными хулиганами нужен особый подход. “Искусство быть посторонним”, и вся херня, догоняешь?

* * *

Комната Васи была неким панковским раем, начиная с различных плакатов с кричащими лозунгами – “Я всегда буду против!”, “Вечность пахнет нефтью!” и иными прелестями протеста, заканчивая обычным беспорядком, и немного расстроенной гитарой в углу. Аки горный пик, книга “Летовский Семинар” красовалась недочитанной и в попехах оставленной на кровати.

– Думаю, извиняться за беспорядок уже поздно, – улыбнулся хозяин комнаты, – тебе чай, кофе или что-то покрепче?

– Чай.

– С сахаром, молоком, зеленый или черный?

– С сахаром, черный, спасибо.

– А что ты тут один шляешься, Валь, можно же так тебя называть?, – продолжал разглагольствовать Василий роясь в кухонном шкафчике, – разве ты не приехал с какой-то девкой?

– Да, Надежда, мы с одного поселка.

– А она приятной наружности, не так ли? Ты так-то приятный парень, думаю мы с тобой подружимся, – Вася положил перед Валерьяном кружку горячего чая, а себе ловким, давно заученным движением, открыл бутылку, – а чего тебе резко зачесалось столицу покорять, друг?

– Мне давно говорили о невероятном множестве возможностей, что открываются здесь, на моей родине разве что трактористом устроится.

– Ну а тебе захотелось в артисты, неплохо.

* * *

– Я никогда не был противником коммунизма, именно коммунизма, каким он должен быть. Коммунизм – это Царство Божие на земле, – у Васи давно опустела пятая бутылка, а за окном сверкали первые звезды и темная пелена охватывала комнату, оставляя только свет настольной лампы.

Смотря на человека по ту сторону стола, я невольно напевал “Васю”, группы “”Браво”, именно эта композиция всплывает в голове при виде стиля, социальных взаимосвязей и просто поведения молодого человека.

– Ну а кто сидит с красивой дамой, конечно он!

– Что?, – Василий стрельнул в меня удивленным взглядом.

– Да ничего, думаю, мне идти пора, спасибо за радушный прием!

– Да не за что! Завтра не опаздывай к первой паре!

* * *

Выполнения одного и того же действия на протяжении многих дней, недель, месяцев, смывает время в одну кучу и оно незаметным ходом ускользает из границ восприятия, тем самым, быстро истекая, вызывая только удивление – “Уже полгода прошло!? Быть не может!”. Все мои успехи в качестве студента не прошли даром, хоть я и переходил пороги задираний Тимура по поводу и без, старался старанно и прилежно выполнял главную задачу – получить знания!

Особых происшествий не было, за этот условный семестр я успел познакомится с большинством одногруппников, и вызвать симпатию у многих преподавателей, по словам Федора Владимировича Выговского, учителя истории, своим “Спартанским упорством”. Тревожила Надежда, на людях постоянно сверкает, а в меня бросает тревожные взгляды, когда осмеливаюсь подойти, отнекивается, что странно. За то радовала дружба с Васей, что не давал унывать моему вечно витающему в облаках мозгу, такой старший товарищ было очень полезен и в плане учебном, и моральном. В общем дела шли неплохо, пока я не столкнулся с одним серьезным потрясением.

* * *

– Рудченко! Выглядишь как жертва Освенцима, плохо спал прошлой ночью?, – примерно таким остроумием красовался Федор Владимирович, перед лекциями и между бесконечными телефонными спорами со своей женой, что по общему настроению беседы, не просто не давали спуску мужчине, а и контролировала суженого как мать сыночка. Интересным был и факт, что он никогда не выходил из аудитории, больше того, узник брака постоянно искал поддержки у зала, а этот зал только понимающе вздыхал, выражая немую ментальную заботу о учителе. Можно было ужаснутся к чему привела жизнь Выговского, таки Вася с Валей, сводились к мнению, что свой путь каждый выбирает сам, и на тропу матерого подкаблучника тоже вставали в здравом уме. Даже это не мешало преподавателю всегда смотреть горящим, и жутко дружелюбным взглядом, сквозь свои маленькие, прямоугольные очки. Иногда он резко взмахивал мудрою головою, отгоняя приставучие кудри, что закрывали зрение, – вот если честно, я бы вторую мировую по другому начал, во первых я не начинал бы её в 39-том.