Листея

– А ты не унываешь, Боря, – зубы пасовали, перекидывая сигарету между собой, – а у нас тут перестрелка, так-то! Вероятность нахождения улик достаточно велика!

– Интересный вы человек, Мирон Валентинович, ходите весь, как призрак коммунизма, понурый, тоскливый, а как дело доходит к синдикату, так вы сразу навострите уши, аки ищейка!, – достав фотоаппарат помощник следователя начал в деталях запечатлять место преступления, – переулок как переулок…

– Переулок у тебя между булок, Боря, а это улица “Золотогорская”!, – Трубецкий отвесил отцовского подзатыльника напарнику, – а вот это что?, – он поднял кусочек бутылки.

– Стекляшка?…

– Нет! Улика! Посмотри, а тут-то отпечаточки видно!, – он просветил находку на солнце, – это мы пробьем на базе, – одев перчатки, достав полиэтиленовые пакеты, мужчина сложил свою маленькую причину для радости и принялся за подальшее исследование зоны, – ха-ха-ха-ха! Кровь! Это мы тоже пробьем на базе!

– А чья?, – сделав еще один снимок Боря уставился на пробирку с жидкостью в руках старшего товарища.

– Мне откуда знать? Я вижу и знаю не больше тебя, – он окинул взглядом улицу, – все кто здесь были, вместе с нападавшими и пострадавшими, явно скрылись с места преступления! Что указывает на нечистоты той и той стороны!, – уходя от темы вопроса Мирон буквально из воздуха рисовал картину событий.

– Кровавый след продолжается, товарищ следователь, – минуя взглядом препятствие в виде своего пуза он нелепо шлепал ботинками по лужам пытаясь не задеть присохший след – вот! Только гляньте!, – коронер медленно подошел к пятну и наклонился.

– Действительно, Боря, слее…, – не успев закончить в глазах начало бегать изображение, окружающая среда не хотела воспроизводится на зенках, а ноги заключились в легких амплитудных колебаниях, тело бросилось в легкий мандраж, после затряслось как худющий кошак от проливного дождя. Приступ продолжался несколько секунд пока Валентиныч не прислонился к мокрой стенке, и потихоньку заземлялся восстанавливая баланс сил, но природа таки взяла верх и он свалился трутнем на асфальтную дорогу.

Сколько прошло времени? Шло ли оно вообще? Вопросы больше риторические, ведь грань между сном и реальностью, фантасмагорической фантазией и холодным окружающим миром была окончательно стерта. Поднимется он в своей голове или все же очнется на улице “Златогорской”? Также остается тайной.

– Все нормально, Мирон Валентинович?, – Борис подбежал к бледному аки перепуганная смерть напарнику.

– ТЫ, – вдруг в ответ последовал истошный крик, – З-з-зофия! Моя родная, – обняв пухляша он прислонился к груди парня, – тяжко мне с сыном нашим, больно мне, больно. Но человек он умный, хороший, не пропадет, но до сих пор снится мне как держу мертвую тебя на руках, но хорошо, что не бросаешь дурака старого, приходишь, спасибо тебе, любимая, – на рубашке помощника появлялись мокрые следы от слез, – жизнь идет! А я стою, София, не поспеваю за ритмом бытия-то нынешнего. Куда мне уже быть? Куда я есть?, – он оттолкнул Борю и ринулся вглубь переулка нелепо-перевалочной ходой, – иди ко мне, жизнь. Найди смысл же во мне самом, где суть бесконечных скитаний в запутанных лабиринтах неочищенных трупарен? Только отмывание веревки от тухлого смрада немытых шей может успокоить душу блудную? Кто сказал такое, София?

– Вам нужно отдохнуть, Мирон Валентинович, – заключил молодой защитник правопорядка, – пойдемте домой лучше, на сегодня все.

– Ты права, солнце, мне нужно отдохнуть. Слишком хорошо чтобы отказаться, слишком страшно чтобы взять, – он уселся на железные ступени около пожарного выхода, – прогони дракона, прогони змея на каждой чешуйке которого было оглашено обвинение в мою сторону. “Это все из-за тебя”, стри ящера с глаз моих долой, чтобы на душе было спокойнее. Не хочу видеть затемненную годами правду.

– Ты её больше не увидишь, Мирон, – на месте Бориса стояла долговязая женщина с ребенком на окровавленных руках, лицо дитя и матери были искажены в ужасной агонии, а правой руке дама держала пистолет.

– София?, – время погрузилось в густую смолу и летящую пулю можно было разглядеть во всех подробностях, “Это все из-за тебя”, гласила выцарапанная надпись. Спустя мгновение снаряд набрал прежнюю скорость и насквозь рассек голову мужчине.

И только дракон заливался хохотом на крыше.

* * *

– Просыпайтесь!, – голос отдавал звенящим эхом, – тут вас сын пришёл навестить, не время спать, – с трудом разув глаза Трубецкий обнаружил свою тушку посред медицинской палаты, склонившись над ним стоял старенький врач, а рядом с оным, Вася и Борис, с охапкой гостинцев.

– А что ты это батьку, ты всех нас на уши положил! А-тя-тя!, – он кинул авоську с цитрусовыми на прикроватную тумбочку, – ну давай, рассказывай как оно было.

– Боюсь он сейчас не в состоянии что-то рассказывать, – вмешался в диалог Боря, – меня кличут Борисом, я напарник Мирона Валентиновича, – помощник протянул руку младшему Трубецкому.

– Василий, сын Мирона Валентиновича, – панк крепко пожал руку, – тогда давайте вы рассказывайте что было.

– Ну, – начал пухляш, – нашему следователю поплохело и он потерял сознание, установить причину так и не удалось, поэтому мы только сдали всевозможные анализы, да и ждать остается.

– Все нормально, батьку?, – Вася по-дружески положил руку на ногу отцу, – ничего страшного, возраст берет свое, правда?, – он расплылся в улыбке.

– Мгм, – в ответ получилось выдавить не членоразборный звук и кривоватую ухмылку.

– Все будет хорошо, он у вас мужик крепкий, здоровяк!, – на сей раз в разговор вмешался врач, – полежит у нас тут недельку, пока результаты анализов придут, а потом домой!

– Это хорошо, – покачал головой сын, – мы посидим тут, составим ему компанию, – он кивнул в сторону папы.

* * *

В село, к родителям, хмпф! Интересную отмазку таки придумал, хотя неправды в ней и нету. Чемоданы собраны, новая одежда на мне, и столица тоже будет лежать у моих ног.

И вправду, теперь Валерьяна окутывал совершенно новый наряд. Шарф с чудными узорами, напоминающие множественные окна ночных небоскребов, висел на шее. Тело было защищено тканевой шинелью-накидкой, под которой скрывалась рубашка. Джинсы и лакированные чернющие туфли, довершали образы молодого артиста. А что собственно в чемодане? Верно, сельская одежда, с которой Видоплясов приехал в город, и которую носил на протяжении нескольких курсов. Настало время попрощаться с прошлым, откинуть оковы своей натуры, и выступить на борьбу со злейшим врагом – столицей. Спустя несколько десятков минут езды, несколько сотен метров ходьбы по знаком дорожкам, улицам, забытым тропинкам, Валя таки дошел к родному селу.

А ведь ничего не здесь и не изменилось, ни грамма, ни на йоту, только вот запустение приходит в село родное. Соседи повымирали, поуезжали куда-то далеко, всех кого я тут знал, не стало больше друзей, знакомых. Так оно и приходит – одиночество. Вот и мой дом, моё убежище ранних лет, стоит себе, даже не двинувшись не обвалившись, зайти что-ли? Поздороваться с остатками моей сельской жизни? Надобно.